И вот теперь, закончив службу, с большими надеждами и полупустым рюкзачком за плечами, он приехал к единственной родственнице в абсолютно чужой, далекий город, где у него не было ни друзей, ни знакомых. Он приехал, прилетел как выпорхнувшая из распахнутого окна доморощенная канарейка, а потом не смог вернуться назад, потому что фрамуга оказалась уже запертой.

В Восьмидвинске Фома знал только одно место - городское кладбище, да и то только потому, что там лежали его родители. Фома просидел на могилах до самого вечера. Он просидел бы еще, да стало холодать. Легкий китель уже не спасал, а теплых вещей не было и в помине: в рюкзаке лежали только сменное белье, бритва да пара книг по английскому. В животе недовольно заурчало - организм упорно требовал пищу.

Яркие конфеты, оставленные на могилах, то и дело приковывали его внимание, но Фома отбросил шальные мысли в сторону. В его кармане лежала двухмесячная зарплата - смехотворная сумма, но одно только осознание наличия денег заставило Фому устремиться в сторону ближайшего универмага, на ступеньках которого, вооружившись батоном и кефиром, время от времени прикладываясь то к одному, то к другому, он начал лихорадочно размышлять, где лучше провести ночь: в каком-нибудь подъезде или на вокзале.

Он сел сбоку, чтобы никому не мешать, опершись плечом о стену того самого магазина. Люди сновали туда-сюда, хмурые, довольные, веселые - разные, ноги в разноцветной обуви то и дело мельтешили перед глазами, фирменные пакеты с едой шелестели, колбасы выглядывали из чужих сумок, заставляя Фому немного нервничать.

Навязчиво хотелось мяса, но зубы вгрызались в душистый мякиш - Фома экономил: еще неизвестно, какое будущее ждало его через час. Народ с любопытством глядел на юношу в солдатской форме, но ничего не говорил, отворачиваясь в другую сторону и мгновенно забывая о нем, снова сосредотачиваясь на своих проблемах.

Спрятав остатки батона в рюкзак, Фома поднялся со ступенек и уже начал искать среди людей более-менее располагающее к себе лицо, чтобы спросить, где находится вокзал, как вдруг странные крики привлекли его внимание.

Из-за угла «Дома быта», того, что стоял напротив, выскочило несколько подростков. Они бежали с радостными воплями и хохотом, останавливались, оборачивались, а потом снова бежали дальше. Одна из них, девочка лет четырнадцати, усердно выполняла роль оператора, с довольной улыбкой пялясь на экран телефона и снимая результат своей шалости на камеру - следом за детьми из-за дома выскочил человек. Руки, плечи и затылок его были объяты языками пламени, которое с каждой секундой разгоралось все сильнее. Он кричал и крутился, живым факелом освещая сгущавшиеся сумерки, а народ вокруг него шарахался в стороны, стараясь отступить как можно подальше.

Недолго думая, Фома мигом стянул с себя китель и со всех ног бросился к горящему незнакомцу, споткнувшемуся о подставленную кем-то из подростков подножку и покатившемуся прямо по асфальту. Человек кричал от испуга и боли, изо всех сил пытаясь сбить с себя пламя. Фома молнией подоспел к нему и накинул китель на огненное кружево, быстро подоткнув полы, чтобы лишить дьявольское плетение доступа кислорода. Человек под Фомою затих, полностью отдавая себя во власть того, кто пришел ему на помощь.

 - А ну-ка, - парень с сумкой через плечо ухватил за руку одного из подростков, - совсем охренели?

 - Убили! - истошно завопила полная женщина с двумя пакетами, полными продуктов.

Девочка с телефоном резвым козленком скакала по импровизированной арене, окруженной все подтягивающимися зрителями, и с абсолютно наглой улыбкой продолжала вести преступную съемку. Где-то вдалеке завыла сирена случайно проезжавшей мимо полицейской машины.

 - Погнали! - хриплым, прокуренным голосом воскликнул пацан, схваченный бдительным прохожим, одним рывком освобождаясь от слабенького захвата.

Как по команде, вся банда малолеток, включая оператора, бросилась врассыпную, виртуозно лавируя между случайными зрителями.

 - Скорую! - взвизгнул кто-то.

 - Не надо скорую, - отозвался человек из-под кителя и зашевелился.

