ВОЙНА И МИР В ЕГО ЖИЗНИ

Миньяр-Белоручев P.K. Война и мир в его жизни. – М.: «Стелла»,

1999. – 110 с.

ГЛАВА I. На пороге новой судьбы

Молодой лейтенант в форме морского летчика стоял возле унылых Лефортовских казарм и с грустью рассматривал их обшарпанные кирпичные стены, давно потерявшие свой яркий вызывающий цвет, и уложенный между ними серый асфальт, отрицавший всякую возможность проявления признаков вольной жизни. Между длинными приземистыми казармами сновали в разные стороны серые фигуры курсантов и слушателей, чье движение определял такой же серый уставной механизм. Лейтенант посмотрел в не менее серое небо московского октября и ему стало грустно от предстоявшей разлуки с бесконечно синими далями, спрятанными за пеленой нависших над Москвой облаков, от того, что составляло главную часть его жизни последние пять лет. Мечта его юности, взлелеянная фильмом «Истребители» с Марком Бернесом в главной роли, заканчивалась. Об этом свидетельствовала категорическая запись, появившаяся в его медицинской книжке два года тому назад: «Ограниченно годен к летной службе в военное время». Военное время кончилось, шел 1945 год. Сложный год перехода от предельно ясной общенародной цели: «Все для Победы над немецко-фашистскими захватчиками!», к запутанной мозаике противоречивых и как будто второстепенных задач, встающих перед каждым человеком, недавно еще затянутым в водоворот Великой Отечественной войны.

Фатальная запись в медицинской книжке лейтенанта вернула его к суровым дням 1943 года. Это была рядовая штурмовка войск противника в районе станицы Крымская, которых было за плечами Ростислава, уже опытного двадцатилетнего командира звена 47 штурмового авиационного полка, не один десяток. Обычно они протекали по давно освоенной схеме: взлет звена самолетов с военного аэродрома в Геленджике, прыжок через горы, отделявшие Кубань от Черного моря, заход со стороны солнца на обнаруженную самолетом-разведчиком колонну войск противника, пикирование на захваченную врасплох технику и гитлеровских солдат, расползавшихся подобно муравьям в разные стороны от прицельного огня летчиков, и возвращение на свою базу. Самолетами, на которых проводилась штурмовка войск противника, были знаменитые ИЛы: ИЛ-2, когда всю работу выполнял один летчик, и ИЛ-10. когда за спиной пилота сидел стрелок, страхующий его от внезапных атак не менее знаменитых Мессершмитов (немецкие истребители). Многие летчики неохотно пересаживались на ИЛ десятые. Во-первых, они оказались менее маневренными, чем ИЛ-2 и предоставляли больше возможностей немецким асам заходить в хвост штурмовиков. А во-вторых, трудно было принять сам факт дополнительной брони из жизни твоих товарищей, прикованных ремнями в полуоткрытых кабинах и прикрывающих вас от извергающих огонь гитлеровских истребителей.

И на этот раз ничто не предвещало беды. На отрогах Кавказского хребта не было и следов коварной облачности, скрывающей войска и технику немецких захватчиков. Мессершмиты не прикрывали колонну противника, зенитное обеспечение не могло быть грозным без стационарных установок. Вряд ли на этот раз можно было опасаться Эрликонов – зенитных скорострельных пушек с трассирующими снарядами. Претенциозное название «Эрликон» всколыхнуло память Ростислава и перенесло его в сугубо армейский день – 23 февраля 1943 года, когда он со своим звеном получил задание подавить зенитные установки в Новороссийске, препятствующие оказанию поддержки десанту майора Цезаря Кунникова, героически закрепившемуся в районе знаменитой цитадели советских шампанских вин с экзотическим названием Абрау-Дюрсо.

Как и большинство военных летчиков-юношей, Ростислав не испытывал страха за штурвалом своей машины ни на бреющем полете, с удовольствием вздымая на проселочных дорогах пыль винтом самолета, ни в компании трассирующих пуль или кудрявых зенитных шапок. Это был возраст «бессмертия», подкрепленный уверенностью в своем мастерстве и верой в могущество своего оружия. Конечно, он понимал, как страшно пехотинцу подниматься в атаку в открытом поле и с криком «ура!» бежать навстречу все возрастающему свисту пуль, разрывам гранат и снарядов. Но другое дело самолет: ты отделен от смерти приборной доской, бронированной спинкой, сооруженным из плексиглаза непробиваемым пулей колпаком. В самолете ты хозяин своей судьбы, ты сам стоишь на страже жизни и смерти.

