Изменить стиль страницы

— Долго вы, — вкрадчиво произнес моряк. — Садитесь, властелин картошки и тушенки.

— Пустите меня внутрь, — попросил Буш. — В такой холод мало желания сидеть на песке.

— Это дудки, — ответил Смольный. — Не подними ты бунт — сидел бы в теплом камбузе и трескал макароны с сыром. А так… Или ты мой кок — тогда вернемся на "Скиф", и продолжим начатое, словно ничего не было. Или ты — капитан Серебряков, бандит, грабитель и убийца. Тогда я могу пообещать лишь гауптвахту и питание три раза в день — это пока не вернемся во Владик, а там…

— Ладно, будет вам, — сказал повар, садясь на песок. — Только потом кому-то придется дать мне руку, чтобы я мог встать. Нормально вы тут устроились! О, и Дима здесь! — одноногий посмотрел на меня, как мне показалось слегка странно.

— Хорош мозги компостировать, — перебил капитан. — Чего хотел-то?

Серебряков некоторое время помолчал, сначала хлопая себя по карманам в поисках пачки сигарет, затем прикуривая. Старательно делая при этом вид, что его абсолютно не интересует, что происходит вокруг.

— Ну? — нетерпеливо произнес моряк.

— Во-первых, Дима… я тобой удивлен! Я думал, для тебя тиснуть пирожок — уже подвиг, а ты провернул такую штуку!

Подумав, что речь идет о том, как ловко я ушел от них давеча, когда мы прибыли на остров на катерах, я уже зарделся от гордости, но одноногий продолжил:

— Не только кое-кто, но и все были потрясены, как ты пробрался ночью в наш лагерь. Да что там! Я сам был потрясен, как ты чиркнул Чена ножичком по горлышку! Он даже пикнуть не успел! Признаться, во многом из-за этого я и пошел на мировую. Но не думай, что это у тебя пройдет во второй раз! Теперь мы будем трезвые, как стеклышко, и удвоим охрану! Я бы тебя поймал, когда я подбежал к Чену, он еще хрипел!

Теперь уже никто ничего абсолютно не понимал, в том числе и я!

— Хочу тебе вернуть, — кок извлек из-за пазухи окровавленную тряпицу. — Все же я тебе его подарил.

Развернув ее, я обнаружил тот самый нож с рукоятью из кожи, который мне подарил Серебряков, еще когда не успел нас предать. Тот самый нож, который я остался у Эмбер.

И вот теперь все встало на свои места. Похоже, это она ночью пробралась в лагерь изменников, и укокошила одного из них. А девочка оказалась далеко не так проста, как я подумал про нее! Остальные же по-прежнему ничего не понимали, но делали вид, что все идет как надо. И, конечно, все были рады, что теперь бандитов осталось всего четырнадцать.

— Дальше, — потребовал капитан.

— Нам чужого не надо, но и свое мы заберем, чье бы оно ни было! — продолжил Серебряков. — Мы проливали клюкву за эти бабки. И свою, и чужую. И готовы пролить снова. Вашу. Но, я так сильно подозреваю, что вы не настолько отчаянные психи, и предпочли бы остаться в живых?

— Не исключено.

— Так вот… лично я не желаю вам зла. Мне абсолютно все равно — живы вы или нет. До вас мне нет дела. Мне нужна всего лишь карта! И гуляйте себе подобру-поздорову!

— Якорь мне в глотку! Червь гальюнный, я не вчера родился, у меня вся жопа в ракушках! И я отлично понимаю, что букварь — это единственное, что вас держит от того, чтобы накрыть крепость из тяжелой артиллерии! Скажу больше — я сам думал, я не открыть ли кингстоны, и не пустить ли на дно "Скиф" вместе со всеми? Буду я жив или нет — никто, кроме меня не заметит! А вот без вас мир точно станет лучше!

— Короче, капитан! — повысил голос повар. — Вот наши условия. Вы отдаете карту, чтобы мы смогли откопать сокровища, перестаете подстреливать бедных ветеранов, которые, кстати, за вас воевали в Африке! И перестаете резать часовым глотки. Я же, со своей стороны, обещаю, что как только мы найдем золотишко — позволю вернуться вам на корабль. И высажу где-нибудь в целости и сохранности. Скажете… потерпели крушение! И вас доставят домой дипломатической почтой в лучшем виде! Есть и второй выход — просто оставим вас на острове. Поделив провиант поровну. Я лично обязуюсь кого-нибудь прислать за вами, как только мы будем в безопасности! Советую вам принять эти условия. Надеюсь, я достаточно громко говорю, и меня все слышат, чтобы не пришлось повторять дважды? Можете даже посовещаться, я дам вам время…

Капитан некоторое время молча смотрел на кончик потухшей папиросины. Затем поплевал на нее, гася основательно, и лишь после этого поднял глаза на парламентера.

