В воздухе пахло дымом, едкая пелена и гарь распылялась по улицам. Ни людей, ни машин, ни животных. Кроме голубей, конечно. Кроме жутких птиц, бороздивших воздух, словно массивные горящие корабли.

Люди уже не высовывались. Они сдались. Пали под пернатым маршем или отдались в рабство птицам, могущественным, ужасающим. Ад оказался сильнее, дороги потерялись под камнями и пламенем; жители С, не успевшие эвакуироваться, становились птичьими рабами или сторонниками, беззащитными узниками и пленниками.

Не было ни армии, ни правительства, ни вооружения. Город пустел, окунаясь в пепел и пламя, содрогаясь под голубиными крыльями. Несколько дней. Всего несколько дней, быстрых, резких, мимолётных. Всего несколько дней понадобилось силам ада, чтобы захватить беззащитный С. Люди поддались и покорились, потому что испугались, ужасно испугались и запаниковали, встретившись с чужим и неизведанным.

Я стояла на тонкой тропе, затерянной в корявых древесных зарослях. Которую протоптали голубиные сторонники, некогда проводившие там грандиозные встречи и собрания.

Сейчас голубиных приспешников поблизости не было: наверное, они все сгорели под птичьим пламенем или поспешно скрылись, увидев, в кого превратилась Эльвира. Теперь битва велась только с птицами, фонтанировавшими неудержимой яростью. А в городе будто не осталось ничего от нашего мира — только демоническое, адское, потустороннее. Голуби и пламя, ведьма и демоница. И только я и немногочисленные люди, не покинувшие С, до последнего не теряли надежду.

Эльвира осталась позади, закутанная в мантию пламени и величия. Голуби восхваляли её, голуби чтили её. Они разрешили ей стать демоном, они приняли её в свои ряды, несмотря на то что когда-то она была человеком. Не живая и не мертвая, не воскресшая и не дышащая, она вступила в ряды сильных. Присоединилась к аду. Обрела способности для жизни в новом, подчинённом демонами мире.

В мою голову невольно закрадывалась неутешительная мысль, что, быть может, всё уже потеряно, что люди не жильцы, люди — рабы. Униженные и жалкие, несчастные и навеки втоптанные в грязь. Необычные захватчики выселяли их с родных земель, загоняя на просторы ада. И голуби были везде, голуби повсюду. Голуби — символ мира, только не от примирения, а от величия, от нескончаемых захватов и стремительно обретаемого всевластия. Цари, короли, правители…

Мир, захваченный птицами, чётко вырисовывался в моем сознании, но я упорно отгоняла эти опасения. Все не должно быть так, ничего не будет так. Мы справимся, мы спасёмся, мы выберемся. Мы не станем рабами птичек, которых сами же некогда ублажали зёрнышкам! Пусть лучше они будут нашими рабами, пусть падут к нашим ногам и преклонятся. Они никогда не захватят наши земли, потому что вернутся домой, не успев осуществить даже половины своего великого плана.

Выйдя к пустовавшей городской дороге, я резко остановилась.

Когда-то там была оживленная трасса, когда-то там сновали машины, расплёскивая во все стороны клубы пыли. Теперь там стало пусто, тихо, безмолвно. Почти пусто. Потому что на дороге сидел и, кажется, о чем-то размышлял огромный пылающий голубь. Птица не рушила и не захватывала, не нападала и не раскалывала. Чего-то ждала. Обдумывала какой-то план.

Главарь. Только подойдя чуть ближе, я осознала, что это был один из предводителей, один из главных голубиных демонов. Страх скрутил меня, ноги подкосились и словно увязли в грунтовой дороге, как в том медовом полу, холод неприятными щипками пробежал по коже. Оружие затряслось в моих руках, когда я представила, что сейчас произойдёт. Что мне придётся в одиночку сражаться с голубем-демоном, вооруженным, сильным, стремительным.

Будет ли победа? Случится ли спасение? Возникнет ли смысл в оружии? Непонятно. Потому что я была одна, совсем одна против стаи сильнейших демонов! Потому что жители С отступили, сдавшись, спрятавшись, потерявшись. Они не могли сражаться. Они могли только таиться, сидя в укромных убежищах, где не достали бы их страшные демонические создания.

