Сенцов открыл один глаз и увидел их над собой — человек семь двигались у самой стены, грозя автоматами, а один почему-то глазеет вниз…

Заметил! Сенцов застыл — даже не дышал — и видел, как солдат наклоняет свою голову в каске и заглядывает… Сенцов начал задом-задом отодвигаться подальше — бесшумно отползал туда в глубину ямы, где скопились тёмные холодные сырые тени. Неприятная густая жижа промочила Сенцову ноги, но Константин терпел и отползал всё дальше и дальше. Отползал до тех пор, пока промокшие ноги не потеряли опору и не повисли в зыбкой пустоте. Испугавшись, Сенцов едва не взвизгнул, но заставил себя промолчать и замер: мало ли, какой глубины та дыра, в которую он угодил? Солдаты сгрудились у сенцовской ямки, и их недобрые колючие глаза так буравили невидимого в темноте Константина. Сенцов машинально подался назад, и вдруг не удержался на склизкой грязюке, поехал по ней животом, вывалился в сырую мглу и обрушился на что-то холодное и мягкое. Константин забарахтался, пытаясь хоть как-то опереться на это руками и поднять, хотя бы, голову, но руки скользили по неким неприятным склизким буграм, проваливались, натыкаясь на что-то твёрдое и даже острое.

— Чёрт… — негромко мямлил Сенцов, стараясь не разевать рот. Здесь полно какой-то гадкой вонючей дряни, и Сенцов не хотел бы, чтобы она попала ему в рот.

Солдаты скопились над головою Константина — их уже стало семь или восемь. Один из них перезаряжал автомат, другой — вытащил из кармана фонарик и включил его, направив в дыру, чтобы выявить в ней съёжившегося Сенцова. Луч скользнул вперёд, вдаль от него, и Константин с ужасом увидел в его свете искалеченную, посиневшую голову убитого незнакомца, с жутким разинутым окровавленным ртом, с мутными вываливающимися глазами. Титаническим усилием подавляя мучительный приступ тошноты, который мгновенно перевернул желудок вверх дном, Сенцов скукожился ещё сильнее и замер. Под Сенцовым и вокруг него находились бесчисленные трупы расстрелянных, отравленных и ещё бог весть как казнённых бедняг. Наверное, Константин попал в местный «отстойник» — такой же был под «бункером Х» у Теплицкого, только этот в десятки раз больше… Солдат не переставал водить фонариком из стороны в сторону, освещая то один жуткий труп, то другой. Сенцов скрючился в нелепой позе, стараясь придать себе «трупный» вид, закрыл глаза и замер, притворившись мёртвым. Луч фонаря пару раз скользнул по сенцовскому лицу. Сквозь опущенные веки Константин прекрасно видел его злой свет. Но, кажется, фашист не распознал в Сенцове живого человека, убрал фонарь и убрался сам, уведя товарищей. Константин понял, что над ним никого нет: стихли каркающие немецкие голоса и удалились топочущие шаги их тяжёлых сапог. Надо как-то выбираться отсюда — он пока ещё живой, и стновиться таким, как те граждане, которые его сейчас окружают, вовсе не спешит. Оглядевшись, Сенцов оценил обстановку. Ничего хорошего: вокруг — горы трупов, а та дырка, через которую он упал в эту клоаку, зияет слишком высоко, чтобы дотянуться до неё… И другого выхода, тут, кажется, нет… Неужели придётся позорно признаться в том, что срезался на первом же задании, и звать на помощь? Хотя, для новичка это не так уж и позорно…

Звонящая, Красный и Бисмарк стояли у толстой, бронированной двери камеры, за которой, по информации Репейника, и томился нужный им доктор Барсук. Дверь несла на себе замок, который фашисты считали надёжным, но Бисмарк справился с этим замком минуты за две — на поверку замочек примитивный, паршивенький, что агенту опа с ним возиться?

— Залетаем, братья! — сообщил он, сдвинув дверь, и широким шагом вступил во мрачный тесный карцер, в углу которого на тряпке для собак скукожился человек.

— О, а вот и наш клиент! — обрадовался Красный — наверное, немножко громко, потому что чевек в углу, который и был толстеньким учёным, испугался.

— Не убивайте меня… — тоненьким мышиным голосочком захныкал доктор Барсук, уткнувшись носом прямо в сырой каменный пол. — Я обыкновенный учёный… Я ничего не делал!

