Не успел Антон насладиться атмосферой изящной бархатистой роскоши, как тихонько скрипнула иссечённая узорами дверь. И кто-то легко вспорхнул в комнату, пустив за собой мягкий шлейф дыма: кажется, в соседнем помещении кто-то или курил, или совершал неизвестный обряд в окружении благовоний. Необычно. Удивительно. Странно. И очень заманчиво: почему-то Антону сразу захотелось погрузиться в эту бескрайнюю обитель тонких сладковатых запахов, в эту смутную, таинственную колдовскую атмосферу, в мир странного, но тёплого. Тёплого и уютного. А не того холодного и бездушного, что окружало его на протяжении долгих десяти лет, что сделалось его вторым домом.

Он подумал сделать шаг вперёд, встретить гостя, возможно, поприветствовать его, но не смог. Потому что поймал себя на мысли, что ничего не знал, ничего не помнил, ничего не умел. Странная скованность охватила его, сделав движения неуклюжими, нелепыми, неуверенными. И крайне неестественными. Его, взрослого, казалось бы, уверенного в себе мужчину тридцати с небольшим лет одолела какая-то детская замкнутость! Это был бред, просто бред, забавный, нелепый. Глупые внушения, вызванные резким перемещением сквозь пространство, сменой обстановки и реальности. Несколько секунд — и он его преодолеет, верно? Не станет глупить, не примется вести себя, словно воспитанник детского сада, потерявший из виду группу и воспитательницу. Ни в коем случае не предастся ненормальной скованности и замкнутости, жутко абсурдной для его возраста застенчивости.

Антон почувствовал себя дураком. Полнейшим, безмозглым, нелепым. Кажется, он совсем одичал в беспробудном одиночестве, совсем закрылся в себя, собственных мыслях и размышлениях. Единственной, кого он изредка видел, была проекция Эльвиры, но он старался с ней не взаимодействовать, пытался не вступать в контакт. Потому что он её ненавидел, искренне, всепоглощающе. Потому что он не мог избавиться от ощущения острой неприязни и отторжения к одной её фигуре. Заговаривал с ней лишь для того, чтобы окончательно не предаться мраку, чтобы не погрузиться в сумасшествие. Но то было неправильно. То было иное, искаженное, практически иллюзорное общение. А живых, истинных, движущихся людей, не напоминающих слепленных камерой призраков, он не видел уже слишком давно. Поэтому откровенно не понимал, как следовало к ним подступить.

Глупая улыбка застыла на его губах, каменная маска сковала лицо. Загадочная незнакомка, облачённая в длинный чёрный плащ, приближалась к нему, каждый её шаг источал дым и изящество. Антону хотелось приблизиться, узнать, что происходит, хоть немного выяснить происходящее. Но его сознание твердило иное, заставляя, по-дурацки ухмыляясь, отступать в сторону стены. Страх. Ужасный страх! Страх и скованность, замкнутость и нелюдимость. Он глупый и беспомощный, он забывшийся и потерявшийся, он навеки погруженный в себя…

— Здравствуй, Антон! Давно не виделись. — стянув капюшон, незнакомка загадочно улыбнулась. Протянула Антону руку с изящными пальцами, с таинственными перстнями в форме граненых птичьих клювов, с покрытыми чёрным лаком ногтями…

— Здравствуй, Антон, — она недоумевающее подняла брови, кажется, осознавая, но пытаясь немного изменить поведение Антона. Подтолкнуть его к общению. Избавить от дикости, странной, ненужной.

Знакомые черты были совсем близко, мягкие волосы приближались к его лицу, пристальный взгляд наблюдал за каждым движением…

— Ну… Здравствуй, — с трудом выдавил из себя Антон, пытаясь справиться с растерянным замешательством. Он знал её, чётко, удивительно, прекрасно. Он уже не раз видел её, он уже не раз общался с ней, но, как ни досадно, не мог заговорить теперь. Как бы упорно ни заставлял себя это сделать. Смелый шаг, мимолётное движение… Нет. Ничего. Всё та же скованность и неловкость, крепкими тисками сдерживавшая его на месте.

— Ты не узнаёшь меня? — женщина неуверенно приподняла брови.

— Узнаю, — лаконично ответил Антон, нервно переминаясь на месте. Говорить по-другому он, кажется, уже разучился, потому что одиночество подорвало в том числе и его речевые навыки. Короткие предложения, рубленые фразы, примитивные слова — на другое он не был горазд.

