– Не пропадать же добру, – прошептал сзади Плимут.

– Засохни, – ответил Карыч, не оборачиваясь.

Ему тоже было не по себе от этой механической целесообразности. С одной стороны, да, броню здесь не оставишь, а с другой – хоть бы погрустили для приличия.

– Проверь лучше зомбарей.

Плимут кивнул и пошёл по залу, Блин – за ним. Карыч подошёл к монолитовцам. Их старший мельком глянул в его сторону, продолжая потрошить карманы мертвеца. Сзади раздался шорох.

Карыч обернулся и успел подумать:

«Не успею».

Дробовик он уже поставил на предохранитель. Сдвинуть его и поднять оружие займёт полсекунды, но снорку, который глядел прямо на него из коридора, этого более чем достаточно. На цевьё его оружия легла чья-то рука, опуская ствол к полу. Карыч обернулся.

– Не стреляй.

Глухой голос, искажённый мембраной переговорного устройства. Снорк тем временем приближался, но ним было что-то не так. Позже Карыч понял, что: мутант шёл на двух ногах. Боком, широко расставляя ноги, изрядно кривясь набок, но стараясь держаться прямо.

«Да что же это?!»

Он смотрел на снорка широко раскрытыми глазами, а тот подошёл к трупу, принял от второго монолитовца бронежилет и начал его надевать поверх изодранного камуфляжа. После чего мутант взглянул прямо ему в лицо и прорычал-прошипел:

– Шшшссстопялишшшшссссся!?

Монолитовец сделал шаг вперёд, загораживая Карыча от снорка. Мутант сразу утратил к нему интерес, продолжив возню с пряжками.

– Не провоцируй. Опасно смотреть в глаза. Потом станет нормальным.

Карыч только кивнул. Он всё ещё не мог оправиться от изумления. Снорк тем временем надел «балаклаву» и шлем, с которого сорвал и отшвырнул в сторону пробитое стекло. Теперь, если смотреть сбоку, его вполне можно было спутать с человеком, только очень худым и сутулым. Карыч слегка расслабился, волосы под шлемом перестали шевелиться, только холодный пот стекал по спине.

– Мистика! А он того… не пальнёт?

– Не сможет, – успокоил его монолитовец. – Когти мешают. Потом изменится, станет снова человеком.

– Никому не скажу.

– Неважно. Можешь говорить. Информация открыта.

– Да ты гонишь!

– Вот так всё и было, Хомяк. Ни слова я тебе не соврал, и Блин Горелый, раз уж он в меня кашей не кидает, мои слова подтверждает. Мутант этот потом вместе с монолитовцами в Тёмную долину ушёл, и я так думаю, что учёные ихние получили очередную игрушку для опытов. Поэтому месяца три я туда ходить не собираюсь. Ну их, от греха подальше! Сегодня снорк, а завтра контроллера туда притащат.

– Один хрен. Не верю. Это что, переселение душ, что ли?

– Хомяк, я не знаю. Я тебе рассказал, что видел сам, лично, вот этими зыркалками. Но говорят, что «Монолит» и Зона – это одно целое. Может быть, для них тушку сменить – это как для нас себе новые волосы отрастить взамен отрезанных.

– Ну, и как их тогда убивали, если они вот так возрождаются?

– Не знаю. Может быть, и вовсе никак.

– Всё равно не верю.

– Ну, твоё дело. Плимут в Долине остался, в лазарете у Стоматолога. Вернётся – ещё его спросишь.

Немного спустя Хомяку выпал случай проверить Карыча. Случай свёл их с монолитовцами у Складов, и он не удержался, спросив у одного из них:

– А правду говорят, что вы, монолитовцы, можете в снорков превращаться?

– Врут, – коротко ответил тот и улыбнулся.

Зубы у него были длинные и острые, как у мутанта.

Свежие взгляды на старые дела

– Карыч, а ты вот в «Свободу» как попал? – спросил Хомяк.

Они сидели у костра, разведённого на втором этаже мехдвора. Классическое место привала по пути на Янов. Дошли туда быстро, солнце было ещё высоко, но дальше дорога считалась трудной. Сява объявил привал, и Хомяк с облегчением вытащил из рюкзака палатку. Её поставили в соседней комнате, чтобы ночью не кормить болотное комарьё.

– Попадают пальцем в небо. А я в «Свободу» пришёл, – ответил тот.

Трое остальных свободовцев с интересом прислушивались. Карыч слыл хорошим рассказчиком, а Хомяк постоянно раскручивал его на сказки.

– Ну, а всё же?

