— Я…
«Тебе лишь нужно принять мою сторону, и твоя жизнь изменется. Думая о благе людей, о их безопасности, ты забываешь о своем счастье. О своем будущем. Разве тот человек, что убил твою мать из-за денег, заслуживает жизни и спасения?»
— Нет. — Ответила Кана неуверенным голосом, смотря перед собой затуманенным взглядом.
«Ну же, просто скажи, что ты принимаешь мою сторону, и все изменится».
— Все изменится, — повторила Кана, — все, — более твердым глосом произнесла она.
«Скажи это».
— Я…
«…принимаю твою сторону, Минерва».
— Я — голос был неуверенным, — при…нимаю, — выговорила Кана, — твою… — голос дрожал от неуверенности, взгляд заволокло дымкой, казалось, Кана не понимала, что говорила, — сторону…
*переводится как «Хрустальный город».
Глава 23
День выдался вполне солнечным. Было тепло и ясно. Кроме того, такой хороший день не предвещал ничего плохого. По крайней мере, на это многие надеялись. Деревья шелестели на ветру, создавая приятную атмосферу.
На пшеничном поле лучи солнца играли с колосьями, окрашивая их в непередаваемые разнообразные теплые охристые, желтые и ораньжевые оттенки. Было очень красиво. И мирно.
Лишь легкие, женские шажки и мелодичные девичьи голоса нарушали тишину. Хотя шелест колосьев пшеницы и стрекот кузнечиков, и разнообразных насекомых на земле не создавал такую уж тишину.
— А помнишь, как мы смотрели какой-то там ужастик, и, когда я вышла ответить на звонок, ты подложила пластмассовую упаковку от сендвича мне на сидение, а когда я вернулась, был такой эпический момент в фильме, все замолкло, и я такая села на сиденье. Этот звук смявшейся подо мной пластмассовой упаковки услышали все. — Говорила светловолосая девушка в легком, красивом светло-сиреневом платье.
— Ага, тишина продолжалась не долго, после того, как все обернулись на тебя, в зале стоял такой хохот. Хахах, я все смеюсь, когда вспоминаю. — Ответила ей подруга с необычными алыми волосами.
— Или тот случай на Рождество. «Я шампанское не буду, давай сразу текилы», как ты потом водку с пивом-то мешала, а виски с колой? Потом ты умудрилась смешать вино с водкой, и запила все это скотчем*. А на утро встать с постели не могла. Тебя тогда так тошнило утром.
— И голова болела. И из-за тебя ко мне прицепилось прозвище «Алкозаврик». — Припомнила девушка с распущенными алыми волосами, в легком белом платье.
— Это они еще прозвище «пьянь» не запомнили.
— И слава Богу.
— Ну не скажи. Вот никто так мастерски не умудрился набухаться на Рождество.
— Праздник же, — фыркнула алловолосая девушка.
— Ой, мы пришли, — воскликнула девушка в светло-сиревевом платье, — Эльза, пошли, — сказала она, хватая подругу за руку и подталкивая ее к огромному дереву, что росло посреди пшеничного поля.
Усевшись под широкую крому зеленых листьев дерева, девушки расслабились. Светловолосая девушка откинула голову назад и закрыла глаза, наслождаясь теньком. А ее подруга поджала колени к груди и повернула голову в сторону небольшого спуска, который вел к дикому пляжу.
— Люси, — подала голос Эльза, обращаясь к своей подруге. Ее голос прозвучал немного грустно.
— Да, Эльза, — ответила Люси доброжелательно и весело.
— Что будет дальше? — Эльза повернулась лицом к подруге, устремляя свой пронзительный серьезный взгляд холодный карих глаз на Люси.
— В каком смысле?
— С нами. С нашим настоящим. Мы вернемся или нет, выживем ли мы в войне или погибнем там. Жерар и Нацу. Наши непонятные отношения к ним, чувства, которых, возможно, нет. Что нам делать со всем этим дальше? Что будет дальше?
— Не знаю, Эльза. — Серьезно и тоже как-то грустно ответила Люси.
— Я много об этом думала в последнее время.
— Эльза, — устало протянула имя подруги Люси, — знаешь, Нацу говорит одну мудрую вещь. Живи настоящим моментом, а не думай о будущем. Иначе так жизнь пролетит, а ты и не заметишь.