Гарнизон Геленджика и его редкие в то время жители уже имели возможность с деревьев и крыш домов наблюдать отчаянный бой Ростислава Полинина с грозным самолетом – торпедоносцем Гамбург-140, успевшим потопить несколько военных катеров. Моряки запросили помощь у авиаторов, и командир эскадрильи, немолодой рассудительный капитан Кузьменко, возложил решение этой задачи на себя. Гамбург-140 показывался в районе Геленджика почти ежедневно. Именно поэтому капитан решил дежурить в своем ИЛе все светлое время с тем, чтобы мгновенно взлететь при появлении террориста-торпедоносца в воздухе и уничтожить его. Так он просидел в полной готовности три дня, питаясь всухомятку, довольствуясь бутербродами и чаем. На четвертый день ему захотелось пообедать по-человечески, и он поручил Ростиславу занять его место в самолете на время обеда. И случилось то, что обычно в такой ситуации случается. Не успел командир звена принять доклад дежурного техника и застегнуть ремни, как в небо взвились две зеленые ракеты. Это был сигнал о появлении вражеского самолета. Прозвучала команда «От винта!», и Полинин оказался в воздухе. В нескольких километрах от берега важно шествовала беременная торпедой машина, выискивая себе добычу. Молодой летчик, сломя голову, бросился ей наперерез, стремительно сокращая расстояние. Гамбург-140 продолжал степенно свой путь, в то время как пара стрелков, прикрывающая самолет с хвоста, поторопилась открыть огонь по приближающемуся ИЛу. Полинин видел цепочки пуль, которые тянулись к его самолету, образуя вокруг него феерический веер. И это только веселило молодого летчика: ИЛ-2 непробиваем. И он сам открыл огонь по стрелкам-радистам и двигателям торпедоносца. Но и немец был достаточно защищен броней, а его летчики невозмутимо держали курс. Ростислав прибавил к очередям своих пулеметов 20 мм снаряды двух пушек. Прибавил трассирующие нити и самоуверенный Гамбург. Перестрелка продолжалась, пока оба самолета не исчерпали боеприпасы. Гамбург-140 был рядом, но сбивать его уже было нечем. ИЛ-2 медленно догонял немецкую машину, летя на пару десятков метров выше. Полинин хорошо различал стрелков-радистов, один из которых был, по- видимому, ранен, и тут он вспомнил, что его техник Шемякин докладывал о наличии в бомболюках самолета десятка двадцатикилограммовых фугасок. Это тоже могло стать оружием. Продолжая находиться рядом с немецким самолетом, члены экипажа которого пустили в ход и пистолеты. Полинин принял неожиданное решение доконать Гамбург-140 20 кг бомбочкой. Для этого надо было только рассчитать, в какой момент ввести в бой новое для воздушной схватки оружие и поразить мишень. Чтобы встреча бомбочки и самолета состоялась, Ростислав прибавил скорость и через равные промежутки времени стал нажимать на кнопку бомбосбрасывателя. Восемь бомб малого размера одна за другой с небольшим интервалом полетели вниз в ненасытные воды Черного моря, путь к которому преграждала немецкая махина, не подозревавшая коварного бомбоудара. Развернувшись, Полинин увидел, что один из моторов Гамбурга-140 задымил, а сам самолет со снижением резко развернул в сторону открытого моря. В это время появились истребители, которые еще некоторое время преследовали дымящуюся машину. Позже летчики истребителей доложили, что Гамбург-140 совершил посадку на воду (это был гидросамолет). Больше его не видели.

На другое утро Полинину пришлось познакомиться с генералом П.П. Кваде, начальником штаба ВВС Черноморского флота. У П.П. Кваде была сложная судьба. Один из самых талантливых в авиации специалистов, он долгое время занимал должность начальника штаба всех военно-воздушных сил военно-морского флота. Его хорошо знали в Германии и там, в одной из газет появилась статья, в которой прямо называлась его фамилия, как человека наиболее компетентного в стратегии и практике применения авиации в войне. Этого было достаточно, чтобы услать его из Москвы на Черное море. Несколько позже он возглавил Высшие офицерские курсы летного состава флота, куда в конце войны попал и Полинин.