- Держи, - Фома всучил ему вещи и, покачиваясь, приблизился к ближайшему дереву у дороги - его стошнило.

- У тебя сотрясение, - испуганно, с досадой воскликнул Ян, со всего размаху зарядив ногою в ворота - те противно задребезжали. - Уроды!

Фома не ответил: приступ головной боли нахлынул с неожиданной силой, он ухватился руками за растрескавшуюся кору, пытаясь не упасть, и опустил голову - ему было очень плохо.

- Тебе нужно в больницу! - Ян начал выкручивать мокрые вещи. - Я сейчас тормозну какую-нибудь машину, - вода буквально хлынула на тротуар, - проклятье, да что у вас там происходило? - Он как следует встряхнул штаны, пытаясь придать одежде божеский вид.

- Я никуда не поеду, - глухо отозвался Фома.

- Как не поедешь?! Тебе же хреново! - возмутился Ян, перекидывая штаны через ветку и принимаясь за футболку.

- Сказал, не поеду, - упрямо повторил Фома. - Нормально мне.

- Куда сейчас? В Дом? - Ян ловко расправился со второй шмоткой.

- Ты что, - отдышавшись, Фома присел прямо на землю и начал натягивать ботинки, - я в его пенаты ни за что не вернусь.

- Он трогал тебя, - с горечью проговорил Ян и с такой силой тряхнул в воздухе футболкой, что брызги разлетелись в разные стороны.

- Я решил пойти в приют ночного пребывания, там завтрак, ужин и ночлег, еще с какой-нибудь работой помогут, - Фома поднялся на ноги, - хватит с меня исповедей и молитв.

- Где твой паспорт, Фома? В Доме остался? Его нужно забрать.

- Пофиг! Пусть подавится! Не вернусь я туда. Новый выправлю, прорвемся, Ян. Мобильник тоже там остался, плевать. Давай просто уйдем, - изо всех сил Фома попытался сделать отважное лицо, но вместо этого получилось лишь жалкое, вымученное выражение.

Фома всегда боялся показаться слабым. И даже сейчас в своем абсурдном наряде, с побитой физиономией, униженный человеком, который ему нравился, он попытался расправить плечи, чтобы продемонстрировать военную выправку, тем самым доказать, что ему все нипочем. Не вышло. Позвоночник, отбитый о жесткий пол спортзала, сразу заныл при первой попытке как следует распрямиться. Фома зашипел и уперся руками о колени - такой развалиной ему еще себя чувствовать не приходилось.

Улица была пустынной: окраина да глубокая ночь, ни прохожих, ни машин, если не считать пары таксистов, промчавшихся мимо. Ян похлопал себя по карману и вспомнил, что денег у него больше не было - он все истратил на дорогу сюда.

Холодало. Неприятный ветерок обдувал спину Яна, закрытую ветровкой, и Ян только теперь понял, насколько промозгло сейчас Фоме в одном только халате. Им нужно было добраться до ночлежки, но это место находилось так далеко, что Ян даже содрогнулся от одной мысли о том, как туда попасть.

- Черт возьми, - вдруг воскликнул Фома, оборачиваясь. - У меня в кармане деньги!

Ян поспешно начал шарить по карманам висевших на ветке штанов и очень скоро вытащил оттуда расползшиеся ошметки: он так добросовестно выкручивал мокрые вещи, что попросту разорвал набухшие от воды банкноты.

- Вот дерьмо, - рассеянно произнес он, разглядывая зеленую размазню на своих ладонях, - это даже не склеишь...

Фома нервно захохотал: столько усилий, и все пошло прахом. Ян с сожалением стряхнул бумажную кашу - определенно, сегодня удача была не на их стороне.

- Ян, пошли! - позвал Фома. Смеяться было тоже больно. Ему нетерпелось уйти подальше от этого дома, хозяин которого оказался самым настоящим подлецом.

Ян ничего не ответил. Он просто повесил на локоть сырую одежду, через шею перебросил руку Фомы, помогая ему идти, и побрел в нужном направлении. Шли они медленно: ослабший Фома очень сильно тормозил Яна, и без того не обладающего выдающимися физическими данными. Квартал за кварталом, еще и еще, двое парней брели под тусклым светом ночной иллюминации, без денег, без жилья, никому не нужные, но сильные духом люди. Ян не знал, сколько они уже шли, знал он твердо только одно, что такими темпами они доберутся очень не скоро.

Споткнувшись на ровном месте, едва не упав и чуть не утянув Яна вслед за собою, Фома прошептал:

- Я больше не могу, все...

