Рассматривая вопросы изменения классовой организации, Ленин писал: “Известно, что в рабском и феодальном обществе различие классов фиксировалось в сословном делении населения, сопровождалось установлением особого юридического места в государстве для каждого класса. ... Напротив, в капиталистическом, буржуазном обществе юридически все граждане равноправны, сословные деления уничтожены”.[39] Однако сословность рабовладельческого общества имеет относительный характер, в значительной мере совпадая с этническим делением, чего нет уже в обществе феодальном, сословном в точном смысле этого слова.

Таким образом, изменение классовых отношений происходит в сторону снижения общего уровня противостояния. И происходит оно соответственно изменению той базы, на которой основывается господство одного класса над другим — отношений собственности. Если в рабовладельческом обществе собственность господствующего класса распространялась и на источник труда, т.е. на самого производителя, а в феодальном — на результат его труда, то в обществе буржуазном — уже только на условия труда (средства производства). И во времени, по наследству уже передается не само строго фиксируемое место в обществе, а только определяющее его впоследствии отношение к средствам производства (собственность). По мере изменений отношений собственности глобальность противостояния классов снижается, границы классов размываются, и вообще весь процесс в своей тенденции носит затухающий (но не плавно, а скачкообразно) характер (что касается этнического процесса, то он имеет явно выраженную тенденцию к расширению, к стиранию национальных граней, что в будущем приведет к формированию единого человечества). Завершится этот процесс полным исчезновением классового деления с полным же обобществлением средств производства. Важным этапом этого процесса, этапом завершающим, являются классовые преобразования в социалистическом обществе.

Рассмотрение вопроса о классах в социалистическом обществе начнем с ленинского анализа. Каковы же его основные положения?

Прежде всего, совершенно определенно предполагается, что это общество — классовое, ибо “мы не можем уничтожить различия классов до полного введения коммунизма”.[40] Именно при социализме и происходит процесс ликвидации этого различия — Ленин говорит (и повторяет): “социализм есть уничтожение классов”.[41] Заметим: не состояние, а именно процесс, не бесклассовое общество (как коммунизм), и не общество со стабильными, более или менее устоявшимися классами (как капитализм), а процесс, результатом которого явится исчезновение классового деления общества.

Заметим также, что Ленин специально подчеркивал специфичность классов для каждого общественного строя, то, что каждый класс характерен только для данного конкретного строя — и ни для какого другого. Достаточно вспомнить его пояснения по поводу того, является ли классом крестьянство. Тем, кто не понимает диалектики изменения классов, кто склонен мыслить застывшими категориями, вливая новое вино в старые мехи, Ленин поясняет, что в буржуазном обществе “крестьянство не представляет из себя особого класса” — это при феодализме оно действительно “выступает как класс, но только как класс крепостнического общества” в противопоставлении феодалам-крепостникам, а с развитием капитализма “внутри его самого складываются классы буржуазии и пролетариата”.[42]

А что же при социализме? Неужели такие существенные преобразования общественного строя, которые происходят уже при “экспроприации экспроприаторов”, не приводят к изменению классового состава? Ленин и на этот вопрос отвечает совершенно четко в том смысле, что на первом этапе у нас “классы сохранились, но каждый видоизменился”.[43] Основные классы буржуазного общества — буржуазия и пролетариат. Значит, остались они. А как видоизменились после революции? “Пролетариат стал, свергнув буржуазию ..., господствующим классом”,[44] и осуществляет по отношению к ней диктатуру. Ясно же, что при этом самым существенным образом меняются социально-экономические роли классов, их взаимоотношения, психологические установки и т.п., т.е. даже на этом этапе классы уже не те — они “видоизменились”.

Второй вопрос касался многочисленного крестьянства. Здесь, учитывая, что, по Ленину, крестьянин, с одной стороны, труженик, а с другой — мелкий собственник, задача диалектически заключалась в поддержке труженика и подавлении собственника. Предполагалось, что под влиянием рабочего крестьянин также будет меняться. И если по мере приобретения рабочими опыта управления промышленностью буржуазия исчезнет как класс, то изменения не только крестьянина, но и рабочего приведет при этом к тому, что классовые различия между этими двумя социальными группами тружеников полностью сотрутся. И Ленин пишет: ”Чтобы уничтожить классы, надо ... уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех — работниками”.[45]

Не правда ли, как это далеко от столь привычной нам теории “двух дружественных классов и одной прослойки”? Сколько сил потратили наши теоретики, чтобы обосновать такое, с позволения сказать, классовое деление, “забывая” при этом основные положения марксизма. Ведь еще когда классики (на примере буржуазного общества) показали, что классы — это “две стороны одного и того же отношения”.[46] Одного и того же целостного и неделимого, единого в этих двух сторонах производственного отношения! А тут, изволите ли видеть, сразу целых две “основных” формы собственности — “государственная” и “кооперативно-колхозная”. В свое время К.Каутский справедливо писал, что вообще «понятие класса является понятием коррелятивным. Нельзя представить себе класса für sich (т.е. класса «для себя» – Л.Г.), это понятие всегда нуждается в другом противоположном (!) понятии».[47] А здесь отношения какие-то ущербные, односторонние, т.е. при отсутствии класса, воплощающего другую сторону диалектически противоречивого единства производственных отношений. Как могла возникнуть столь явная (для любого марксиста) нелепость? Но в том-то и дело, что о нелепостях говорить не приходится, когда в игру вступают групповые, классовые интересы.

В реальной действительности не только сопротивление буржуазии и того собственника, что сидел в крестьянине, создавали помехи строительству социализма. Оказалось, что и сами рабочие пока еще в своей массе не были готовы к социализму, поскольку существовали “старые предрассудки, приковывающие рабочего к старому миру”,[48] а поэтому “перевоспитывать надо в длительной борьбе, на почве диктатуры пролетариата, и самих пролетариев”.[49] Кто же должен их “перевоспитывать”, если в первоначальном понимании диктатура пролетариата — это “простая организация рабочих масс”, причем “без особого аппарата”[50]?

Но так марксисты думали о диктатуре пролетариата до начала социалистических преобразований. В действительном же их ходе постановка вопроса кардинально меняется: уже не весь пролетариат как “самоорганизующаяся масса”, как это предполагалось ранее, а только лишь “авангард пролетариата взял в свои руки строительство власти”, начала устанавливаться “диктатура революционных элементов класса”.[51] Другими словами, дружной и всеобщей трансформации рабочего в работника не получилось. Как всегда при смене общественного строя началась социальная дифференциация прежних социальных групп. В данном случае социальная дифференциация началась внутри рабочего класса (как, впрочем, и других социальных групп), в результате которой происходило “выделение революционной и только революционной части пролетариата в партию и такой же части партии в руководящие центры ее”.[52] Место диктатуры пролетариата как “самоорганизующейся массы” занимает диктатура той сравнительно узкой группы людей, которые “выделились” в упомянутые “руководящие центры”, организованные в иерархическую структуру, т.е. партийной, хозяйственной и административной номенклатуры. Сформировались две, хотя и весьма специфические, производственные социальные группы (которые вполне можно было бы, с учетом упомянутой специфики, определить как классы), характерные для данного этапа развития социализма, в полном соответствии с марксистской теорией образующие диалектическое единство его производственных отношений.