Изменить стиль страницы

— Я умею быстро перестраиваться, — заверил его Джо, — и мой подход тоже может меняться.

Челси допросил его по поводу других премий, затем попытался выяснить, почему он носит длинные волосы и откуда у него шрам на нижней челюсти.

Разглядывая чуть ли не в упор лицо Джо, руководитель рекламного отдела выразился так:

— У вас вид дебошира из пивной. Вы что, любите драться?

— Шрам я получил в автомобильной катастрофе, — солгал Джо Уиндер, решив, что Челси никогда в жизни не докопается до правды. Хотя достаточно было позвонить в одну из газет, в которой он работал, и узнать, что же произошло на самом деле.

Челси, однако, никогда после этого не заговаривал о происхождении шрама, не намекал, будто что-то знает. Казалось, журналистские заслуги Уиндера беспокоят Челси куда больше, но их уравновешивает тот факт, что Уиндер родился и вырос во Флориде. Отдел рекламы парка развлечений давно и безуспешно искал талантливого человека из местных, который мог бы понять психологию туристов, стремящихся в такого рода заведения.

Стаж работы в Диснейленде также не являлся препятствием, ведь Уиндер таким образом знал, что творится у конкурентов, и был в курсе многих профессиональных секретов. Поэтому Чарлз Челси отбросил в сторону все сомнения и принял Уиндера на работу.

Это произошло две недели назад. Уиндеру пока сложно было сравнивать, где лучше — в Диснейленде или в этом парке. Конечно, Диснейленд отличался тем, что там персонал работал на более высоком уровне, чем здесь, но там все было расписано до мелочей и обезличено. Бюрократия в Диснейленде правила бал. Даже теперь Джо Уиндер не мог до конца понять, как ему удалось продержаться там целых шесть месяцев, пока его не застукали на Великой Индейской Тропе, где он занимался любовью, и не уволили за это, а также за то, что он не носил с собой удостоверения. Уиндер очень расстраивался, что вместе с ним уволили и его партнершу, она была одной из Золушек и без разрешения покинула парад Микки Мауса, чтобы уединиться с Джо на Великой Индейской Тропе.

— Мы вас возьмем, — сказал Джо Уиндеру Чарлз Челси, — но предупреждаю — никакой сексуальной распущенности мы не потерпим.

— У меня есть здесь подружка, — успокоил его Джо Уиндер.

— Ну, тут у нас искушений много, так что расслабляться не стоит, — предупредил его Челси.

Искушений Уиндер пока не испытывал, если не считать сегодняшнего дня. Теперь эта Кэрри Ланье, храбрая красотка в костюме Енота, не выходила у него из головы.

«Любовь слепа, — подумал Уиндер, — когда тебе тридцать семь. Ничем иным больше нельзя объяснить мой роман с Ниной».

Журналистская карьера оставляла Джо Уиндеру немного времени на ухаживания. Теперь, когда ему запрещено было писать о разгуле страстей, он, кажется, собирался выяснить, что же это такое.

Он прикончил омлет, открыл банку пива и опустился на пол, между двумя динамиками. Какая-то потеря не давала ему покоя с той минуты, когда началась эта эпопея с похищением. Все его журналистские навыки оставались при нем. Но чего-то не было.

Любопытство. Да, именно это чувство, которое движет всеми журналистами и толкает их в самую гущу событий, именно оно покинуло Джо Уиндера. Оно умерло. Или умирало.

Два странных посетителя проникли в семейный детский парк и похитили каких-то малоизвестных грызунов. Уиндер добросовестно изложил эти события, но у него не возникло никакого интереса к тому, почему все это могло случиться. Он сосредоточился на фактах и попросту забыл о причинах.

Даже по экстравагантным стандартам Южной Флориды преступление выглядело очень странным, и прежний Джо Уиндер сразу же принялся бы расследовать тайны, стоящие за этим событием. Но теперешний Джо Уиндер просто отпечатал тысячу слов и пошел домой.

Впрочем, на его новом месте так и полагалось.

Так вот как чувствуешь себя, подумал он, когда продаешься! Уоррен Зевон пел о том, что хотел бы отправиться в Лувр и начать биться головой о стенку. Джо Уиндеру это тоже представлялось неплохой идеей.

Он закрыл глаза и подумал: «Не надо говорить мне, что я привык к этой проклятой работе зомби». Затем он подумал: «Не надо мне говорить, что я напился с одной банки пива».

Затем он прополз по ковру к телефону и попытался дозвониться до Нины. Вместо нее ответила Мириам и начала излагать свою изощренную фантазию, в которой упоминались какие-то батуты и серебряные браслеты на ногах. Мириам так отчаянно завывала на своем ломаном английском, что Джо Уиндер не смел прервать ее.

