В спину Константина кто-то пихнул, и Сенцов вздрогнул от неожиданности.

— Напарник? — за Константином топтался стажёр, зажимая нос пальцами и дыша ртом.

— Глянь… — прошептал Сенцов, кивнув вперёд, где Глафира Ивановна, обливаясь слезами, гладила полесуна по лешей голове.

— Узнала, что ли? — удивился Ветерков, не приближаясь.

— Ка-кажется, да… — выдавил Константин, топчась…

— Так, что тут происходит…

— Ой, бли-и-и-ин!

— Та, чё-ёё-ёрт! — из коридора раздались скрипучие голоса, среди который взревел мощный голос Зои Егоровны — самый скрипучий:

— Я с Сенцова три шкуры спущу, если он мне тут порядок не наведёт!

— Так, сейчас я тут буду шкуры спускать! — это зарычал голос Крольчихина, а потом следователь, топоча преодолел «коридор ужасов» и оказался возле Сенцова.

— Сенцов! — загремел он, нацелив на Константина громы и молнии, но в следующий миг заглох — заглянул в «жуткую камеру» и увидал, как Глафира Ивановна по матерински приголубила косматое чудище, которое мирно урчало, свернувшись калачиком у её ног.

— Я тут кое-то про полесуна узнал… — тихонько пробормотал Константин на ухо Крольчихина.

— Давай, Сенцов, бухти, а то я сейчас обед тебе свой покажу… — буркнул следователь, которому дикие запахи тоже были явно не по душе.

Сенцов уже заткнул свои внутренние ноздри и абстрагировался от «ароматов», сделавшись бесстрастным и бесчувственным.

— Я установил, чьи кости у него в берлоге, — невозмутимым голосом сказал он. — Пять лет назад в тех местах исчезли двое туристов: Агеева Марта и Щепкин Руслан. Мы со стажёром уже вызвали их родственников, они скоро будут у нас.

— Так, отлично, — похвалил Крольчихин, одобрительно кивая — доволен, небось, что избавится от полесуна. — А этот… хищник… блин, кто? Узнал?

— Почти… — пробормотал Константин. — В посёлке Кучеров Яр пять лет назал пропал ещё и участковый — Хвостов Ярослав, и мы со стажёром нашли его семью. Вот, Глафира Ивановна Хвостова, и как я понял — она решила, что полесун и есть Хвостов Ярослав…

— Ага, — кивнул Крольчихин и расплылся в довольной улыбке. — Сенцов, нужно протокол оформить, и тогда можно будет этого Хвостова отправить на лечение!

— А, Глафира Ивановна! — Константин позвал старушку, но та отказалась выходить.

— Я от своего сыночка не пойду! — запротестовала она, не отпуская голову «зверя». — Я пять лет ждала его, сердце моё чуяло, что жив мой сыночек! Я его, наконец, нашла! Только попортило его… Ой, як попортило! Горюшко моё…

— Так, Глафира Ивановна! — Крольчихин решил взять инициативу на себя и храбро вступил в камеру, не побоявшись ни полесуна, ни его цветистого запаха. — Мы должны оформить протокол опознания вашего сына, и тогда мы сможем отправить его на лечение. Пожалуйста, пройдёмте в кабинет!

Следователь взял старушку под руку и решил вывести, но полесун вдруг оскалился, дико зарычал и решил прыгнуть, чтобы навалиться на Крольчихина, прижать к полу и загрызть…

— Тихо, сыночек, скоро мы домой поедем, — тихонько сказала Глафира Ивановна своим добрым голосом, и полесун, как по волшебству затих и отполз на дальние нары, заскулив, как верный пёс.

— Ну, вот и прекрасно! — обрадовался Крольчихин и повёл старушку в кабинет, чтобы написать протокол и избавиться от зверя по всем правилам. — Стажёр, с нами пойдёшь — протокол будешь писать! — приказал он Ветеркову, и стажёр с готовностью посеменил за ними, довольный тем, что можно выйти из «камеры пыток», и Зоя Егоровна его не тронет, потому что его защищает Крольчихин.

Константин решил выскользнуть под шумок, потащился за ними и увидел, что рядом с изолятором топчатся Федор Федорович и Вилкин. Вилкин, чертыхаясь, затыкал нос, Федор Федорович тоже затыкал нос — только молча, но тут возникла грозная Зоя Егоровна.

— Сенцов, а тебя, гадёныш, я попрошу остаться! — зарычала она, взмахнув шваброй. — Убирай давай!

— Так, Сенцов нам тоже нужен! — вмешался Крольчихин, выручив Сенцова. — А камеру потом уберут — я санстанцию вызову!

