— Да, папа! — прозвенел ее голосок.

— Анвар! — снова позвал мужчина.

— Я здесь, папа! — отозвался мальчик лет восьми в коротких штанишках и голубой майке.

— Это моя дочь, Фарида! — он указал на девочку. — А это — мой сын Анвар, — отец детей весело оглядел всех присутствующих и подтолкнул гостей вперед, вид которых очень позабавил Фариду и Анвара. И было чем: на грязных майках Говинда и Раджеша зияли дырки разных диаметров; лица, покрытые синяками и пылью, хранили следы слез, а босые ноги казались совершенно черными от грязи. Дети явно требовали гигиенического ухода. Говинд, почувствовав на себе насмешливые взгляды хозяев, гордо выпрямился.

— А эти ребята, — объявил отец своим детям, — теперь будут жить у нас.

— Они, папочка, наверное, так ослабли от голода, что прикоснись рукой — свалятся! — весело прощебетала Фарида.

— Нехорошо, нехорошо! — быстро поправил ее отец. — Не надо так шутить! — пристыдил он дочь, усмехнувшись и внутренне соглашаясь с ней, ибо устами младенца глаголет истина.

— Принеси лучше, Фарида, таз с водой и полотенце, пусть мальчики умоются.

— Я сейчас! — девочка исчезла и скоро появилась с тазом и чистыми полотенцами.

Братья, сняв «спецодежду», умылись и насухо вытерлись.

— Проходите, детки, на кухню, — пригласил братьев хозяин. Он взял две глиняные миски, наполнил их вареным рисом и поставил перед мальчиками. — Не взыщите за угощение! — извинился хозяин.

— Нет, дядя, — сказал Говинд, отодвинув от себя миску, — не надо! Кормить вы нас не будете! — Он серьезно и строго посмотрел на Раджеша и своих новых друзей. — Я сперва заработаю, а потом будем есть! — отчеканил он.

Эти слова изумили всех и вызвали уважение к этим мальчикам в сердце старого Рахима.

— Вам и так трудно, зачем же нам быть кому-то в тягость? По-моему, это нечестно! — разумно заключил Говинд.

Хозяин дома был потрясен нравственными устоями подростка и его здравым умом.

— Замечательно сказано, мой дорогой! — Рахим погладил его по голове и ласково, по-отечески улыбнулся.

Так беглецы обрели крышу над головой и добрых друзей в семье индийского мусульманина Рахима.

Утром следующего дня по совету Рахима Говинд сходил в типографию газеты «Навбхарат таймс» и до позднего вечера бегал по юроду с сумкой через плечо, пока не распродал все, до последнего номера, газеты. Выручку он отдал дяде, за что был награжден новыми рубашками для себя и брата и честно заработанным ужином.

Однажды дядя Рахим привел в дом народного знахаря — вайдью, который внимательно осмотрел ногу Раджа.

— Сустав неверно вправлен, — объявил вайдья после долгого и кропотливого прощупывания колена. Он ласково провел пальцами вдоль ноги и цепко схватившись за нее, молниеносно дернул так, что Раджа издал дикий вопль и на его глазах выступили крупные слезы. — Все, сустав на месте! Теперь нужны упражнения по растягиванию и сжатию ноги. Вот вам мазь для растирания, чтобы не слишком натруживались мышцы и сухожилия, — проговорил, закончив осмотр, врач и, получив от хозяина незначительную мзду, с поклоном удалился, пообещав зайти через две недели.

Каждое утро и вечер Говинд массировал брату сустав, натирая его ядовито пахнущей мазью. Он находил время и для того, чтобы сопровождать Раджу на прогулках и заставлял его делать всевозможные упражнения для ног. В результате этих усилий сустав понемногу стал обретать подвижность, и Раджа уже мог нормально ходить, лишь слегка прихрамывая. Мальчик был просто счастлив: ведь теперь он такой же, как все его сверстники. Вместе с этим недостатком его покинул и комплекс неполноценности, который так травмирует детскую психику.

— Это ничего, что ты еще немножко хромаешь! Через недельку все пройдет, и ты сможешь играть в футбол или в хоккей на траве! — подбадривал его старший брат, который и сам был бесконечно доволен тем, что его Раджа уже не калека, а полноценный человек.

Теперь перед Говиндом стояла другая проблема: надо было зарабатывать побольше денег, чтобы дать возможность брату продолжать учебу.

