Еще одна судьба. Однажды к Полинину подошел юноша, недавно зачисленный в военный институт. Он робко сознался, что хочет подать рапорт об отчислении, поскольку разочаровался в невероятном количестве военных предметов, где учат либо сплошным стандартам в виде положений занудливых уставов, либо истории КПСС, которую он давно знает наизусть. Юношу звали Евгений, и Полинину понадобилось несколько встреч с разочарованным юношей, чтобы убедить его не бросать учебу в институте, где не только из него сделают высококвалифицированного переводчика, но и будут одевать, кормить и создавать все условия для безбедного проживания. Сейчас Евгений доктор филологических наук и один из ведущих синхронных переводчиков.
О третьем курсанте Полинину напомнил телефонных звонок, который раздался лет через 10–15 после воссоздания Военного института. Приятный женский голос просил разрешения зайти к нему, чтобы выполнить поручение мужа, окончившего Военный институт 7 лет тому назад. Это поручение оказалось материализованным в виде оригинальной африканской миски из государства Зимбабве. К маске было приложено письмо, где ее муж просил Полинина принять скромный подарок, которым он старается выразить свою благодарность за его состоявшуюся судьбу военного переводчика. Это был молодой человек, который на 2 курсе, в результате несчастного случая, лишился пальца и должен был быть уволен из рядов Советской Армии. Тогда Полинину удалось убедить начальство дать способному курсанту возможность завершить учебу и остаться в армии, поскольку отсутствие пальца не мешает переводить.
И, наконец, еще одна судьба, которая складывалась почти целиком при зримом присутствии Полинина. Воссоздаваемый институт еще не был обременен несметными управлениями, отделами и службами, и в распоряжении заместителя начальника учебного заведения находились несколько офицеров и секретарей-машинисток. Среди последних явно выделялась большеглазая прелестная блондинка, которую постоянно осаждали офицеры из учебных и неучебных подразделений института. Ее звали Элла, и она находилась под строгим присмотром своей мамы, работавшей в штабе делопроизводителем. Вскоре среди поклонников Эллы появился и курсант. Это был красивый юноша с умными газами, которые говорили о его глубокой порядочности. Звали его Анатолием. Скорее всего, эта порядочность и покорила прелестное существо из учебного отдела, и позволила увезти себя в экзотическую страну юго-восточной Азии – в Камбоджу. Через год по настоянию Полинина Анатолия вернули в Москву из-за резкого ухудшения здоровья. Из Пномпеня он привез буддийские статуэтки и больной желудок.
Болезнь Анатолия Полинин вспомнил значительно позже, находясь в составе делегации советских писателей в той же юго-восточной Азии. Впечатления от знакомства с Вьетнамом и особенно с Камбоджей носили трагический характер. В Камбодже (или в Кампучии, как ее стали называть позже) все члены делегации были подавлены пирамидами человеческих черепов, которые оставил своим наследникам кровавый коммунист Пол Пот, безжалостно уничтоживший треть населения своей страны во имя построения «кхмерского социализма». XX век демонстрировал и на этом краю земли безжалостную поступь призрака коммунизма, бродившего сначала по Европе, потом, принимая все более зловещие формы, переметнувшегося и на страны Азии. Увы, человечество не могло существовать без создания новых религий и сект, без национальных амбиций, повторяя все то, что уже сотни раз было пережито и выстрадано. И каждый раз находился очередной авантюрист, фанатик или параноик.
А вспомнил Анатолия в Пномпене и Сайгоне Полинин потому, что именно там, поглощая с удовольствием аппетитное мясо с изумительной подливой, чем-то напоминавшей чесночный соус, он внезапно остановился и с отвращением отодвинул тарелку. В этот момент его собеседник и уже солидный журналист задал сакраментальный вопрос: «Вот Вы с удовольствием поглощаете этот кусок мяса, а знаете, как в этих странах добиваются такого вкуса, и известно ли Вам мясо какого животного Вы поглощаете?» «Мне кажется, это говядина» – робко отвечал его сотрапезник. «Вы ошибаетесь, – возразил журналист, – это мясо собаки!» И далее Полинин услышал жуткую историю из жизни собак этого народа. Оказывается, подготовка собак к закланию включает не только ее откорм, но и страшную экзекуцию перед уходом из жизни. Собак привешивают на крюках и палками ожесточенно избивают по нижним наиболее мясистым частям тела палками, для того чтобы прилив крови улучшил их вкус.