– Судьба такая, звёзды так сложились.

– То есть только звёзды виноваты?

– Подколол, – Карыч перевернул шомпол с насаженными на него кусками колбасы. – Одним днём тогда судьба решилась. Верно, Сява?

Тот молча кивнул.

– А раньше где был? В смысле, в какой группировке?

– Раньше… раньше мы с Сявой и другими пацанами Кордон держали. Но я же тебе про это уже рассказывал. Повторить, что ли?

– Это я помню.

– У братвы местной группировок нет. Банды – да, есть. А чтобы группировки, как в городах крупных – Сява, ты слышал про такое?

Сява покачал головой и сказал:

– Такого не бывало ни разу. Йога близко к этому подошёл, но не фартануло. Как раз «Свобода» с «Долгом» начали воевать, и много тогда пацанов хороших сгинуло.

– А как это случилось? – не унимался Хомяк.

– Как война началась? – Сява переглянулся с Карычем. – Мы что тебе, историки? Нам-то откуда знать, кто кого и когда первым спать отправил? Ботвы много на поле выросло – вот и пришлось разбираться, кто кому должен. Снаряга, считай, у них у всех была лучше нашей. С ружьями да обрезами против «калашей» и снайперок много не навоюешь. Депо на Свалке зачищали столько раз, что никто и не помнит, кто первым это сделал. Кто уцелел – ушли в Долину. Там «Свобода» себе базу начала оборудовать, и Свин подрядился её охранять до весны. Надеялся сныкаться.

– Получилось?

– Обломался. Туда вышла группа «Долга» и подмела всех, а потом ещё и вояки группу забросили. По весне свободовцы одни косточки собрали.

– А вы?

– Мы в это время как были на Кордоне, так там и оставались. К нам ещё несколько ребят пришло, держались вместе. Хабар через Сидора и через Бородатого на Затоне сливали. Вроде и утихло уже всё, бабло понемногу пошло, но…

– Что – «но»?

– Любопытный ты, Хомяк, аж сил моих нет, – сказал Сява после недолгого молчания.

– Да ладно тебе. Пусть интересуется, чего такого? – пожал плечами Карыч.

– Тогда сам и рассказывай.

– Так чего рассказывать-то? Я же говорю, один день судьбу и решил. Мы хабар отправили на Затон. Там своя крыша была – Чапай, Султан и их ребята. Им процент шёл. Только хабар в тот раз к ним не дошёл. Тот, кто его нёс, решил подняться по-быстрому, и у них хватило ума попробовать опрокинуть не кого-нибудь, а монолитовцев.

– Кончили плохо?

– Не то слово. У тех один раненый, а Воробья и его бригаду больше никто не видел. А раз уж Воробей шёл от нас, то и нам зашло рикошетом. Уцелели только я с Сявой. Чапая они тоже не забыли и достали не так давно.

– Понятно, почему рассказывать про это не хотите.

– А тебе бы хотелось? Студента помнишь, их старшего? Ты говорил, что видел его в Долине.

– Ага.

– В тот день я впервые его и увидел. Вот после этого мы в «Свободу» и подались.

– Это вообще по понятиям – бандиту в группировку?

– В чём проблема? – Карыч недоумённо уставился на Хомяка.

– Ну, как. Это же группировка, не банда.

Карыч снисходительно усмехнулся. Губы Сявы тоже тронула улыбка.

– Не банда, верно. В больших городах в каждом районе свои группировки. Там в них, конечно, больше молодёжь, но принадлежать одной из них – это за правило. За молодыми присматривают, учат. Вот как я вас сейчас учу.

– Макаренко, – тихо пробормотал Сява.

– Вот он острит, а кто молодым понятия объяснит? Если есть хабар, то вариантов его делить только два: по беспределу и по понятиям. Скажешь, не так?

– Так, всё так, – ответил Сява. – Давай, учи молодых жизни.

– Вот то-то. Беспредельщики в Зоне долго не живут. Вот и выходит, что здесь все группировки тоже понятия уважают.

– И «Долг»? – спросил Хомяк.

– Ты у любого из этих парней спроси: читали ли они свой устав. Девять из десяти ответят, что даже его не видали. Запомни, Хомяк: по букварю живут только менты. Для нас менты – это кто? Военные за периметром. Группировки изначально затем и собирались, чтобы от их беспредела избавиться, так что тут всё в тему. Ну а то, что в них много бывших военных – так там и отсидевших полно, и никто их этим не попрекает. Здесь, если хочешь знать, люди честнее, чем за периметром.