— Диа?

— Мы здесь, чтобы рассказать вам… — Из тени появляется третья фигура.

— Трисса.

— … то, что полагается знать лишь будущему архонту, — заканчивает Эксия.

— Не смущайтесь, принц Лераиш. Мы понимаем, что дорога на подобную высоту — весьма тяжела, поэтому вербализация всех ощущений вполне нормальна, — произносит Тессера. Лераиш узнает ее мелодичный голос, только ее. А остальных трех Теней он угадывает только по рисунку на масках, за которыми скрываются их лица. — Мы рады, что вы добрались сюда, и будем рады, если наш разговор закончится согласием обеих сторон.

Лераиш хмурится, чувствуя, как голос Тессеры касается не только слуха, но и какой-то части сознания, словно стараясь настроить его под нужную волну. Он начинает пятиться.

— Мне нужно лететь.

— Нет!

— Необходимость в этом отсутствует!

— Ваш полет — фикция!

Голоса Диа, Эксии и Триссы звучат в такой плавной очередности, будто за трех говорит одна.

— Что? Фикция? Что за чушь вы несете?

— Народу нужно представление, народу нужен символ и обряд его создания. Это весьма простой механизм реализации, гиос Лераиш, — отвечает Тессера.

— Вы лишь символ!

— Визуализация возможностей Бога!

— Пример для подражания!

— Видите ли, гиос Лераиш, хегальдинами легче управлять, внушая им веру, создавая эфемерную цель. Простую, но недостижимую. Но важнее визуализировать ее последствия в вашем образе. Бессмертный владыка с исполинскими крыльями. Подтверждение легенды, материализация веры! Если хегальдины захотят удостовериться в существовании богов, им достаточно посмотреть на вас.

— Что ты хочешь сказать?!

— Никто и никогда не долетал до кроны Колосса!

— Никогда!

— Плодов не существует!

— Это лишь красивая сказка в большинстве своем для «серых». Тех, чьи атрофированные горем крылья делают из них прекрасных слуг, которые верят и стремятся к своему счастью, к полету, к крыльям. — Тессера раскрывает свои черные крылья, подчеркивая сказанное.

— Если, каждый будет счастлив?..

— Общество будет разделено!..

— Само понятие «общество» перестанет существовать!

— Мы не можем такого позволить, иначе — последует неминуемая раздробленность, деградация, вымирание. Ваши крылья, гиос Лераиш, труд многих хегальдин, труд, сопряженный с верой в то, что подобное случится и с тем, кто трудился. Иначе не бывает. Вы должны вернуться и сказать, что достигли своего.

Лераиш, не скрывая отвращения скользит взглядом от маски к маске. Его желваки заметно напрягаются.

— Вам не нужно будет думать, не нужно править по-настоящему.

— Для этого есть мы!

— Вы должны согласиться!

— Как согласился ваш отец!

Кажется, что в голове Лераиша сейчас сотрясается весь мозг целиком, все образы и стереотипы рушатся, все идеалы превращаются в пыль; а вокруг фарфоровые лики с губами, что рвутся в кровь от неестественно широких улыбок; слух затаптывает несуществующий хохот. И дупло в Колоссе, как арена цирка. Принц Лераиш — главный клоун-марионетка, нити от которой тянутся к маскам Теней.

— А если я откажусь? — терпеливо выдавливает слова Лераиш.

— Исключено!

— Невозможно!

— Заткнитесь! Я уже понял, что у вас один мозг на всех!

Раздается звук тяжелой поступи, и шелест цепи сопровождает поступь темнокожей коренастой фигуры с цепным копьем.

— Шакс?! Ты!..

А в ответ — боевая стойка: сжимая копье в ладони правой руки и прижимая бицепсом основание древка к ребрам для опоры. Вторую же руку он демонстрационно закладывает за спину. Ни одной эмоции, ни единой вибрации в мышцах. Подобно изваянию из стали с глазами из стекла.

Тени предугадывают дальнейшие события, отходя в сторону, и Лераиш сразу же атакует: несколько быстрых шагов вперед, затем прыжок в сторону, чтобы не нарваться на лобовую контратаку; отталкивается от воздуха взмахом крыльев, и разворачивая тело, целиться в открытую шею кулаком. Шакс легко уходит от удара полуоборотом и лишь подставляет локоть свободной руки под челюсть Лераиша. А затем добивает его рубящим ударом древка по спине.