Барсук так верещал, что под потолком забесновалось эхо, разносясь далеко по коридору. Его услышали обитатели других карцеров, заскреблись, застучали в стенки…

— Барсук! — Звонящая попыталась одёрнуть его, но у неё не вышло, и Барсук продолжал бесновато верещать.

К стуку и скрежету других заключённых прибавились ещё и громкие топочущие шаги, а так же — свирепое немецкое карканье, и Звонящая поняла: дикие крики Барсука подняли на уши всю охрану, и фашисты скачут, чтобы посмотреть, не бегут ли узники?

— Ну, что, придётся их отвлекать! — определил Бисмарк и дёрнул Красного за рукав. — Идём, увалень, постреляем! — хохотнул он, вскинув свою игрек-базуку.

— Та йду я! — без особого энтузиазма фыркнул Красный и тоже поднял игрек-базуку. — Куда уж без меня!

— Не казните меня, пожалуйста! — доктор Барсук был невменяем: верещал и верещал, пока Звонящая не задвинула ему затрещину.

— Барсук! — Звонящая разозлилась на безвольное нытьё и на необходимость терять время, которого и так нет. — Давай, подрывайся! — она схвавтила доктора за шиворот драного тулупа и силою оторвала от пола.

— Не-ет! — зашёлся Барсук невменяемым плачем, а его глазки оказались заплаканными, как у какого-то эмо-боя.

— Ты убегаешь! — зашипела Звонящая. — Я тут, чтобы тебя освободить! А чтобы ты отрезвел, я тебе скажу: Отдел Предотвращений!

— Ой-й… — Барсук снова захныкал, но наконец-то пришёл в себя и срывающимся голосом осведомился:

— Вы из нормохроноса, да? Из настоящего?

— Ага! — согласилась Звонящая и, не теряя зря времени, схватила доктора Барсука за локоть и потащила прочь из карцера, наверх, где из мизерного окошка лился тусклый свет. Барсук ныл и спотыкался о крутые ступеньки, пару раз навернулся носом вниз, но Звонящая не отпускала его, а всё тащила и тащила — по ступенькам, по серому мрачному коридору с низким довлеющим потолком. Где-то раздавалась стрельба и ухали взрывы: Красный и Бисмарк боролись с фашистами. Звонящая за них не волновалась: они обязательно победят. Главное, чтобы не перестреляли лишних людей и не изменили ход нормохроноса, а так — пускай развлекаются, тем более, что доктор Барсук тянется за ней на буксире.

— Хальт! — внезапно раздалось сзади, породив неприятное эхо.

— Ы-ы-ы… — захныкал Барсук, поняв, что их засёк часовой. — Я — труп!

— Сюда! — Звонящая не растерялась, юркнула за первый угол и вытащила автомат. — Тихо!

Солдат мгновенно схватил свой «шмайссер», юркнул за другой угол, и тут же выстрелил очередью.

— Чёрт! — пискнул около Звонящей Барсук, втянув в жирненькие плечи свою голову. — Он убьёт… Стреляй, чего сидишь?

Звонящая сжимала в руках автомат, но не стреляла в немца, помня «директиву безопасных пробросов». Пока противник один — его можно обмануть: притвориться убитой и нанести внезапный удар, который сокрушит его на продолжительное время, но не убьёт.

— А-а-аа!! — истошно заверещала Звонящая и пихнула перепуганного криком доктора Барсука.

Барсук потерял равновесие и шумно бухнулся на холодный бетонный пол.

— За что? — заныл он. — Че?..

— Цыц! — отрубила Звонящая и провела большим пальцем по шее. — А то — кирдык!

Барсук испугался кирдыка и затих, а солдат решил, что противник повержен, закинул автомат за спину и небыстрой походкой победителя потянулся, чтобы посмотреть на трофей. Едва он завернул за угол, Звонящая выскочила из засады, стукнув солдата по каске прикладом автомата. Солдат отлетел назад, и Звонящая оглушила его точным ударом кулака в лоб.

— Готово! — обрадовалась она. — Пойдёмте, Барсук!

— Застрели его! — плакал Барсук, барахтаясь на полу. — Он убьёт нас!

— Нельзя, я изменю историю! — отказалась Звонящая, помогла Барсуку встать и снова потащила его по коридору, к выходу. — Это же ваши собственные теории, неужели вы их забыли?

— Мне на них плева-ать! — заплакал Барсук, едва поспевая за быстроногой Звонящей. — Они хотели казнить меня! Почему я должен их жале-еть??