— Все верно. Позвольте представить вам мою жену, — сказал Грей. Джувия округлила глаза, — Джувия Фулбастер, она немного стеснительная, вы уж извините за этот легкий румянец ее щек.

— Ох, это так прекрасно, видеть смущение на юной даме. Не стоит смущаться простых вещей, ma chérie, — по-французски сказал он последние слова. — Рад приветсвовать столь прелестное создание в нашей гостинице, — все еще смотря на Джувию, которая пыталась побороть румянец, сказал мужчина, по происхождению явно француз, — надеюсь, мы не разочаруем вас, — обратился он уже к Грею.

— И я на это надеюсь, — ответил Грей вежливым тоном, принимая ключи от номера у портье. — Идем, дорогая, — обратился он уже к Джувии, уходя к лестнице. Та послушно последовала за ним, держа осанку, как настоящая леди.

— Ну и что это был за цирк? — Тихо спросила она, когда они поднимались на свой, третий этаж, где были расположены их покои.

— А как, по-твоему, я должен был тебя представить, чтобы не опустить тебя в его глазах? Сестрой? С сестрами не приезжают ночью в гостиницу. Он бы посчитал тебя проститукой, если бы я не соврал.

— Ну да, вы правы. — Согласилась с ним Джувия.

— Опять на «вы». Не надоело?

— Извините.

— Джувия, мы с тобой почти одного возраста, так что давай на «ты».

— Я постараюсь не забыть. — Улыбнулась она.

— Вот и прекрасно. На счет названия города. Здесь много зданий с большими окнами, увенчанными чистыми стеклами. Поэтому город так и назван. Хрустальным.

— Вот как.

— Ты есть не хочешь? — Спросил Грей, открывая дверь в их покои и пропуская туда девушку.

— Да, я бы не отказалась.

— Хорошо, сейчас я велю подать чего-нибудь в номер как поздний ужин.

Кана не помнила, как она оказалась в своей комнате, как в ее руке оказалась бутылка спиртного, как она сделала первый глоток, потом второй а потом и третий. Ей было плохо. Конечно, она понимала, что она сама виновата в случившемся. Ведь это ее амбиции вынудили Полюшку приподать ей столь жестокий урок. Но урок был слишком уж жестоким. Кана пережила огромный стресс, пролила столько слез, сколько, наверное, никогда не проливала. Исключением является смерть ее матери. Кана так рыдала и волоновалась только тогда. Она и представить себе не могла, что кто-то способен довести ее до подобного состояния. Боже, как это было жестоко! И они еще смеют называть себя светлыми ведьмами? А темные что? Неспроста же они решили начать войну, есть ведь какая-то причина. Чувство несправедливости. Но ведь оно у всех есть. И что-то не верится в то, что Полюшка является самоотверженной альтруисткой, готовой простить людям все их грехи.

Мир жесток и несправедлив. И никакой войной это не исправить. Это Кана понимала.

«Его можно лишь уничтожить, лишившись всей этой жестокость навсегда.» Прозвучал неизвестный голос в голове. Кане показалось, что она сошла с ума, ведь такого быть не может, но она была слишком пьяна, чтобы думать об этом. Она лишь ответила хриплым голосом:

— Лишившись жизни. Но жизнь — это величайший дар, который есть у человека. Разве человек не должен дорожить жизнью? И пусть мир несправедлив и жесток, но ведь можно не уподобляться ему, не быть жестокой.

«Нет. Позволять алчным и жетоким людям пользоваться собой ради своих идеалов. Ни за что. Уж лучше уничтожить всех людей разом!» Был ей ответ.

— Глупости.

«Как знаешь. Но война поможет. Мы избавимся от людей, будем господствовать. Мы изменим мир».

— Бред, — сухо ответила Кана, — Даже уничтожив людей, мир нельзя изменить. Ведь ведьмы — тоже люди. У нас у всех есть свои идеалы, свои убеждения. И одни всегда будут конкурировать с другими. Алчность и жестокость никуда не исчезнут.

«Если в это не верить, то нет. Но ты посмотри, что устои общества сделали со многими ведьмами да и не только с ведьмами, а с простыми людьми. Девушкам без имени две дороги — либо детей рожать в бедности, либо ложиться под мужчин за деньги, унижая тем самым себя. Мужчины захватили власть в этом мире! Разве тебе это не претит?! Из-за них и появилась вся эта жестокость!»