А её он просто не мог забыть, неспособен был оставить во тьме Предъадья и тумане собственной памяти! Лиза. Елизавета Ледковская. Девушка, с которой он некогда пережил немало странных, абсурдных и бредовых испытаний. Последний живой человек, с которым он был рядом перед началом того тягостного и губительного для его личности десятилетия!

Но теперь это стала уже не та Лиза. Теперь она скорее напоминала Эльвиру, тёмную, таинственную, загадочную — ужасно! Исчезли остатки какой-то детской наивности и непосредственности, лицо исказилось следом порока, во взгляде сквозила наигранность, непонятность, искусственность. Да, в её фигуре появилась какая-то тайна и утончённость, женственность, изящество, но это было не то. Антон не нуждался в такой Лизе. Потому что для него она обратилась уже не Лизой, а второй Эльвирой, которую он ненавидел каждой клеточкой сознания, каждым участком души. Жгуче и пламенно ненавидел.

— Эльвира навещала тебя, ты бы мог обо всём узнать и, возможно, даже увидеть меня раньше, но я не хотела представать перед тобой проекцией. Да и мой смутный план мог потерпеть неудачу: всё-таки я ещё не такая умелая, как Эльвира. Поэтому — сюрприз! — Лиза загадочно улыбнулась, небрежно и непосредственно всплеснув руками.

— Я точно не в Предъадье? — поинтересовался Антон, упорно стараясь не выдавать предательскую дрожь в голосе — по правде говоря, не очень успешно.

— Точно, — Лиза ласково мурлыкнула и снова протянула Антону свою руку. Он судорожно схватил её, заставив Елизавету невольно вздрогнуть.

— Поосторожней, — мягко проворчала она, чуть отстранившись. — Расслабься. Давай сядем на диван, немного поговорим. Заодно узнаешь, что происходит в мире. А то, насколько я поняла, Эльвира тебе ничего об этом даже не рассказывала.

— Ничего…

— Ну вот. А я расскажу всё в подробностях. Устраивайся поудобнее.

Они сели на диван, мягкий, уютный, бархатистый. Окружённый лампами и окутанный смутными колдовскими ароматами.

— Ох, столько рассказывать придётся. Но я буду краткой. Не люблю длинные и занудные речи, — Лиза поморщилась, снова немного всплеснув руками. — Итак, я, наивная девочка, рассчитывавшая спасти мир с помощью чудо-оружия, вернулась в город С.

— Постой… А где мы находимся сейчас? — осторожно перебил её Антон, всё ещё пытаясь взглядом уловить некоторые детали комнаты, чтобы отвлечься от излишней замкнутости и скованности.

— Ох, не перебивай, пожалуйста, и не торопись: чуть позже ты обязательно всё узнаешь. Но мы в доме Эльвиры — думаю, пока этого достаточно.

— Да. Хорошо. Продолжай.

— Итак, я вернулась, наивная, амбициозная, целеустремленная, исполненная искренних надежд избавить мир от голубей. Но не вышло. Все мои мечты оборвались, надежды затуманились, помутились. Мне не везло с самого начала. Вернувшись, я попала в тот ненавистный нам дом, только в нашем мире. Там из-за чего-то ссорились голубиные прислужники. Тогда я ещё ненавидела Эльвиру, тогда я мечтала её убить. Но, можно сказать, убил её другой человек — взбунтовавшийся голубиный раб. Вот только убил он её лишь условно, потому что спустя несколько секунд она возродилась с помощью камня, причём в бессмертном демоническом обличии. Она стала демоном, сильным, неуязвимым. В неё пытались стрелять, но ни у кого не выходило: она уже успела обрести то, ради чего ей был и нужен камень. А я решила побить голубей. Считала, что не зря же мы столько пережили, не зря же столько испытали, пытаясь достать это проклятое оружие! Зря. Потому что мой поединок с голубем оказался неудачным. Голубь ранил меня и чуть не убил — спасибо Эльвире, что вовремя оказалась на нужном месте, воспользовалась выроненным мною оружием и пристрелила эту тварь.

После этого они с оставшимися голубиными прислужниками нашли мою мать и отвезли нас вместе с ней в старый дом Эльвиры, тогда гораздо более бедный, неухоженный. Тогда-то я и узнала страшную истину: сражаться было бессмысленно, потому что голуби уже фактически захватили мир, достигли в нём определённых успехов. Поэтому, сколько ни стреляй, сколько ни убивай главарей, лучше от этого не будет. Появятся новые, причём более агрессивные. И с человеческих земель они уже точно не уйдут, потому что прекрасно на них обустроились и в своём демоническом обличии.