Липе, конечно, хотелось спросить, сколько, сколько же оставили ему в наследство, но постеснялся. Наследство, знал он, найденное богатство, да еще такое далекое…

— А знаете ли вы, сколько денег…

— Да, сколько? — нетерпеливо перебил его Поделко.

— Десять тысяч рублей! Целое состояние! Вы — Бродский! — не своим голосом воскликнул пристав.

— Десять тысяч… — едва повторил ошарашенный жестянщик.

…Липа стоял посреди улицы, не зная, что с ним творится. Осенний ветер трепал щеки, сбивал бороду. В одно мгновение он разбогател! Никому, никому он не расскажет, даже жене, даже Михелю, никому. А почему? Действительно, почему? Что он сделает с таким богатством? Помогать беднякам! Сколько кругом ветхих домишек с растерзанными крышами и горбатыми стенами, с покосившимися окошками. И ветер с Днепра насквозь их продувает. А разве плохо быть благодетелем? Хорошо, очень хорошо… Да, да, никому из своих он не расскажет о десяти тысячах, но с кем бы ему все-таки посоветоваться?.. Так, так, он придумал… Тот человек, с кем он надумал посоветоваться, согласится с ним. Все же нужно сначала самому хорошо все обдумать… Всю ночь он сегодня будет думать, думать…

Дома жена возилась по хозяйству, внук готовил уроки, другие дети — две взрослые дочери — делали свои дела: одна шила, другая гладила. Липа поужинал и, почти ни на кого не глянув, погрузился в свои раздумья.

А думал он вот о чем: Мендель Бейлис томится в тюрьме, бедствует без всякой помощи. Жалко его… Он ведь страдает не за свои грехи. А какие у него грехи? Что за грехи? И за что ему тюрьма? Мендель Бейлис сидит в тюрьме за всех евреев России. Да, да. Это сущая правда.

Какой-то неясный еще план рождался в голове этого простодушного ремесленника. Мысли путались. Теперь уже Липа понимал, что для достижения цели требуются жертвы. Ему, Липе Поделко, нужно стать первой жертвой. Так оно и будет… Наследство, правда, могло бы всю его семью поставить на ноги, как сказал пристав, «хватит с вас звона жести, сопровождающего всю вашу жизнь». Хватит с него, бедняка, согбенной поясницы; какая у него покалеченная жизнь! А какую благотворительность он смог бы развить! Сколько света и надежд пришло бы в его бедняцкий дом! А как ожила бы его старушка, прозябающая в постоянной нужде. «Что ты, Липа, дашь мне на субботу?..» — тоскливо сверлит ее скорбный голос. Никогда бы не гасли радость и свет в его доме! Даже в будний день скатертью был бы накрыт не только обеденный стол, но и кухонный шкафчик…

Но нет, он будет ждать, как все евреи ожидают, светлых празднеств с приходом Мессии. Ждали ведь столько, так подождет еще! Зато жестянщик Липа, жестянщик из поколения в поколение, ремесленник испокон веков, спасет безвинно страдающего несчастного человека.

Нужно только найти адвоката Марголина, говорят, что тот что-то предпринимает для спасения Менахем-Менделя Бейлиса. Вот с ним он и посоветуется…

Отягощенный размышлениями, Липа рано поднялся, умылся и произнес утреннюю молитву. Молча перекусив и никому ничего не сказав, он направился к присяжному поверенному. Как же узнать адрес этого адвоката? Липа как-то слышал, что Марголин будто бы проживает по Кузнечной улице, но не знал, в каком доме. Что ж, он будет ходить из дома в дом, пока кто-нибудь не укажет ему точный адрес.

Уже на Кузнечной Липу осенила мысль: надо обратиться к полицейскому, стоящему на посту, и осведомиться у него.

Высокий, длинноусый полицейский смерил подошедшего ремесленника суровым взглядом. Очевидно, одежда его не пришлась по душе строгому блюстителю порядка. У Липы замерло сердце.

— Что тебе нужно от господина адвоката? — спросил наконец городовой. — Почему молчишь, господин еврей? — спросил он, все еще рассматривая Липу.

— Нужен мне этот господин Марголин.

— Для чего?

— Я должен получить наследство… вот и хочу узнать…

— Вот как! — Полицейский разгладил длинные усы и с удовлетворением улыбнулся. — Наследство… А большое наследство?

