— Слушай, я сейчас весь обед тебе вывалю! — огрызнулся Сенцов, когда Овсянкин поднёс к его лицу четвёртую по счёту заготовку и приказал: «Кусай!».

— Хочешь, чтобы в Областном мне по шапке надавали?? — пробубнил Овсянкин, не убирая свою заготовку. — Или напишут сейчас, что это твоя яичница была! Знаешь, позорище какое будет??

— Чёрт… — прогудел Константин и укусил… Гадость воска уже в зубах у него забилась… Точно он сегодня больше есть ничего не сможет!

— Всё? — осведомился он, видя, как Овсянкин придирчиво оглядывает полученный слепок, кладёт его около трёх первых, неудачных.

— Всё, — на этот раз Овсянкин решил, что Сенцов отпахал «программу максимум», и его можно выпустить из лап. — Кстати, Костян, там наши следаки упросили Тетёрку отпустить тебя пораньше! Зубы я твои получил, так что, всё, амиго, иди «нах хаус»!

Сенцов не знал, радоваться ему, или нет… С одной стороны уйти пораньше — для него подарок, ведь он вот уже долгие недели притаскивался заполночь, оставлял следы по всей квартире, падал носом на диван и засыпал, не снимая башмаки. Кате он не звонил, потому что сил просто не было разговаривать — засыпал ещё в подъезде, на ходу, и буровил бы Кате такую чушь, что она ушла бы от него в ту же секунду. Сегодня у него есть возможность сделать Кате приятный сюрприз и вымолить прощение… Она простит его, уйдёт от Степана, и…

Константин, попав в прихожую, первым делом снял ботинки, а вторым — вытащил из пыльных анналов свой пылесос. Пыль оставила на пальцах серые следы, но Константин заставил себя включить прибор в сеть и вычистить свои страшные затоптанные ковры. За окном накрапывал дождь — такой серый, скучный, промозглый… Осенний дождь, от которого хочется спать. Константин хотел ещё вытереть пыль, но решил, что устал, и не будет. Усевшись на диван, Сенцов изучил программу телепередач и обнаружил на канале «Интер» трансляцию футбольного матча. «Отлично!» — обрадовался Константин, собравшись провести дождливый вечер банально, по-сенцовски. Поганый вкус воска улетучился, уступив место сосущему голоду. Желудок, буквально, выскакивал, бурча пустотой, навязчиво требуя, чтобы Сенцов не морил его и наполнил хоть, чем. В такие минуты Сенцову казалось, что он съел бы и собаку. Сырую. Константин побежал на кухню и раскрыл свой злополучный холодильник, который постоянно подкладывает Сенцову свиней: оказывается пустым в тот самый момент, когда его хозяину больше всего нужна еда. Но на этот раз холодильник удружил: в его холодных недрах, в ледяной шубе покоилась вожделенная колбаса, кусок сыра — достаточно большой, полбатона, и даже бутылочка пивка завалялась. Константин тут же сошлёпал себе четыре разлапистых бутерброда, а так же — принёс из холодильника ту самую бутылочку пивка, сел на диван, взял в руку пульт и собрался, было, включить телик и увидеть футбол, как вдруг услышал некий стук где-то в комнате. Константин огляделся: домовых не видно. Сенцов хлебнул пива и хотел возвратиться к футболу, но тут сообразил, что представляет собою «потусторонний» стук. Кап-кап-кап! — крупные капли мутноватой воды срывались с потолка и тяжело шлёпались прямо на его телевизор.

— Чё-ёрт! — испугался Константин, ведь из-за воды в телевизоре могло случиться замыкание.

Поставив пиво на диванный подлокотник, Константин взлетел с дивана и приземлился у заплававшего телика. Отодвинув его в сторонку вместе с тумбочкой, Сенцов воззрился на источник течи — потолок. На светло-кремовых обоях почему-то возник мокрый пузырь, и с него сочится смешанная с побелкой вода. Тётка не говорила Сенцову, что у неё течёт. Наверное, раньше не текло, а потекло только сейчас… Константин помчался в ванную, схватил там металлический эмалированный синий таз и быстренько подставил под подтёкшее местечко, чтобы не вздулся на полу ламинат — а то, вон, ковёр уже подмок.

— Это так везёт только мне… — уныло вздохнул Сенцов, но включил-таки телевизор: не хотелось пропускать любимый футбол.