— Наверное, Нацу прав. Когда это вы с ним успели так тесно пообщаться, что теперь цитируешь его слова? — Лукаво спросила Эльза.
— Отстань, извращенка, мы очень редко общаемся.
— Чего?! Да я даже не думала о том, о чем подумала ты. Кто тут извращенка-то?
— Отстань, — смеясь, повторила Люси, — Лучше пошли, искупаемся, — сказала Люси, поднимаясь и отряхивая свое платье.
— Нет, спасибо, не хочу. — Отозвалась Эльза.
— Да брось. Так и будешь грустить? Пошли, поплаваем, — уговаривала Эльзу Люси.
— Пошли, — устало сказала Эльза, поднимаясь на ноги.
— Ура! — Воскликнула Люси и, напевая какую-то русскую песенку себе под нос, счастливо поскакала в сторону спуска к дикому пляжу:
«…что один из нас прощен уже, а другой простил давно. Горький осадок! Но сахара не надо! Говори всю правду, как есть. Горький осадок, но сахара не надо, Не надо parlez vous francais.»
— Ты хоть знаешь, про что это песня?
— Да какая разница? Она классная! — Отозвалась веселая Люси и вновь запела, вот только уже другую песню:
«So am I wrong for thinking that we could be something for real?
Now am I wrong for trying to reach the things that I can’t see?….
…Am I tripping for having a vision?
My prediction; I’mma be on the top of the world»
— Подпевай мне, Эльза! — Воскликнула Люси и вновь запела:
«I ain’t trying to do what everybody else doing
Just cause everybody doing what they all do
If one thing I know, how far would I grow?
I’m walking down this road of mine, this road that I call home»
А Эльзе ничего не оставалось делать, как поддаться веселью подруги. Дождавшись, пока Люси допоет первый куплет, Эльза запела с ней припев:
«So am I wrong for thinking that we could be something for real?
Now am I wrong for trying to reach the things that I can’t see?
But that’s just how I feel, that’s just how I feel
That’s just how I feel trying to reach the things that I can’t see».
— Рисли, пошевеливайся, нам пора, — Ворчала Шери, стоя около кареты, которая только что привезла их к гостинице в центре города.
Шери была одета сегодня в красивое фиолетовое платье, ушитое разнообразными бантиками и рюшечками, как требовал стиль барокко. Это платье было не очень ярким, тона были пастельными, в том числе и основной цвет фиолетовый. Платье не перебивало красоту хозяйки, а наоборот подчеркивало.
Волосы девушки были забраны в красивую, сложную, замысловатую прическу.
Из кареты вылезла с чемодами темнокожая девушка в дешевом, синем платье. Платье и в сравнение не шло с шикарным видом Шери. Рисли выглядела как обычная служанка. Ее темные густые кудрявые волосы были растрепаны и выбивались из самого обычного хвоста. Даже резинка была самой простой и не замысловатой.
Вот такой вот контраст.
— Шери, а не слишком ли ты разодета? Тебя сразу заметят. — Робко поинтересовалась Рисли, когда карета уехала.
— Глупая, мы будем жить в другом крыле гостиницы, инквизитор и наша ведьма нас даже не заметят. А если и заметят, они ведь нас даже не знают.
— И каков план?
— Все очень просто. Ты устраиваешься на работу в эту гостиницу, — Шери запнулась, посмотрела оценивающе на Рисли, и продолжила, — точнее я тебя устраиваю. Ты приносишь нашей ведьме отравленную пищу и вуаля, мы поручение Минервы выполнили!
— Как я узнаю, как она выглядит?
— Это элемент воды. Она будет выглядеть необычно, очень похожа на свою стихию и внешностью и характером. Ты поймешь. Ты почувствуешь. Минерва говорила именно так. — Объяснила Шери, беззаботно осматривая город. — Ах, как тут красиво. Нужно будет пройтись по магазинам. — Шебетала Шери, кружась вокруг себя.
Рисли же, закатив глаза и глубоко вздохнув, взяла тяжелый чемодан Шери и направилась ко входу в гостиницу. Шери поскакала за ней.
Рисли всегда выводили из себя такие беззаботные, богатенькие, но непредставляющие из себя совершенно ничего, девочки.