Этот варварский способ приготовления «вкусной и здоровой пищи» ужаснул Полинина, и, отодвинув тарелку, он спросил: «Ну а этот замечательный соус тоже требует издевательств над животными?» «Нет, что Вы, – отвечал знаток вьетнамских и кампучийских блюд, – этот соус требует особого искусства при приготовлении и определенной выдержки. Он готовится из некоторых сортов рыбы, которая отбирается и закапывается на пригорке, освещенном солнцем. Там отобранная рыба находится пару месяцев, гниет и в ямке своего захоронения оставляет лужицу сока, который тщательно собирает и подают к столу». Способ приготовления соуса окончательно доконал Полинина, он почувствовал неприятные позывы и выскочил из-за стола.
Ни Сайгон, ни Пномпень не поставили точку в историях с экзотической едой. Как-то в Берлине один из лучших синхронных переводчиков и знатоков немецкого языка Михаил Цвилинг уговорил его съесть необыкновенно вкусное, по его мнению, блюдо – сырой мясной фарш с какими-то приправами. Первая же проба необычного фарша вызвала у Ростислава такое отвращение, что он в этот день ни к чему более не прикасался. Зато его коллега Миша с удовольствием проглотил две порции (свою и Полинина) немецкого фарша. В то же время французские жареные лягушки вызывали у Полинина восторг, пока он не узнал, что поглощал отнюдь не цыплят. Последний опыт с заморской едой оказался особенно коварным. В Токио увлечение экзотическими соусами, а может быть и мясом, обозначенным в меню как говядина, привел к действительно серьезному заболеванию любознательного Полинина, которое пришлось скрывать от японцев, иначе можно было попасть в больницу и получить счет в несколько тысяч долларов, которые обнаружить у российского профессора было весьма сомнительно. Полинина выручил его талантливый друг со времен совместной учебы в Военном институте и блестящий ученый, который покорно таскал его чемодан по Токио и помог жертве местной говядины добраться до благословенного самолета, приземлившегося благополучно через девять часов полета в Москве.
Тему экзотических блюд можно было бы продолжать, но осталась неоконченная судьба Анатолия. Анатолий вылечил свои болячки, закончил адъюнктуру и стал не только начальником кафедры Военного института, но и, как говорится, номенклатурным переводчиком в президентских кругах. А главное, он впервые сумел полноценно и мастерски перевести произведения французского писателя Сан-Антонио, язык которого всегда считался малодоступным для перевода из-за обилия французских неологизмов и арготизмов, вплоть до нецензурной лексики.
А между тем в Военном институте жизнь текла своим чередом. Утром генерал Малохов вызывал своего заместителя и начинал оглушительную критику многочисленных бумаг, которые накануне вручал ему Полинин. Это были и учебные планы и программы, отчеты и донесения из жизни учебного заведения, объяснительные записки и рапорты. Если учебные планы и программы пропускались весьма благосклонно, то остальная документация подвергалась ожесточенной критике. Сначала это в какой-то степени досаждало Полинину, но вскоре он понял, что это выработанная годами механика прохождения служебных бумаг через руки «рядового» генерала. Первый вариант должен был быть обязательно раскритикован, второй исправленный вариант отвергался уже не так решительно, а что касается третьего варианта, то лучше всего вновь представить первый, который генерал обязательно одобрит, считая свои придирки мудрым руководством в потемках родного языка.
Примерно в том же духе надо было действовать и с политотделом. Как в когорте генералов, так и среди политработников приживались неудачливые профессионалы, которых по специальности было довольно трудно использовать. Для офицеров политотделов на кафедрах была выработана своя тактика. Когда кто-либо из политического начальства упрекал Полинина в том, что в учебных материалах плохо отражается ведущая роль КПСС в изучении иностранных языков, кафедра получала задание подготовить языковые упражнения с политическим и текстами. Вот одно из них.