«Его собачье дело», — подумал жестянщик, но не отвечать вовсе было нельзя.

— Видите ли, ваше благородие, — замялся Поделко, — я получаю наследство от моего отца.

— Так вот я и спрашиваю — большое ли наследство?

Липа промолчал.

— Пойдем, укажу тебе, где проживает господин Марголин. Гляди, видишь вон тот дом на углу, куда повернул трамвай? Да смотри, куда тебе указывают, а то таращишь свои гляделки не в ту сторону. Вон там, где бакалейная лавка.

— Вижу, ваше благородие. Благодарю вас.

Служанка сперва не хотела впускать жестянщика: «Господин Марголин занят, адвокат сегодня не принимает. Скажите, кто вы и по какому поводу пришли».

Такая встреча перепутала мысли и планы старика. Подумать только: он все подготовил, даже первую фразу при встрече с адвокатом продумал, так вот тебе такая напасть — служанка преградила ему путь.

— Прошу вас сказать господину Марголину, что мне необходимо повидать его.

— Кто вы и как вас звать?

— Как меня звать? — Липа задумался.

— А что, нет у вас имени? — рассмеялась служанка.

После небольшой паузы она смилостивилась и направилась в комнаты, но вдруг остановилась и вполоборота спросила:

— Как же мне сказать Арнольду Давидовичу, кто хочет повидаться с ним?

— Как сказать? Скажите — еврей, простой ремесленник… — Никак ей не понять, что сказать хозяину, кто все-таки хочет повидать его. — Скажите, пожалуйста, ремесленник с Подола пришел, по важному делу, по очень важному делу.

— Обождите минуточку. — И она захлопнула за собой дверь.

Минуты ожидания показались Липе долгими. Наконец распахнулась дверь и служанка впустила его.

Сняв свое пальтишко, Поделко обтрусил потертый пиджачок и брюки, словно они были чем-то испачканы.

— Вы хотели меня видеть? — спросил хозяин квартиры.

— Да, хотел… — Липа увидел перед собой человека средних лет с круглым, гладко выбритым лицом, с лысиной почти до затылка.

— Почему так смотрите, разве знаете меня? — спросил Марголин.

— Нет, никогда не видал, слышал только о вас, много слышал, господин Марголин.

— Очень приятно. Садитесь. Какое у вас дело?

— Я хотел бы просить, чтоб выслушали меня.

— Садитесь, пожалуйста.

Поделко сел, не сводя глаз с портрета на стене.

— Вам понравился портрет? — спросил Марголин. — А знаете, кто это?

— Знаю. Виленский гаон^[6], — выпалил жестянщик.

— Нет, это барон Гинзбург^[7].

Адвокату стало понятно, что его посетитель не знает, о ком идет речь.

— Вы никогда не слышали о нем? Это великий благодетель, он много жертвует.

— Понимаю, он жертвует для нуждающихся, — обрадовался Поделко. — Очень хорошо, что есть среди евреев такие люди.

— О чем же вы хотели со мной говорить?

— Я уже говорил о своем желании — чтобы вы выслушали меня, господин…

— Меня зовут Арон.

— А по отцу?

— Давидович.

— Очень хорошо. Меня зовут Липа, а отца Борух.

— Так что же вы хотели сказать, реб Липа Борухович?

— Поговаривают, что вы заступаетесь за Бейлиса, что вы его защитник…

— Пока, уважаемый, еще ничего не известно. Буду ли я защищать его, мне еще самому не известно. А если и буду, какое это имеет к вам отношение?

Пауза. Липа опять потерял все нити, не знал, как приступить к делу.

— Я, видите ли, получил большое наследство… Хорошо было бы эти деньги обернуть на спасение невиновного человека… Менахем-Менделя Бейлиса я имею в виду.

— Большое наследство? К примеру, сколько?

— Десять тысяч.

— О-го-го, целое состояние. — И после паузы: — Как же вы представляете себе, я имею в виду, каким образом думаете использовать эти деньги?

— Использовать их нужно с умом, с головой. В общем, как вы найдете нужным. Вы ведь опытнее меня в таких делах.

Адвокат беспокойно зашагал по комнате, тяжелой рукой поглаживая лысину. Наконец он остановился возле своего гостя.

— Все-таки как в вашем представлении можно использовать ваши… ваше наследство? — спросил Марголин.