— Довольно, генерал! Я думаю, наш принц и будущий архонт Эрриал-Тея изменит свое решение, не так ли, гиос?..

Тессера не успевает договорить. Лераиш, собрав последние силы, делает широкий взмах огромными крыльями, сбивая с ног четырех Теней. Шакс, же спокойно отпрыгивает в сторону. Даже не используя ног, и это не ускользнуло от внимания Лераиша. Он бросается вперед, меняя положения тела поочередными, едва заметными взмахами крыльев.

Глаза Шакса на мгновения округляются, странная вибрация проходит по его телу. Вместо того чтобы контратаковать, он начинает пятится назад, смотря в черные глаза наступающего гиоса, но мгновение спустя генерал берет себя в руки: делает полный оборот и обрушивает копье на голову Лераиша.

— А теперь закончите игру, — говорит Тессера. Шакс отвечает лишь взглядом. Он хватает Лераиша за край кирасы и тащит к выходу. Бьет его по щеке, возвращая крохи сознания.

— Достаточно. Адреналин и инстинкт самосохранения сделают все остальное.

Шакс поднимает его тело на руки, а затем сбрасывает.

— Да, я хочу отомстить, — тихо отвечает Лераиш на вопрос старого шейдима. — Хотя, мне кажется, что я до сих пор не до конца осознаю все случившееся. Я словно выгорел в тот момент. И все вокруг потеряло смысл. Колосс, его плоды, я верил всему, но…

— В какой именно момент это случилось? — спрашивает Лифантия, подаваясь вперед, и его лицо очищается от теней в свете костра.

— Я не помню точно. Может, тогда, когда я очнулся за воротами, а может, когда упал с Колосса. Тогда я был сам не свой. Но, почему вы спрашиваете? Есть что-то, чего я не знаю о себе еще?

— Вы не догадываетесь еще очень о многом. Вы же знаете, что, обретая счастье, крылья хегальдин становятся невероятно большими. Вы, ваш брат и отец тому наглядные примеры. Но если хегальдин поддается ненависти, он становится совсем иным существом. Наблюдая и общаясь с вновь пришедшими шейдимами, я понял, что в первое время их новой жизни они, действительно, не чувствуют почти ничего, кроме ненависти, которая иногда сменяется апатией. Но это не значит, что со временем остальные чувства и эмоции не смогут возродиться. Шейдим не может испытывать ненависть перманентно, как и хегальдин не может всю жизнь быть счастливым.

— Все ли шейдимы остались без крыльев? Все ли подвергались казни?

— Многие. Но не все. Однако, новость, которую я расскажу, может вас немного порадовать. Меня ведь когда-то тоже лишили крыльев.

Лифантия делает паузу, затем медленно поднимается с колен, и Лераиш видит, как черный плащ соскальзывает с плеч старика, видит, как плащ этот превращается в крылья. И похожи они на лощеный флер. Огромные, но в тоже время тонкие; волнуются, как поверхность озера под ветром.

— Они выросли снова, — тихо произносит Лифантия, складывая крылья, вновь оставляя края на плечах подобно плащу.

Лераиш сидит молча все еще пораженный зрелищем, его рука касается плеча, а затем он медленно проговаривает:

— Мои ведь тоже отрастут?

— Через несколько полных лун. Конечно. Я думаю, вы уже успели ощутить?

Лераиш коротко кивает.

— Рассвет скоро, принц. Нам надо поспать, а ночью пойдем вместе.

— Куда?

— Домой.

Они выдвигаются с наступлением сумерек, в молчании; слышится лишь скрип дубовых крон и шепот листвы над головой. Ступая по траве, Лераиш шагает с импровизированным посохом, неотрывно смотря на крылья Лифантии. Мозг жалит ворох вопросов о новых крыльях, глазах, о черной крови; ведь раньше все это было частью чего-то далекого от него, признаками проклятого существа, язвами, метками демона, но в действительности же все перечисленное вовсе не язвы на теле больного, и сам больной таковым не является. Лераиш замечает, что черным глазам не нужен свет, чтобы видеть во тьме; что сердце теперь выбивает мощную триаду, а лунный свет действует успокаивающе, облегчая боль обожженных ран на спине.