Однажды на одной из улиц города Говинд встретил заклинателей кобр — сухонького старичка с огромными серьгами в виде колец, вдетыми в уши, и мальчика. Они сидели на корточках перед круглой корзиной из бамбука. Мальчик играл на волынке, а змея то плавно извивалась в причудливом танце, то дико плясала, как пламя костра. Говинд подошел поближе и разговорился с мальчиком, который оказался его одногодкой. Из его рассказа он узнал, что представления они дают иногда, а в основном ловят змей и поставляют их сюда, в Бомбей, в Институт имени Хавкина, где из яда пресмыкающихся изготовляют антитоксиновую сыворотку и вообще изучают змей. За это им хорошо платят. А живут они в долине реки Джамны, недалеко от Нью-Дели, и происходят из племени ком-йоги, которое занимается исключительно заклинанием змей.

— А тебя змея кусала? — спросил Говинд, пораженный всем услышанным.

— Нет. Я умею с ними обращаться. Главное — не давать змее смыкаться в кольцо, а для этого ее надо встряхивать, растягивать ей позвоночник. Вся двигательная сила змеи в позвоночнике. Смотри! — мальчик взял кобру за хвост и несколько минут держал ее в воздухе. Вокруг собралась толпа зевак. Змея извивалась, стараясь ужалить мальчика. Но парнишка был предельно внимателен. Как только кобра начинала поднимать голову, он сильно встряхивал ее — и она безжизненно повисала, словно веревка. Его бесстрашие поразило Говинда, натуре которого тоже была свойственна эта черта, и он почувствовал невольное уважение к этому ком-йоге.

Старик протянул к голове кобры палку, и она вцепилась в нее зубами, которые основательно застряли в дереве.

— Как это ты не боишься брать змею голыми руками? — спросил потрясенный Говинд.

— Это наша работа! — ответил йог и, улыбнувшись, бросил кобру в корзину.

Зрители стали бросать мелкие монеты. Мальчик ловко подбирал их и бросал в сумку. Потом он подошел к Говинду и продолжил свой рассказ.

— Пойманную кобру, предназначенную для дрессировки, мы оставляем в корзине без еды и питья на два-три дня, потом вытаскиваем и держим вниз головой как можно дольше. Как только она попытается свернуться в кольцо, я сильно встряхиваю ее, словно кнут или полотенце, и так до тех пор, пока она не обессилеет. Тогда дедушка прижимает ей голову и пинцетом ломает змее зубы, а потом удаляет ядовитые железы, которые находятся за зубами. После этого обезвреженную змею сажаем в корзину, чтобы она набралась сил.

— А зачем вы держите ее вниз головой?

— Чтобы растянуть ей позвоночник, основной двигательный аппарат. После этого она медленнее двигается и привыкает к прикосновению наших рук.

— А почему волынка сделана из тыквы? — снова спросил Говинд, удивленно хлопая глазами.

— Потому что из нее можно извлекать непрерывную мелодию, там много воздуха. А вообще змея больше реагирует на движение волынки или руки, чем на мелодию. Кобры, вероятно, глухи, хотя боятся шума. Дедушка говорит, что она не слышит голоса волынки, а следит за ее движением. Вот, посмотри, — мальчик взял носовой платок и стал размахивать им перед змеей. Она сразу же начала раскачиваться в такт движениям платка.

— А чем вы кормите этих… кобр?

— На воле они едят лягушек и крыс, — сказал мальчик-заклинатель, — а мы поим их молоком. Сначала они отказываются от такой еды, непривычной для них. Но мы кормим их насильно.

— Как?

— Вливаем молоко в горло змеи через тростинку. Со временем они так привыкают к молоку, что пьют его прямо из тарелки, — мальчик засмеялся.

— А почему вы не даете им крыс и мышей?

— У нас нет времени, чтобы ловить их. И вообще, — добавил он, покосившись на деда, — от молока они становятся более смирными.

— Спасибо тебе за твой рассказ, — поблагодарил Говинд мальчика-заклинателя и спросил: — А где находится этот институт? Я бы хотел пойти туда, чтобы узнать, нельзя ли там подработать.

Мальчик и дед назвали ему адрес и подробно объяснили, как его найти и на каком автобусе лучше ехать. Говинд совершил глубокий пронам — поклон дедушке. Старик улыбнулся и, прикоснувшись к голове Говинда, прошептал волшебные мантры.