Молли задалась целью убедить Корри купить ей новый широкоэкранный монитор, потому что Молли почти доломала свой, когда сначала разобрала, а потом попыталась собрать его обратно. Лишь для того, чтобы доказать, что способна на это. Оказалось, не способна.
— Ох, — сказала Корри, отвлекаясь на запах горячих кренделей из “Твисти шопа”. — Нужно обязательно заскочить сюда на обратном пути.
— Там же тонны соли, — отметила я. — А у вас и так давление повышено.
Корри метнула в меня раздраженный взгляд.
— Ты пока не врач, Эйвери. И если хочешь стать им, то не стой у меня на пути, когда дело касается горячих кренделей, — она предупреждающе погрозила мне пальцем.
Пока мы шли по моллу, Корри и Молли обращали внимание на разные вещи. В большинстве их привлекали еда и блестящие объекты. Наблюдая за Молли и ее мамой, я не могла не вспомнить о своей. До того, как она стала проводить дни и недели в кровати, мама любила шопинг. Помнится, мы выбирались в торговый центр чуть ли не каждые выходные, порой для того, чтобы просто поглядеть на свежие распродажи, ничего не покупая. А в другие дни, мы возвращались домой с пакетами, до отказа набитыми новой одеждой.
Последняя наша совместная вылазка в молл состоялась за три недели до ее исчезновения. До тех пор, пока через несколько лет я не прочла об этом в медицинском пособии, я не понимала, что изменения в ее поведении указывали на некую форму депрессии. В свои двенадцать я знала только, что моя мама больше не была собой, и я хотела вернуть ее. Торговый центр был единственным местом, который, как я думала, мог вернуть человека, которого я знала.
Но это не помогло. В тот день она вела себя как зомби, перемещаясь из магазина в магазин, но ни на что не глядя по-настоящему. И теперь я ненавидела это место. Меня воротило от вывесок, звуков и запахов. Крутило живот и кружилась голова.
Молли остановилась перед магазином электроники, когда я отстала от нее, и повернулась, чтобы посмотреть на меня.
— Ты идешь? — спросила она.
Корри с Молли были точно мама и сестра, которых у меня никогда не было. Корри радушно впустила меня в их жизнь с того самого дня, когда Молли впервые привела меня в свой дом. Но сегодня находиться рядом с ними было слишком больно.
— Я здесь подожду, — я жестом указала на пустую скамейку позади себя.
С минуту Молли изучала меня взглядом.
— Ты в порядке?
Я кивнула, махнув рукой, чтобы развеять ее беспокойство.
— Это из-за повышенной чувствительности. Слишком много всего вокруг.
Корри порылась в своей гигантской сумке и извлекла на свет упаковку антигистаминов.
— Держи, — сказала она, бросив ее мне. — Мне всегда помогает. Не могу прожить без них и дня. Мои маленькие спасители.
Я обхватила рукой маленькую баночку и выдавила из себя улыбку.
— Спасибо. Вы идите, я тут подожду.
— Я прослежу, чтобы она не застряла там на час, — сказала Корри, подмигнула мне и последовала за Молли внутрь.
Я немного посидела, опустив голову и прислушиваясь к жизни вокруг. Никто не обращал внимания на сидящую в одиночестве девушку. Все спешили мимо — в магазины одежды, или игрушек, или в ресторанный дворик. Рядом с магазином электроники, в котором исчезли Корри и Молли, находился магазин открыток. Вывеска на витрине напоминала проходящим мимо покупателям, что всего через пару недель наступит День матери.
Яркие краски завлекли меня в пахнущий цветами магазин. Я побродила среди стендов с нелепыми хрустальными розами и плюшевыми мишками, сжимающими сердечки с надписью “Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ”. Завернув за угол, я наткнулась на стенд с открытками и передо мной предстал огромный выбор открыток на День матери. Я окинула веселые красочные карточки взглядом, но ничего не почувствовала. А где открытки для матерей, которые сбежали и бросили свою семью?
Мое внимание привлек знакомый голос, раздавшийся из соседнего прохода, я приподнялась над стендом и увидела знакомые каштановые волосы Ханны Коэн. Она изучала стенд с подарками ко Дню матери, которые показывала ей продавщица.
— А как насчет этого? — спросила продавщица, доставая красивый цветок, заключенный в стеклянный купол.