Ну и что, решил он, подумаешь, четыре доллара. Он вполне может себе это позволить.

4

Утром 17 июля Дэнни Пог проснулся в холодном поту, его майка промокла насквозь. Он откинул одеяло и увидел свою перебинтованную ногу. Значит, это был не сон. Он выглянул в окно и увидел большой бассейн, теннисные корты, изящные беседки для отдыха. Повсюду разгуливали седовласые пожилые люди в шортах. Многие были в темных очках от солнца.

— О, Господи, — прошептал Дэнни. Оказалось, что его напарника на месте нет.

Вскоре тот ввалился, вид у него был отдохнувший, довольный. В руке он держал половинку грейпфрута.

— Ну, и в шикарное место мы попали! — сказал он Дэнни. — Ты не поверишь.

— Надо убираться отсюда.

— Зачем это?

— Посмотри в окно.

— Теперь у тебя проблемы со стариками? Они что, не имеют права развлекаться? Здесь, кстати, есть и молодежь. Я видел пару телок возле бассейна. Очень аппетитные.

— Мне все равно, — проворчал Дэнни.

— Слушай, — сказал Бад, — она же попала тебе в ногу, а не по яйцам.

— Где старуха?

— Черт ее знает. Завтракать будешь? Она оставила нам полный холодильник еды. Бифштексы, пиво, на несколько недель хватит.

Дэнни Пог повалился обратно на кровать и стянул с себя мокрую майку. Он заметил, что в углу стоит пара новеньких костылей.

— Бад, слушай, мне так плохо! Хоть стреляйся.

— Я бы тебе не советовал.

— А что хорошего нас ждет?

— Во-первых, она скоро принесет нам по тысяче, как обещала. Деньги — хороший стимул, так она, кажется, говорила.

— Да, только я пока не вижу этого стимула.

— Да брось ты, Дэнни! Старухи никогда не врут. — Бад очистил свой грейпфрут. — Что с тобой, приятель? У нас каникулы, за все уплачено. Смотри, как здесь здорово — две комнаты, две ванны. На кухне микроволновая печь, здесь кабельное телевидение. Что там ни говори, а эти старикашки знают толк в жизни.

— Кто она такая? — спросил Дэнни.

— Тебе не все равно?

— Мне не все равно — она в меня стреляла.

— Просто старая сумасшедшая стерва. Забудь про это.

— Тебе легко говорить, стреляли-то не в тебя.

— Да она больше не будет этого делать, Дэнни. Тогда она сорвалась, вот и все. — Бад вытер руки о джинсы. — Она разозлилась на нас. Из-за этих крыс.

— Нет, к черту все, я ухожу, — заявил Дэнни, попытался дойти до костылей, но в изнеможении упал на постель, истекая потом. Он помнил, что Молли Макнамара оставила ему вчера какие-то таблетки.

— Не понимаю, куда ты собрался, — развел руками Бад. — Пикапа-то нашего нет.

— Я буду ловить попутную.

— Посмотри на себя в зеркало. Тебя собственная мать не возьмет в машину. Тебя ангелы — и те не возьмут.

— Кто-нибудь остановится, — возразил Дэнни. — Особенно если я буду на костылях.

— Как же!

— Может, даже девчонка какая-нибудь остановится, — Дэнни откинулся на подушку. Он пытался отдышаться.

— Прими еще таблетку кодеина, — предложил Бад. — Вот, здесь их полный пузырек. — Он сходил за водой в кухню.

Дэнни проглотил две таблетки.

— Она никогда не заплатит нам, Бад, — простонал он.

— Наверняка заплатит — посмотри только, в каком доме она живет, посмотри, какой у нее телевизор.

— Нет, надо сматываться, пока есть возможность.

— Ложись лучше, поспи, — сказал Бад. — Я буду возле бассейна.

«Любительницы дикой природы» собирались каждый вторник в библиотеке в Катлер Ридже. Главным вопросом на нынешнем собрании была выработка мер против уничтожения семидесяти трех акров мангровых зарослей на побережье в связи с планами устроить на их месте площадки для гольфа. «Любительницы» резко протестовали против этих планов, теперь им надо было выбрать стратегию борьбы. Они никогда не теряли оптимизма, несмотря на то, что им пока не удалось предотвратить ни одного покушения на дикую природу. Строители просто игнорировали их. Местные власти не прислушивались к их голосу. Из всех природоохранных организаций «Любительницы» считались самой радикальной. К сожалению, при этом они были и самой малочисленной организацией.