Антон тут же поднял оружие и, приготовившись к выстрелу, принялся напряжённо вглядываться во мрак.

Эльвира. Вскоре её силуэт очертился во тьме. Она изящно развернулась и, легко подобравшись к нам, с приторной улыбкой сообщила:

— Приятная новость: я знаю, как вызволить вас из Предъадья. И я могу это сделать. Вы можете проследовать за мной, пройти через пространство, покинуть пределы Предъадья и голубиной обители. Пролететь реальности, очутиться дома! В родном мире, вместе с такими же наивными, глупыми, беспомощными, жалкими созданиями. Но это уже не важно. Важно условие — вместе с оружием в пространство сумеет окунуться лишь один из вас, раз вышла такая неурядица. Только один. Причём, ступив на человеческие земли, этому одному придётся отдать оружие мне. Сразу говорю — другой выход у вас отсутствует. Поэтому или вы остаетесь вместе, на всю жизнь, в окружении затхлой «романтики», глуши и пустоты, а потом, когда истекут часы, спокойно отправляетесь в ад, — на этих словах она изящно повернулась на носках, словно маленькая девочка. — Или кто-то уходит, но бросает другого. Так какая перспектива лучшая? — Она подняла брови, впившись в нас нездоровым взглядом. Резкие, выбеленные, словно маска, черты лица, прозрачные руки, бесшумная походка, странного цвета волосы, играющие на плечах… Неумеренно меняющееся выражение лица: от невозмутимого до восторженного, почти истеричного.

Неуравновешенная женщина, странная фигура, по случайности ставшая нашей спутницей… Она могла помочь, наверное, способна была сделать что-то полезное, но нам совсем не хотелось ей подчиняться. Отсутствовало желание следовать за ней, выполнять её приказы. Однако другого выхода не было. Потому что теперь наши жизни находились в ее руках.

— А поподробнее? Возможны ли неудачи? — уверенным тоном спросила я, подозрительно прищурившись, невольно подивившись тому, что уже совершенно не боялась Эльвиру. Что уже не задавалась мелкой дрожью от её мимики и движений. Я была на неё разгневана, бурно, значительно, и собиралась непременно выяснить даже самые мелкие подробности предстоящего нам путешествия. Раздельного путешествия?

Раздельного… Кому-то предстояло остаться здесь, в проеденных плесенью стенах дома, среди пустоты и бесконечности, среди беззвучного шороха тумана и отдалённого треска пламени. Провести жизнь в вечном одиночестве! Отправить себя в пепел раньше времени, потому что одиночество в таких условиях — хуже ада. Потому что такое единение — это, кажется, самый страшный кошмар, какой только можно вообразить.

Может, можно было оставить оружие? Уже не волновало, что оно значило, что мы сделали для его поиска. Я не смогла бы терпеть вокруг себя столь мерзостные стены, я бы просто морально не сумела к ним привыкнуть; но и Антона, уже и без того впавшего в апатическое уныние, не оставила бы. Ни за что! Ведь, несмотря ни на что, я любила его, причём гораздо больше, чем простого друга, приятеля или сопутника. Ведь я всё ещё ощущала на губах тот самый «привкус ада», который испробовала, когда только ступила в бездушную болотную жижу.

— Возможны ли неудачи? — загадочно протянула Эльвира, расслабленно сложив руки. — Нет, невозможны, совсем невозможны, говорю вам честно. Только в крайнем случае, но это уже зависит не от вас, а от меня.

— А если оставить оружие? — начала было я, но Эльвира меня сразу же перебила:

— Нет, если даже оставите оружие, всё равно выбраться сможет только один. Такова магия этих мест — после одной неудачи я уже не смогу организовывать ваше с ними взаимодействие в полной мере. Поэтому такое предложение бессмысленно.

— Только один из нас? Отлично, я останусь, — неожиданно решительно вызвался Антон, опустив оружие. — Лиза не лишится жизни, а меня уже ничего не пугает.

— Может, я? — робко спросила я, глядя в его горящие непонятым азартом глаза. Да, разумеется, я ненавидела этот дом всей душой, но по иронии судьбы я снова в него попала, причём уже в пределах другого мира. Так звучала ирония — таким, возможно, представлялось и моё будущее. От которого не имело смысла убегать, прячась, словно неизбежно умирающий от подступающей смерти. Гадкая, злая, горькая ирония!

