— Если поедут все — мы захватим корабль, — продолжил замполит мысль хирурга. — Если поедет лишь часть — одноногий доставит их обратно шелковыми котятами.
— А если вообще не поедут? — предложил я третий вариант.
— Маловероятно, — отмахнулся Листьев. — Вопрос в другом — давать ли им оружие?
— Однозначно — нет! — ударил кулаком по столу подполковник. — Предлагаю наоборот, пока голубчики прохлаждаются — вооружиться самим, и дать бой!
— Однозначно — да, — возразил Смольный. — Эти рыбьи потроха далеко не идиоты. Они сами перетаскивали ящики, и понимают, что в них. Если не дать приблуды — то даже последний баклан поймет, что дело нечисто. И…
— Да-да, — кивнул я. — Я все помню. И про осьминога и про чаек.
На том и порешили. Первым делом — открыли карты перед Славой, Витей и Михалычем. Первые двое восприняли ситуацию на удивление спокойно, старик же поворчал, что так он и знал, но тоже вскоре успокоился. Затем Смольный вышел на палубу, собрал команду, и задвинул речь.
— Товарищи матросы и старшины! Мичманы и офицеры! — гаркнул во всю силу своего командирского голоса капитан. — В связи с успешным выполнением поставленной боевой задачи, мною было принято решение поощрить команду в виде схода сроком на одни сутки. Ура, товарищи!
Над "Скифом" прокатилось нестройное "Ура".
— Капитан, мы не дети малые, — вышел вперед одноногий. — Мы прекрасно знаем, что на корабле есть целая куча оружия. И мы понимаем, для чего оно… так ведь, ребята?
Со всех сторон послышался одобрительный гул. Хотя, на самом деле, думаю, почти никто на самом деле не понимал, что имеет в виду кок. Вернее, понимали по-своему.
— Воды здесь беспокойные, — продолжил Серебряков. — И, кто его знает, кто там — на острове? Может, там уже сомалийские пираты нам джихад готовят? Конечно, всем хочется почувствовать под ногами твердую землю. Но никому не хочется в этой земле оказаться! Так что я предлагаю перед высадкой вооружить ребят!
Гул перерос в восторженные вопли:
— Да! Так! Правильно Буш говорит!
— Согласен, — кивнул моряк. — Приблуды вы получите.
И все дружно двинулись к оружейке. Вернее — к каюте, где мы сложили ящики. Там уже орудовали Слава с Витей. Я, конечно, с некоторых пор тоже догадывался, что мы отправились не с пустыми руками, но такого арсенала увидеть не ожидал! Автоматы и винтовки, ружья и пистолеты, и даже пулемет, гранатомет и гранаты… складывалось ощущение, что замполит готовился не выкопать в земле небольшую ямку и достать из нее то, что покладено, а развязать войну в Индийском океане. У людей, которых нанял Торопов, лица и так были далеко не ангельские, а получив в руки автоматы, вчерашние матросы превращались в настоящих зверей с горящими глазами и дикими оскалами. Как все же оружие меняет человека… И, по злой иронии судьбы, то оружие, что должно было спасти нас, мы сами отдавали в руки людей, которые мечтают отправить нас на тот свет!
Но и выбора у нас не было. Если не отдадим — то порвут нас, как Тузик грелку, прямо сейчас. Если отдадим — будет шанс.
Вооружившись, команда собралась на палубе. Радостные, словно дети, дорвавшиеся до конфет. По обрывкам разговоров я понял, что эти дурни вообразили, что найдут сокровища, стоит им ступить на берег! Если среди них и оставались не перевербованные матросы — они были редкостными дебилами, что ничего не замечали и не понимали.
Начался спор. Все хотели сойти на берег, но одноногий настаивал на том, что кто-то должен остаться на судне. Или каждый боялся, что его облапошат соратники, захапав львиную долю сокровищ себе, или никто не хотел брать грех на душу, марать руки нашей кровью. Все же, я более склоняюсь к первому — не стоит забывать, что команда в большинстве своем состояла из бывших военных, бандерлогов, да еще и торговавших оружием в Африке после этого. Убивать им не впервой. Наконец, решили, что шестеро останутся на "Скифе", а тринадцать поедут на остров.
И тут встала другая дилемма. Ехать втринадцатиром тоже никто не хотел! Вот уж не думал, что эти злодеи настолько суеверны! Кок охрип, убеждая, что все это глупости, и, вдруг, заметил меня.