— Нет. Женщины тоже жестоки. И изменчивость, предательство идет именно от них.

«Неправда!»

— Еще какая правда, — хмыкнула Кана, — Библия этому учит. Ведь именно Ева, именно женщина поддалась искушению, сорвав яблоко.

«А кем была написана эта Библия?! Мужчинами! Она учит нас, что бог — это мужчина. Получается, боги в этом мире мужчины, а женщины никто и над ними можно издеваться?»

— Ты… права, — неуверенно признала Кана, — но мы что-то отошли от темы.

«Как с тобой поступили эти праведницы! Жестоко! Отвратительно! Они сами прогнили до основания, как и все люди. А чего стоят одни лишь инквизиторы? Знаешь, что эти жестокие, с позволения сказать, люди делают с бедными девушками в темницах инквизиции?»

— Догадываюсь, — прохрипела Кана.

«И тебя это устраивает? Неужели не хочется все изменить?»

— Хочется. Но это невозможно. Это изменится лишь с приходом другой эпохи. Другого времени. Мы ничего не сможем изменить. Обретение мирового господства, та цель, которой вы добиваетесь, невозможна и бессмысленна. Обрести мировое господство невозможно. В мире должен быть баланс. И жалкому человеку не прыгнуть выше Господа Бога. Не занять его место. Ваша цель — бессмысленная трата времени. А даже если и получится захватить пару стран, в чем я сомневаюсь, то ваше господство долго не продлится. Все великие империи теряли свое величество. Византийская империя распалась, Ливонский орден, пусть это и не государство, распался, Римская империя распалсь, Монгольская империя распалась, Египетская империя распалась. Но это государсва, которые, даже добившись мирового господства, распались, а что уж говорить о людях? Людям не дано подняться в высь, ведь люди — это создания божьи. И сколько не старайся, а прыгнуть выше себя не получится.

«Какая интересная точка зрения. Но мы и не собираемся прыгать выше своей головы, мы лишь хотим справедливости. Хватит прятаться, хватит терпеть издевательства над собой со стороны людей. Они господствуют. А должно быть наоборот. Ты же понимаешь это, правда?»

— Чего ты хочешь?

«Чтобы ты сделала правильный выбор стороны, за которую будешь воевать».

— Что?

«Сама подумай, эти, так называемые светлые ведьмы, сами не ангелы. Как они с тобой поступили?»

— Я поступила не лучше.

«Кана, подумай хорошенько. Не лучше ли принять сторону победителя? Если мы, ведьмы, не может господствовать над людьми, зачем Бог вообще нас создал тогда?»

— Вот и ответ, — внезапно сказала Кана, вставая с кровати, — магия не нужна. Ее следует уничтожить, и тогда мы все будет равны.

«Равенства никогда не будет. Одни все равно будут выше других».

— Да. Я знаю, и аутадафе, пытки и господство Святой инквизиции не закончатся в этом веке, возможно, не закончатся и в следующем. Но магия действительно не нужна. Она создает дурные мысли таким, как вы. Желание обрести господство, прыгнуть выше себя, а этого быть не должно. Вы ничего не измените. Войны все равно будут продолжаться, даже если вы и придете к власти. Поделите мир на государства, и будите воевать друг с другом за власть.

«Но не будет этих зверских сожжений на кострах и пыток! Я хочу изменить мир к лучшему! И я его изменю, несмотря на все, что ты говоришь. Чего бы мне это не стоило. Давай же, Кана, соглашайся. Постигнув все тайны магии, я смогу излечить любую болезнь, и даже вернуть к жизни мертвых. Корнелию, например».

— Глупость! Возвращение мертвых к жизни невозможно, ведь это…

«Что это?! Что? Это лишь стериотип. Я смогу вернуть ее к жизни. Тебе лишь нужно встать на мою сторону, и твоя жизнь станет лучше. Что даст тебе победа в войне на стороне светлых ведьм? Что?! Ты вернешься домой, и отец выдаст тебя замуж, и тебя будет ждать самая обычная жизнь. Ты ведь не этого хочешь!»

— А чего же я хочу?

«Свободы. Пусть понятие относительное, но свобода для тебя явно не заключение в четырех стенах богатого дома, воспитание детей и примерное поведение, отвечающие нормам общества».