Ян чудом дотащил его до автобусной остановки. Провести остаток ночи здесь было не самым плохим вариантом: скамейка с трех сторон окружалась пластиковыми стенками - это защищало от ветра, который почему-то решил разгуляться не на шутку, поднимая с асфальта пыль и прочий мелкий мусор.

Фома устало лег на скамейку, положив голову Яну на колени, он свернулся калачиком, посопел и затих, то ли в беспамятстве, то ли в царстве Морфея. Ян снял с себя ветровку и накинул ее на плечи товарищу, справедливо решив, что это самое тепло тому нужнее. Ян сидел и смотрел на выразительный профиль спящего Фомы, на запекшуюся кровь у самого глаза, на пухлые чуть подрагивающие во сне губы, почему-то проникаясь чувством боли и несправедливости до глубины своей души. Ян и глаз не сомкнул до самого рассвета, охраняя покой покалеченного друга. А под самое утро их подобрал какой-то добряк и доставил прямиком в нужное место.

Очень скоро Фома уже регистрировался в очередной ночлежке, снова сдавал анализы и располагался на новом месте, представляющем помещение казарменного типа. Это была просторная комната на пятнадцать двухъярусных коек - Дом Клима казался шикарной гостиницей на этом фоне. Койки и несколько шкафов - вот и все скромное убранство небогатой обители.

Фома объявил сразу, что паспорт утерян, но ему обещали помочь с документами и даже с работой. Фома очень сильно надеялся, что это будут не пустые слова.

Так вот, ночлежка являлась только ночлежкой: в 8:00 жильцов кормили завтраком, и после девяти они должны были покинуть помещение - кто-то уходил на официальную работу, кто-то в другом направлении, побираться, и только вечером, в 18:00 все снова собирались в столовой, ужинали и расходились по баракам - людей в приюте находилось немало. Основное правило: никакого алкоголя и наркотиков, как и у Клима, - провинившийся немедленно выдворялся на улицу. Жить там можно было не больше года. За это время бездомный должен был найти себе другое место обитания, к примеру, снять комнату. Не подобрал подходящих вариантов - ровно через двенадцать месяцев снова добро пожаловать в официальные бомжи! Фома решил, что года ему бесспорно хватит, чтобы более-менее разобраться с тяжелыми жизненными обстоятельствами.

Соседи по бараку оказались самыми обычными бездомными по типу Владимира, которые некогда пили, выносили вещи из дома, снова пили, а потом их выгоняли родственники. Кто-то попал впросак с квартирой, кого-то попросту неблагодарные дети выставили на улицу - судьбы были похожими, а лица - несвежими и хмурыми с вкраплениями темноты вместо зубов. Однако эти люди очень хотели завязать с постылым бродяжничеством и все для этого делали: работали, не пили, соблюдали график и не буянили по ночам.

Более-менее раззнакомившись, Фома узнал последние новости: маньяк не дремал, а отрывался по полной - за последнюю неделю нашли два трупа. Убийства происходили с наступлением темноты и, как обычно, не находилось ни единого свидетеля этому безобразию. В первом случае бомж был убит опасной «розочкой» прямо в сердце, а во втором - горло жертвы было перерезано самым обычным ножом, который валялся тут же, в растекшейся луже крови. Никаких отпечатков пальцев, зато четыре точки во лбу зияли намеком на неуловимость преступника. Маньяк продолжал чистить город, и никто понятия не имел, кого убийца сделает своей следующей жертвой.

В первые дни, видя плохое состояние Фомы, ему разрешили не покидать даже днем стены приюта. Он не остался без внимания и медицинской помощи, а когда его наконец-то вроде бы как признали здоровым, первым делом после завтрака он завернул на кладбище к родителям.

Мертвая листва начинала опадать, покрывая могилы разноцветным одеялом. Фома не понимал, как можно было вообще сажать деревья на могилах. Он думал так отнюдь не с какой-то там эстетической точки зрения, березки на костях и все такое, а чисто из практических соображений: деревья росли не везде, а листья разлетались по всему кладбищу. Получалось нечестно: кому-то приходилось убирать мусор, принадлежавший чужой могиле. У Фомы не было грабель, у него не было метлы - он голыми руками сгребал иссохшие листья и бросал их в высокий контейнер, специально предназначенный для этого, благо, что сам контейнер находился неподалеку. Он прибрал могилы как мог и долго еще сидел на корточках, молча разглядывая фотографии на дешевых памятниках. А когда затекли ноги, он попрощался с родителями кивком головы и медленно побрел в сторону выхода.