— Димыч! — воскликнул он. — Айда с нами!
Поразмыслив, что раз на судне осталось шестеро бандитов, то захватить его не удастся ни с моей помощью, ни без нее. То есть, что я, по большому счету, ничего не решаю! А на острове я, наоборот, смогу принести больше пользы! Ведь никто не будет сразу мочить меня, скорее — попытаются переманить на свою сторону. А я, конечно, соглашусь. Для виду. Поиграю, так сказать, в Штирлица.
Метнувшись в каюту, я выудил из сумки Стечкина и переложил его в рюкзак. Туда же отправился брикет армейского сухпая, берцы, куртка и еще несколько мелочей, после чего я снова выскочил на палубу. Один катер с бандитами, рыча мотором, уже несся к острову, я еле успел во второй. И сразу похолодел. В этом катере был и Серебряков!
— А, Димыч, вот и ты, — подмигнул он мне.
Я в ответ лишь слабо кивнул.
Расстояние до острова мощный катер проделал за считанные минуты. Люди из первой лодки уже достигли кромки леса. Мы тоже выгрузились на берег. Один из молодых матросов, кажется, Гена, помог одноногому выбраться из катера. Следом вышел я.
И только ступив на землю, твердую землю, я понял, как соскучился по суше. Как же мне опостылел этот корабль, качающаяся на волнах палуба и все остальное! Я присел на корточки, набрал в руку песка, и процедил его сквозь пальцы. Земля! Я понял, почему моряки древности так радовались, достигая берегов. Своих, чужих — без разницы. Главное, что был берег! Земля!
Правильно говорят, если бы Бог хотел, чтобы люди бороздили моря и океаны — дал бы ласты вместо рук и ног. Земля — вот стихия человека, ни никак не море.
— Каррегар! Каррегар! — прокричал где-то впереди Тимоха.
Убедившись, что в мою сторону никто не смотрит, я направился в заросли. Но по другую сторону от тех, куда ушел экипаж. Сначала — неторопливо, прогулочным шагом. Затем все быстрее и быстрее, наконец — перешел на бег.
— Димыч! — донес до меня ветер голос кока. — Димыч, ты где?
14. Первая клюква
Сперва я хотел затихариться в кустарнике, но вовремя сообразил, что меня вычислят по следам на песке. И, стараясь не шуметь, начал углубляться в чащу. Заблудиться я не боялся — остров не такой уж и большой. К тому же практически в самом его центре возвышался отличный ориентир — скала со срезанной вершиной.
Сначала я попал в болото, заросшее тростником. Промочив ноги, и немного поматерившись, я обошел топь, и оказался на песчаной равнине, поросшей пальмами. Довольный, что ушел от бандитов, я продолжил путь. Здесь и там пели птицы. Росли неведомые растения и цветы. И пальмы, пальмы, пальмы! Словно я и в самом деле был на курортном острове, а не на клочке земли, по которому, кроме меня, бродило еще полтора десятка людей, вполне возможно — желающих пустить мне кровь. Причем далеко не в медицинских целях.
Задумавшись, я чуть было не наступил на змею. Она мне не понравилась! Но, похоже, и я ей тоже. Зашипев, гадина уползла прочь.
Наконец, я нашел укромное местечко. Первым делом я снял промокшие кроссовки. Из рюкзака я достал камуфляж, надел его. Затем — берцы, тщательно затянул шнурки и перемотал скотчем. Нож, выпрошенный мною у кока, я повесил на пояс, и уже запихивал маслята в магазины пистолета, жалея, что запасной всего один, вдруг, щебеча и хлопая крыльями взлетела стая птиц. Я сразу догадался, что идет кто-то из нашего экипажа, и не ошибся. Вскоре я услышал голос, который, приближаясь, становился все громче. Ему ответил второй голос. И снова — первый. И теперь я узнал его! Это был Серебряков! Он говорил, не умолкая. Второй отвечал редко и резко. Похоже, они о чем-то спорили.
Загнав патрон в патронник Стечкина, я затаился. Голоса замолчали. Судя по тому, что птицы перестали кружить над чащей, и вернулись на свои насесты, спутники остановились. Еще пару секунд страх боролся с любопытством, но в итоге второе взяло вверх, и я по-пластунски пополз туда, где слышал разговор в последний раз.