Турист, турист, прыгает он — вот и турист… — в голове Константина навязчивым роем вертелись слова незнакомого водителя. И куда прыгает «турист»? Куда можно «прыгнуть» из непроходимого тупика, образованного соседними пятиэтажными домами?? Никуда. Можно только улететь на вертолёте, которого не было у «туриста». Или всё-таки, был — откуда тогда следы на балконе у Сенцова? Константин даже футбол не смотрел — наши забили три гола России, а Константин даже не понял, как… И тут все мысли выскочили — даже страшный «турист» куда-то «прыгнул» — их всех прогнала Катя. Катя! Сенцов снова валяет дурака и забывает про неё! Дождь хлестал потоками — ливень с грозой и градом — и град стучал по наружному железному подоконнику градом пуль, скатывался вниз на мокрый асфальт, где таял. Сенцов не съел ни бутерброда. Пивко стояло на ковре закрытым — Сенцов открывашку потерял, сбивал пробку о подлокотники дивана, царапая их, но так и не сбил. Сенцов схватил мобильник и принялся звонить Кате — в дождливый вечер она обязана быть дома. Пускай, около неё даже будет торчать её постылый бухгалтер — Сенцов дозвонится и убедит Катю, что он лучше любого бухгалтера. Но мобильник Кати был непонятно отключён, и на домашний телефон она непонятно не отвечала… Сенцов ощутил дрожь в коленках: воображение нарисовало ему страшного «туриста», который каким-то образом пронюхал про сенцовское слабое место и похитил Катю, чтобы приманить Константина. Холодея, Сенцов случайно задел ногою неоткрытую бутылку, и она легла на бок… Константин лихорадочно разыскивал телефоны Катиных подружек — он не хранил их в мобильном, чтобы ревнивая Катя не устроила ему скандал. Сенцов никогда не изменил бы — даже под дулом автомата — телефоны подруг нужны ему лишь для того, чтобы в таком случае, как этот, узнать, всё ли в порядке с Катей? Выискав в тумбочке засаленный блокнотик, Константин натолкнулся на телефон Алины — это лучшая подружка Кати, и Сенцов остался доволен. Быстренько набрав её номер, Константин принялся ждать ответа.

— Алё? — Сенцов Алинин голос считал противным: ведьминский он какой-то, грубоватый. Алина училась на заочном отделении и много курила, нервничая на экзаменах.

— А, Алина? — уточнил Сенцов, предполагая, что мог набрать номер неправильно и попасть не в ту степь, что с ним частенько случалось.

— Я Алина, — она удивилась и, кажется, не обрадовалась. — А вы кто?

Сенцов только хотел сказать, что он — Сенцов, но тут в их разговор вклинился ещё один голос, мужской:

— Алька, трубку дай! Ало, ало, кто это?? Я её парень, между прочим, а ты кто?? — он, буквально, грохотал, кипя, но Сенцов испугался его не больше, чем охлаждённого пеленгаса на витрине в магазине.

— Так, гражданин, милиция! — Константин рубанул стальным голосом, дабы этот пылкий «Отелло» выпустил свой никому не нужный пар и не мешал ему узнавать про Катю.

— Чёрт… — прогудел «пылкий Отелло», явно испугавшись — видно, рыльце у него в пушку. — На, Алька, поговори… тебе позвонили…

Он устранился, и Сенцов, не теряя строгости, задал Алине милицейский вопрос:

— Вы гражданку Селезнёву Екатерину знаете? — Константину было нестерпимо тяжело выжимать из себя новую фамилию Кати, но он сдержался и выжал её бесстрастно, словно робот-полицейский.

— А… да… а что? — Алина испугалась, стушевалась, замямлила, хотя обычно, была нагловатой и обзывала Сенцова «трусом».

Константин понял, что переборщил с суровостью — он не на допросе «туристов» и «репейников», поэтому решил «сдуться» и признаться, что он — просто Сенцов.

— Алина, это я, Константин, — пробормотал Сенцов. — Ты скажи, с Катей всё в порядке?

— А, это ты! — фыркнула Алина, а вокруг неё играла попсовая песня. — Ты Яшку моего до чертей зелёных напугал! Он аж, блин, сбежал!

— Не развалится! — прогудел Сенцов — какое ему дело до Яшки этого, когда он не знает, где Катя??

— Слушай, Сенцов! — взвизгнула Алина, не выключая песни. — Катя от тебя ушла. И номер свой сменила! Она замужем! Всё, не доставай её! И меня!

Алина со щелчком швырнула трубку, а Сенцов всё сидел столбом с мобильником у уха, слушая дурацкие однообразные гудки… И под эти гудки он тупо, по-сенцовски, заснул, не выключив телевизор… Футбол закончился головокружительной победой донецкого «Шахтёра», но Константин об этом не узнал. Бутерброды остались «в живых» и лежали на тарелке всю ночь. И пивко согрелось у ножки дивана, а телевизор, окончив дневное вещание, начал показывать трещащие, роящиеся помехи…