Ханна едва взглянула на него.
— Нет, моя мама говорит, что лилии — это розы для бедняков, — она протяжно вздохнула, изучая остальные предложения. — Нет, мне ничего из этого не подходит.
Продавщица выглядела растерянной. Похоже, Ханна забраковала все, что было в магазине.
— Возможно, вы захотите взглянуть на наш каталог? Вы можете что-то найти там и оформить заказ.
— Моя мама не заказывает вещи по каталогу, — фыркнула Ханна. Она разгладила перед своей блузки. — Простите. Я не хочу показаться грубой, но вы не знаете мою мать.
Я знала миссис Коэн или, по крайней мере, я знала ее, когда мы с Ханной были детьми. Еще до того, как Коэны стали представителями высшего класса, она всегда хотела все самое лучшее.
— Впечатление, которое вы производите в обществе — единственное, что люди должны знать о вас, — как-то сказала она нам с Ханной, пока мы наблюдали за тем, как она стирает пыль с верха кухонных шкафчиков, той их части, которую никто никогда не видел. — Ваша жизнь может превратиться в руины, но если вы ведете себя так, будто все под контролем, вы не утратите контроль.
Ханна снова разгладила складку на блузке, так, словно слова ее матери эхом раздавались у нее в голове. У нее всегда была эта привычка, неосознанно проверять, все ли хорошо в ее внешнем виде, все ли в порядке. Не думаю, что она понимала, как часто делает это.
— Какой бы подарок я ни преподнесла ей на День матери, он должен быть идеальным, — сказала продавщице Ханна.
— Я уверена, вашей маме понравится все, что вы подарите, — услужливо предположила продавщица, широко улыбнувшись ей.
Но плечи Ханны напряглись, и она вздохнула.
— Если честно, ничто из этого не подходит. Не обижайтесь.
— Может, вам зайти в “Аннабель”? — спросила продавщица, упомянув элитный бутик через несколько магазинов отсюда.
Ханна обернулась, и я быстро отошла назад так, чтобы она не могла видеть меня, и завернула за стенд с открытками. Налетев спиной на что-то твердое, я услышала приглушенное “Ооох!”.
Я резко развернулась и лицом к лицу столкнулась со собственным братом.
— Что ты тут делаешь? — хором спросили мы с Ианом.
— Ничего, — так же в унисон ответили мы.
Густо покраснев, Иан стоял перед стендом с хрустальными розами, глубоко засунув руки в карманы. Он выглядел так, будто я застала его за чем-то, чего он стыдился.
Я сощурилась.
— Что ты на самом деле забыл тут?
Иан передернул плечами.
— Ничего. Просто по магазинам хожу.
— И с каких пор ты закупаешься в “Открытках и подарках от Лейлы”? — спросила я.
— А ты с каких пор?
— Я ничего не покупаю. Я жду Молли и ее маму. Они в магазине электроники.
— Может, я тоже кого-нибудь жду, — но в эту минуту его уши стали красными под цвет волос, так что я не купилась на это.
Я скрестила на груди руки.
— Колись, иначе я скажу папе, что ты воруешь в магазинах.
Иан распахнул рот и уставился на меня.
— Но я не ворую!
— А мне кажется, что воруешь. Ты ошиваешься рядом с хрустальными розами, в магазине, в который никогда не заходишь. Что еще это может быть?
Он опустил голову и пробормотал что-то, что я не смогла разобрать.
— Что ты там долдонишь? — спросила я, наклоняясь к нему.
— Я сказал, что покупаю подарок на День матери.
Я резко выпрямилась. Мой рот открылся, но сперва из него не вылетело ни звука. Мне потребовалось несколько минут, чтобы снова обрести дар речи.
— Но у нас нет матери, — сказала я.
Иан взглянул на меня из-под упавшей на глаза челки.
— Я знаю, — проворчал он.
— Тогда зачем ты покупаешь подарок для мамы, которой больше нет рядом?
— Это не для нее.. Это для Триши.
— Что? — взвизгнула я.
Несколько стоящих рядом покупателей обернулось на нас. Я схватила Иана за руку и поволокла прочь из магазина в коридор, где наш разговор потонул в остальном гуле, царившем в молле. Мы сели на скамейку, на которой я сидела несколько минут назад.