Кресло тоже было бэушное, но оно шире, массивнее и крепче того, от которого мы только что избавились.

— Свидомые мимо нас пронеслись с матюками… — сказала Татьяна. — Чего это они?

Я пожал плечами.

— Откуда здесь это? — Татьяна взяла со стола нож. — Походит на те, которыми мы пользуемся на пакгаузе.

— А это и есть «пакгаузный» инструмент, — сказал я.

— Ты принес? — спросила Татьяна, внимательно глядя на меня.

— Я.

— Так?..

— В доме нет нормального ножа. Вот и подумал…

— То есть, ты его…

— Умгу… для временного пользования.

Когда мы прошли наверх, Колян обратил внимание на открытую дверь душевой, а затем узрел и сломанную защелку.

— Чо за дела, ира? Это что, ира, опять кто-то сломал?

Я приложил палец к губам, но моя лучшая половина — хотя вряд ли видела этот жест — что-то заподозрила.

— Ты ничего не хочешь рассказать, Артур?

— Хм… — Я почесал обросший щетиной подбородок. — За ужином расскажу.

Поскольку сегодня почти праздничный день, — получка! — наш кассир расщедрилась на три банки лагера. За ужином я поведал Татьяне о моём разговоре с Джито.

— Ты собираешься работать еще и на «фруктовом»? — уточнила жена.

— Да, — едва ворочая языком от усталости, сказал я. — Иначе мы ничего тут не заработаем.

— Завтра я выхожу в смену, — напомнила она.

— Мне Джито об этом уже сказал.

Татьяна на какие-то мгновения задумалась.

— Тебе надо отдохнуть… иначе ты долго так не протянешь.

— Нормально. Я уже научился спать в вэне.

— Сегодня будешь спать со мной, Артур. — Перехватив мой удивленный взгляд, жена уточнила. — На раскладушке.

Джито не приехал в наш дом в то время, в которое он обычно приезжает с портфельчиком, в котором разложены надписанные конвертики с наличностью для работников.

В начале одиннадцатого к нам наведалась Стася. От нее мы и узнали последние новости.

Оказывается, в половине девятого нашего шефа и еще одного индуса задержали полицейские на Дерби-роуд. И вот всего несколько минут назад звонили на мобильный Мареку и проинформировали, что Джито отвезли в участок, и что на него составляют протокол…

Я проспал всего около часа, но зато на раскладушке.

В четверть второго с «тормозком» — бутерброды приготовила Таня, она же зарядила оба термоса горячими напитками — уже стоял в указанном мне месте. В свете последних событий моя поездка на «фруктовый» оказалась под большим вопросом. Да и вообще, не известно еще, как повлияет задержание Джито местными полицейскими на рабочий процесс, в который я только-только начал втягиваться.

На «точку» пришли еще двое — поляки, парень и девушка. Они тоже были встревожены из-за произошедшего; я слышал, как они вполголоса обсуждали арест «босса».

Ровно в половине второго в переулок, где мы ныкались, вкатил серый «вэн». Водитель коротко мигнул фарами. Джимми — он был за рулем — молча отреагировал на то, что в салон забрался и я; это означает, что Джито успел дать ему соответствующее распоряжение.

Я устроился на заднем сидении. Вэн принялся кружить по спящему портовому городу, подбирая в тихих переулках таких же работников, преимущественно, гастарбайтеров.

Сегодня мне предстоит, по меньшей мере, четырнадцатичасовой рабочий день. И это была последняя мысль, которая посетила меня до приезда на место: стоило лишь прикрыть веки, как я тут же с головой окунулся в черный бездонный омут.

ГЛАВА 16

День 14-й.

В пятничные дни на «овощном» пакгаузе в Фарэхеме царит довольно расслабленная обстановка. Объемы заказов обычно небольшие, рабочий день длится до трех, редко когда до четырех пополудни. По окончании смены супервайзеры — в основном португалы и испанцы — получают в офисе свои «конвертики» с заработанной за прошедшую неделю денежкой. Сотрудникам из числа англиков зарплату переводят на карточки. Но и они пребывают по пятницам в хорошем настроении: им, в отличие от нас, гастарбайтеров, не приходится работать в уикэнд — местные трудоустроены официально, и, поскольку за работу в выходные и праздничные полагается ставка 1.5, то в субботу и воскресенье их обычно не привлекают.