Сенцов расплылся улыбкою в безмолвном «Спасибо» и, обогнув рычащую Зою Егоровну, поспешил удалиться. Казачук и Морозов остались рычать вместе с ней, а Константин сидел в чистом тёплом кабинете, где пахло документами — приятно так, почти что по домашнему. Стажёр увлечённо писал протокол, а Крольчихин выпытывал у Сенцова всё, что они со стажёром вызнали про «лесного человека». Сенцов сказал, что сначала они решили, что полесун — людоед — из-за костей в его берлоге…

— Но я подозреваю, что тут другое… — неопределённо пробормотал Константин. — Потому что кроме этих Агеевой и Щепкина там больше никого не нашли. Я сам видел, какую наш Овсянкин яму раскопал, но других костей там не было…

— Понятно… — буркнул Крольчихин. — Что ничего не понятно… Вызвали родственников, говоришь? — уточнил он.

— Ага, — кивнул Сенцов.

— Вот и отлично, — сказал Крольчихин, теребя волосы на своей макушке. — Я с ними поговорю… У нас, на завтра, кстати, следственный эксперимент с Новиковым — Вилкин так решил!

Сенцов был не против экспериментов — Новиков приведёт их туда, где прошёлся неведомый Эрик и где пропал Василий. Может быть, удасться отыскать что-нибудь важное, Константин получит свою премию, котрую до копеечки потратит на подарки для Кати…

В девять часов вечера Сенцову разрешили пойти домой. Это совсем не поздно для Сенцова, который в последнее время притаскивался домой далеко за полночь, а то и в засаде ночевал в компании комаров, муравьёв и противного стажёра. Полесун был увезен психбригадой — это было нелегко, потому что дикарь решил показать зубы. Он невменяемо рычал и дико нападал на всё подвижное до тех пор, пока сзади к нему не подкрался врач и не всадил пониже спины громадный шприц. В шприце содержалась лошадиная доза снотворного, с помощью которого предполагаемый Ярослав Хвостов погрузился в глубокий, здоровый сон и тяжело обрушился на твёрдый каменный пол камеры. Ловкий врач ликовал, празднуя удачу на «охоте», а плечистые санитары получили возможность взвалить увесистое тело на носилки и унести. Глафира Ивановна плакала, семеня за санитарами, а когда Крольчихин тихонько поинтересовался у ловкого врача, можно ли будет вернуть «лесного человека» в мир людей — тот покачал головой и бросил безликое «посмотрим»…

Санстанция уже был на пороге, и как только дикаря увезли — навела в изгаженной камере блестящий «хирургический» порядок на радость Зое Егоровне, Морозову, Казачуку и Константину. Константин, освобождённый от адской уборки, выпорхнул в прохладный вечер и поплёлся по асфальту улицы Овнатаняна, освещённый оранжевыми фонарями. Другой бы на его месте радовался: как же, отбоярился от такой уборки, разобрался с диким человеком, раскрыв его тайну… Но Сенцов был угрюм: он никак не мог дозвониться Кате — набирал и набирал номер до тех пор, пока батарея не приказала долго жить, отключив сенцовский телефон.

— Чёрт… — мрачно протарахтел Константин, забив «умерший» мобильник в карман.

Он уже ступил на тропку, которой обычно шёл домой, но тут же раздумал. Он не пойдёт к своему телевизору до тех пор, пока не вымолит прощение у Кати. Сорвавшись с привычной тропы, Константин бегом рванул другой дорогой — которой завсегда бегал к Кате. Ворвавшись в её тихий двор, Константин обнаружил множество уютных окон в её доме, горящих светом домашних светильников — у обитателей этих квартир всё хорошо, семья, дети. Они собирались сегодня за ужином, кушали вместе вкусные блюда, читали сказки детям на ночь… Сенцов взглянул на Катины окна и с ужасом обнаружил их тёмными. Неужели Катя спит?? Но только девять часов, и Сенцов прекрасно знал, что Катя по вечерам читает до поздна… Взлетев по лестнице быстрее ветра, Сенцов принялся терзатиь кнопку Катиного звонка — он разбудит, разбудит её и упадёт на колени…

Внезапно к нему жуткое осознание, и Константин отпустил кнопку, попятившись назад. Катя не спит — её нет дома, и в её квартире висит пустая тишина. Страх сковал сенцовские ноги так, что Константин едва не полетел кубарем вниз по лестнице. Катя наплевала на Сенцова и ушла к блистательному банкиру, который подогнал «Порше» и увёз её от Сенцова на далёкие, недосягаемые для Константина Мальдивы…