А я могла. У меня находилось оружие, у меня имелась какая-то сила, святая, заветная. Но не было подкрепления. Помощника, что сумел бы сопроводить и поддержать меня в смертоносной схватке.

Главное — не поддаваться панике. Следовало действовать, срочно, непременно действовать.

Голубь смотрел на меня, голубь подбирался ближе. И я подкрадывалась к нему, вытянув вперёд вооружённую руку, готовая в любой момент совершить судьбоносный выстрел.

Демон взмахнул крыльями и, издав дикий клич, взмыл в накаляющийся воздух. Я крепко сдавила спусковой крючок и выстрелила. Попала. Пуля ударила в пылающее тело, вонзившись в горящую гибкую шею, заставив голубя покачнуться, завизжать и задёргаться. Оболочка поранилась, адская душа разорвалась на части.

С заунывным кличем, жутким, потусторонним, голубь рухнул на землю. Я уже слышала такие звуки в Предъадье, но тогда они мне не казались столь звонкими, пронзительным, потому что там они сливались с обстановкой, невольно становились её частью. А в городе всё было иначе. Улицы С крепко опутала тишина, поэтому предсмертный голубиный крик прозвучал особенно громко, страшно и оглушительно. С ноткой нескрываемого отчаяния.

Я отступилась на несколько шагов, наблюдая, словно заворожённая, за стремительной гибелью ужасного демона. Они казались неуязвимыми, они сеяли смерть и панику, но теперь умирали сами. Надежда вновь заплескалась внутри меня заветной искоркой. Силы были, возможности не истощились, оружие крепко тяготило мою ладонь, придавая мне теперь особой уверенности. А это значило, что далеко не всё потеряно, что я ещё имела хоть какой-то малейший шанс помочь этому миру избавиться от неугомонных стражей ада.

Всех их, конечно, не убить, не уничтожить и не сломить, но наш город сейчас был основной точкой, в которой они сосредоточились. Поэтому там находилось особенно много главарей, важных, значимых. Может, они все-таки отступят? Может, не зря мы проходили испытания Предъадья и не зря оставили там Антона на долгие-долгие годы или даже на всю его оставшуюся жизнь? Не зря. Я очень надеялась, что не зря.

Откуда-то донеслись чьи-то громкие голоса, наполненные нескрываемым ликованием. Кто-то оживлённо переговаривался, кто-то что-то обсуждал, увлечённо, целенаправленно — кажется, там стояли люди. Живые люди, притаившиеся в кустах, посторонившиеся от опасности. Они восхваляли меня? Они хотели отблагодарить меня за помощь?

Я изумлённо замерла на месте, решительно не понимая, что делать дальше. Улица всё ещё давилась смрадом, посреди дороги безжизненно распласталось и догорало голубиное тело, окружённое отблесками пламени. А неподалёку кричали люди, обрадованные, ликующие. Победа! Кажется, они наивно решили, что это победа, что это долгожданный счастливый конец. Глупо и самонадеянно. Печально и безысходно.

Ко мне с оживлённым видом подбежал какой-то парень, кажется, чуть-чуть младше меня. Он был искренне изумлён и неотрывно смотрел на умирающее голубиное тело. В голубых глазах, словно в лужах, плескались блики радости, наивной и несвоевременной. Если бы он знал, что происходит на самом деле! Если бы он понимал… А впрочем, было бы не лучше. Знание не принесло бы силы, понимание бы не подарило энергию и способности. Потому что знание — это ключ от двери, за которой спрятано оружие, но не само оружие.

У меня имелось и знание, и вещь, которая могла навредить птицам, но я не могла назвать себя владелицей оружия. Полного его экземпляра. Полной сущности, способной принести победу, дающей истинную надежду на освобождение города.

— Э-э-э… Как вы его так? — парень восторженно прищурился, наблюдая за каждым подёргиванием умирающего голуби.

— Ну, есть способ, — я непринуждённо пожала плечами и отошла в сторону, стараясь не показывать ствол неопытному взгляду. Знание не принесло бы пользы, по крайней мере его знание — уж точно. Оно бы только потянуло время, которое проносилось теперь особенно быстро и мимолётно.