У таких, как я и моя половина, тоже есть повод для небольшой радости: вечером выдадут конвертик с заработанным; часть денег можно будет отложить в «кубышку», чтобы потом, при первом удобном случае переслать домой, родным.

Именно в такие дни и происходят разного рода происшествия.

Изумрудные цифры на электронном табло показывают без четверти час пополудни. До второго брейка — двадцатиминутного перерыва — осталось немногим более получаса. Наш супервайзер — португалка Тереза — задержалась на втором этаже пакгауза. Именно туда, на второй этаж, закладывая две вытянутые петли, подобно серпантинной дороге, ленты бокового конвейера выносят из разделочного цеха овощную массу. Далее эти два потока разделяются на четыре ручейка; нарезанные овощи и салаты попадают через воронки в установленные на треногах хромированные аппараты, где, собственно, происходит фасовка продукции. Оператором на одном из фасовочных аппаратов работает парень Терезы, ее земляк — к нему-то она и бегает периодически.

В динамиках гремит бодрящая ритмичная музыка; воспроизводимая ежедневно нарезка сонгов напоминает плотно набитую пулеметную ленту, в которой каждый третий патрон спецом от Рикки Мартина. Из четырех линий разделочного цеха работают три. В сравнении с «кэббиджем» работа на разделке салатов, это синекура. Мы с Татьяной исхитрились с утра застолбить два места на дальнем от входа конвейере. Я выгружаю из составленных на поддонах по обе стороны линии ящиков в желоб салат-латук — листовой, «ромен» и спаржевый. Таня и присоединившаяся к нам Стася, расположившись по обе стороны ленты, распускают салат, удаляют небольшие кочерыжки. За спиной у меня щиток с пультовым устройством; в отсутствие супервайзера я могу сам регулировать скорость движения ленты, при этом следует ориентироваться на ближнюю к нам ленту бокового — поперечного — конвейера, на которую поступает овощная масса с трех задействованных сегодня линий, включая нашу.

В какой-то момент я заметил как Стася, сунув нож в прорезь разделочной столешницы, метнулась к боковому конвейеру — вскочила на ребристую подножку, встала на боковину линии и махнула на другую сторону конструкции.

Татьяна что-то крикнула, но я не расслышал, что именно — у меня в ушах скатанные в трубочку ватные тампоны, защита от Рики Мартина. Жена жестами показала, чтобы я вырубил линию. Я щелкнул рубильником; вытаскивая на ходу самодельные беруши, направился вслед за женщинами к боковому конвейеру.

— Marek! — Стася всплеснула руками. — Kurwa mac!..

На полу, в том месте, где лента идет наклонно вверх, громоздится порядочного размера куча нарезанного салата. Случилось что-то вроде затора; и такие вещи, кстати, на этом конвейере в силу каких-то конструктивных недоработок далеко не редкость. Меня и самого Тереза пару раз ставила на эту «позицию» — следить, чтобы в данном узком месте не накапливалась избыточная овощная масса. Работа, в сущности, простая: при помощи деревянной лопаты отгребать массу от ближнего края лента к середине, и еще примерно раз в четверть часа выгружать на ленту из двух подставленных, подобно тазам при дырявой крыше, пластиковых ящиков все то, что падает с ленты, несмотря на старания поставленного в этом месте человека.

У Марека очумелый вид; он еще толком не пришел в себя. Я прекрасно понимаю, что именно произошло, со мной ведь точно такое же приключилось пару дней назад. Марек, вымотанный работой и поездками, — он ведь еще и водителем подрабатывает — попросту уснул. Сел ли на ящик, думая перевести дух каких две или три минуты, или занял статичную позицию, — я в прошлый раз прислонился лопатками к стене, а очнулся уже на полу — не суть важно. Важно то, что пока он пребывал в состоянии прострации, на полу пакгауза оказалось примерно три центнера салата «микст».