Фома поспешно снял с него свою куртку, внимательно рассматривая потерпевшего. Им оказался немолодой мужчина. Под светом бегущей магазинной рекламы Фома без труда рассмотрел его обветренное лицо с густой спутанной бородой и не менее густыми отросшими волосами, взлохмаченными и опаленными с левого боку. Нижняя губа его треснула и сверкала кровавой, вечно незаживающей полосой. Глазки-щелочки на опухшем лице смотрели настолько спокойно и буднично, словно минуту назад вообще ничего не происходило. В нос Фоме сразу ударил резкий запах пота, алкоголя и какой-то кислой тухлятины.

 - Вы как? - выпалил Фома, преодолевая внезапную брезгливость и помогая мужчине принять сидячее положение.

- Да все пучком, - отозвался тот, приложив руку к обожженной щеке, но, зашипев при этом от боли, он тут же отнял пальцы, - покоцали меня чутка.

 - Так скорую вызывать? - на всякий случай переспросила сердобольная женщина с сумками, обращаясь к Фоме. Тот не успел ответить - мужчина с удивительной резвостью поднялся на ноги и слегка покачивающейся походкой направился в сторону клумбы.

 - Не надо, - на ходу бросил Фома, подхватывая с асфальта свой китель и устремляясь за незнакомцем.

Народ начал расходиться: все самое интересное закончилось, а дома ждали семьи, телевизор и теплая постель - нужно было успеть еще и к вечерним новостям. Пострадавший уселся на краешек бетонной клумбы и начал ожесточенно чесать подбородок, словно кто-то очень мелкий так и покусывал давно не мытую кожу.

Фома уселся рядом, разворачивая китель на весу.

 - Все, можно выбрасывать, - присвистнул он, разглядывая улицу через крупные дыры на спине и рукавах.

Бородатый мужчина оценивающе посмотрел на безнадежно испорченную вещь:

 - Да, уж точно ни на что не сгодится, - голос его был низким и густым, - Владимир, - он протянул для знакомства свою широкую ладонь.

Фома вздохнул и, насильно отодвигая подальше гадливое чувство, ответил на рукопожатие:

 - Фома.

Владимир похлопал себя по карманам обгоревшей куртки, и, вытащив пачку сигарет со спичечным коробком, закурил, с задумчивостью глядя на светящийся шарик фонарного столба.

Фома медленно скрутил то, что осталось от кителя, без сожаления сунул в ближайшую урну и снова опустился на клумбу рядом, удрученно подперев голову кулаками.

- Ты чего домой не идешь? - осведомился Владимир после очередной затяжки.

- У меня нет дома. Из армии вернулся - тетка к себе не пустила, сволочь, - Фома сплюнул под ноги.

 - А прописка?

 - Ничего нету, - Фома устало потер глаза и сдвинул кепку на самый затылок. Становилось прохладно - камуфляжные штаны и футболка не спасали от вечерней сырости.

 - Бывает, - Владимир снова затянулся и выпустил в небо струйку сизого дыма.

Они помолчали.

 - Ох, да у вас все плечи обгорели, - испуганно проронил Фома, начиная внимательно разглядывать своего собеседника: черная куртка из кожзама обуглилась на затылке и местами торчала какими-то несуразными струпьями, а в прогоревших кратерах нескольких слоев одежды виднелась обнаженная плоть.

 - То-то я и думаю, что-то неемко, - Владимир неуютно поежился, пытаясь заглянуть через собственное плечо, - черт, новая куртка...

 - Надо рану обработать! - Фома подскочил, как на пружинах.

 - Надо, - утвердительно кивнул Владимир, издав мясистым носом хлюпающий звук. Его рука залезла под куртку и через пару секунд показалась, сжимая спасительную чекушку.

 - Я метнусь в аптеку! - Фома сделал торопливый жест в сторону крыльца с зеленым крестом, - я мигом! Никуда не уходите!

- Куда же я денусь, - пробормотал себе куда-то в бороду Владимир, прикладываясь к узкому горлышку и опрокидывая в себя порцию дежурного алкоголя. Впервые за последнее время ему повстречался человек, который действительно искренне хотел помочь. Помочь не потому, что страшный инцидент с поджогом превысил тот самый порог человеческой гуманности, а потому, что сердце молодого человека не ожесточилось, а в душе не поселилось высокомерие, не позволяющее снизойти до дурно пахнущего бомжа.