Эльвира невозмутимо пожала плечами.

— Это ваше решение. Не моё. Думайте.

— Нет, это точно буду я, даже не думай! — твёрдо и уверенно произнёс Антон, и я осознала, что не могла ему сопротивляться… Не способна была спорить с ним, потому что он был убеждён, ясно, чётко, определённо; пугающая ярость скакала в его глазах, доказывая, что он намерен остаться в Предъадье. В любом случае.

— Хорошо… — приглушённо пролепетала я, нервно сглатывая, невольно отстраняясь от упрямого спутника. Стараясь не думать о том, что собиралась совершить предательство, истинное, гадкое. Что решила навеки оставить лучшего друга в гнилостной хижине, затерянной в беспробудной пустоте и одиночестве. Мы могли бы остаться вместе… Поступив по любви и верности, последовав принципу справедливости, но это не принесло бы ничего. Теперь было не до благородства. А вечная любовь, готовность кинуться ради друга в самые страшные авантюры, кристальная чистота и безгрешность — это по большей мере только сказки, шаблонные, наивные. Формирующие ошибочные и стереотипные представления.

Других путей не существовало, они все остались далеко позади, среди неизученных окрестностей Предъадья.

Возможно, однажды он всё же сможет спастись, сумеет выбраться, вернуть свободу — для этого требовалось время. Неизвестное количество. Неведомые месяцы, годы, десятилетия…

— Я готова, — угрюмо заявила я, взяв из рук Антона оружие и приблизившись к находившейся в ожидании Эльвире. — Абсолютно готова.

Мы не успели даже попрощаться. Потому что сразу после моих слов Эльвира исчезла, а мрак проступил сквозь окна, принявшись стремительно сгущаться. Расходящиеся голоса зазвучали в моей голове, отчаянно давя на разум, строя в воображении образы; смутная фигура Антона отдалилась, и я больше не смотрела в ту сторону, чтобы лишний раз не тревожить душу. Я снова летела сквозь пространство, сквозь время, сквозь расстояния… К свету солнца, пусть и немного помутившемуся от голубиного пламени.

Глава 29. От святости до преисподней

Пелена растворилась в мутном и туманном сумраке. Дом остался позади, дом канул во тьму. Человеческие земли. Город С, петляющий улочками и перекрестками, играющий цветами и зеленью. Неужели я снова находилась близко к людям? Неужели я вернулась, неужели оставила позади жуткие окрестности, окружённые голубиным пламенем? В это не верилось, совсем не верилось — казалось, будто все это — сон. Ложь. Иллюзия. Такая же, как и в том омерзительном доме, от одной мысли о котором меня невольно бросало в дрожь.

Но я стояла на земле. На самой обычной, знакомой, человеческой. Только изменившейся, ужасно изменившейся. Опалённой беспощадным пламенем, вторгнутой в гнёт битвы и ненависти. Людей не было; улицы стояли сухие и безмолвные, холодные, угрюмые. Деревья вились ветвями и листьями, зловеще хрустели и кренились. Откуда-то доносились отдаленные отзвуки криков, растворяющиеся в пространстве. Кажется, все исчезло, потонуло, затерялось. Все невольно стало частью великого безумия, что разворачивалось, что не останавливалось.

В воздухе витал запах гари, деревья торчали безжизненными сучьями, ветер угрюмо безмолвствовал. Помявшись, я осмотрелась. И увидела дом. Ненавистная хижина, забытая среди зарослей, глядела на меня выцветшими оконными стыками, застеленными грязью, пропитанными безжизненностью.

Я все ещё была рядом. Совсем рядом с истинным ликом зла, бурившего крошащиеся стены. Дом словно звал меня, словно просил, чтобы я сделала несколько шагов, подошла ближе, отворила дверь, побрела по вязкому полу. Утонула в «меду». Возможно, пожертвовала годами и временем, потеряла жизнь и дороги, как Антон, оставшийся там навеки, вынужденный проводить всю свою жизнь в месте, граничащем с Землёй и адом.

Я бы попечалилась и подумала, потосковала и поразмышляла, но сейчас было не время. Не время для сантиментов и воспоминаний, не время для рассуждений и выводов.