— Ты все сказал?

— Все! — заверил Буш.

— Тогда послушай меня, мразь. Во-первых, не смей называть себя и свою шайку ветеранами. Вы — предатели. Вы предали присягу, кильватер мне в селезенку. А во-вторых вот вам мое слово, слово морского офицера. Если вы явитесь безоружными, то я обязуюсь обеспечить вам гуманное обхождение до Владика, а там уж как суд решит. Хрен когда вы откопаете сокровища. У вас нет букваря. Хрен когда вы уплывете отсюда. Никто из вас не умеет управляться с судном. И хрен когда вы нас победите. Против одного Котова ваших было трое, и он справился с ними без труда. Абма, кок. Вали отсюда, и передай мои слова другим. Можете даже посоветоваться. Но при следующей встрече держите руки повыше, не то раскатаю вас, как камбалу.

Такого расклада одноногий не ожидал. Он даже поперхнулся от злости, и закашлялся дымом.

— Дайте мне руку, чтобы я мог встать! — потребовал повар.

— Нет.

— Кто даст мне руку?

Никто не двинулся. Матерясь, проклиная нас, Серебряков дополз до крыльца, ухватился за него, и только после этого смог подняться. Обведя собравшихся звериным взглядом, он произнес:

— Сейчас говорил я, в следующий раз будут говорить Смит и Вессон, — кок хлопнул локтем по кобуре. — Через час те из вас, кто останутся в живых, будут завидовать мертвым!

Продолжая ругаться, Буш захромал по песку. Несколько раз он пытался вылезти через пролом в стене, но каждый раз падал. Наконец, ему помог человек с белым флагом. Через минуту оба скрылись в лесу.

21. Штурм

Как только Серебряков скрылся, капитан, не отводивший от него взгляда, обернулся, и увидел, что на посту остался один Сергей!

— Бакланы, — прорычал он. — По местам!

Мы кинулись к бойницам.

— Петров, были бы мы на службе — ты бы уже вертел дырку. Я готов понять Диму, даже Славу с Виктором, но вы-то, Олег Палыч и Андрей Петрович, вы же офицеры! Если тогда вы воевали также, то нет ничего удивительного, что Союз рухнул.

Моряк пару минут помолчал, наблюдая за нами, затем снова заговорил:

— Я нарочно вывел кока из себя. Подогрел его пятки на сковороде. И не пустил его внутрь. По его словам, они нападут через час. Без разведки, без реконгсценировки, как слепые моллюски… их четырнадцать против семерых! Минус те, кто несет вахту на "Скифе"…

— Боевой устав гласит, что при нападении численное превосходство должно быть минимум втрое больше! — вспомнил замполит.

— Вот именно! — подхватил Смольный. — Их меньше, чем по двое на одного из нас. На нашей стороне стены и букварь.

— Букварь? — удивился кто-то.

— Карта, — пояснил доктор. — Капитан хочет сказать, что пока карта у нас — они побоятся просто закидать нас гранатами. Побоятся повредить карту.

В двух меньших стенах сруба — восточной и западной, было лишь по две бойницы. В южной, где находилась дверь — тоже две. А в северной — целых пять! У нас было десять автоматов на семерых, два из которых с подствольниками, винтарь Михалыча, два дробовика, полтора десятка пистолетов и полсотни гранат. Арсенал, в целом, внушительный. С патронами дела обстояли тоже терпимо. Пока терпимо.

— Если они спрячутся за стеной, то штурм превратиться в затяжную дуэль, — рассуждал вслух Листьев. — На открытом пространстве шансов тоже мало. Значит, они пойдут врукопашную. Для них это единственный выход.

— Согласен, — кивнули одновременно капитан с замполитом.

Мы примкнули штыки к автоматам, а я еще успел немного подчистить кровь с ножа одноногого.

— Дима не успел позавтракать, — напомнил военврач. — Димыч, бери свой паек, доешь на посту.