— Хорошо. Тогда вечером после ужина жду тебя, — Роналд широко улыбнулся. — И, знаешь что, надень какое-нибудь платье попроще, которое легче снимать, поменьше шнурков и застежек, это ни к чему. Все твои платья я и так видел, теперь хочу посмотреть без них.

Прагматично…

Весь день она не выходила из комнаты.

Ей приносили еду, но есть не хотелось.

«Он мой муж, — говорила себе Адель. — Остались только формальности. Все это не важно. Он мой муж. Я уже почти Адель Бреннан».

Это судьба любой девушки из благородной семьи. Без любви. И не важно, до свадьбы произойдет или нет, все уже решено, пути назад нет. Она уже поклялась.

Она ведь за этим приехала сюда. Всю жизнь была готова, ждала… И что же произошло? И даже нельзя сказать, что Роналд ей так противен. Она почти не боится его. Он так красив, просто невероятно. В нем чувствуется сила и королевское величие. И не смотря на сложный характер, с ним можно найти общий язык. Она могла бы быть счастлива с ним, перестав сопротивляться сама… возможно, могла бы.

Если бы не Йоан.

Если бы он уехал тогда, в самый первый день, как собирался. Она приехала в Несбетт, а он собирался уезжать. Одно случайное прикосновение пальцев стерлось бы из памяти без следа.

Было бы проще.

И, вместе с тем, она потеряла бы что-то важное.

Теперь Адель казалось — это предательство. Она не имеет права. Не смотря ни на какие решения, ни на какую помолвку…

Сердце разрывалось.

И чем ближе к вечеру, тем чаще Адель выглядывала в окно. Сама не понимала, на что она надеется. Но вдруг он вернется! Это невероятно, почти невозможно. Но вдруг?!

Она не понимала даже, как это сможет Роналду помешать. Ну что, в самом деле, можно сделать? Рон имеет право. Не драться же с ним?

И все же…

Она закрывала глаза, и видела, как всадник скачет где-то там, далеко, во весь опор, надеясь успеть. Лошадь вся в мыле…

Ее фантазия, не более того.

Йоана не было. Зато приехали Броди — Малком, Фелис и четверо их детей, старый Дайв остался дома на этот раз.

К вечеру Адель велела приготовить себе ванну с лепестками роз и душистой вербеной. Долго лежала в теплой воде, пытаясь хоть немного расслабиться. Вымыла волосы.

Надела тяжелое парчовое платье, с самым огромным количеством шнурков и пуговичек, какое только смогла найти. Слишком дорогое, слишком плотно расшитое серебром, чтобы его можно было легко порвать.

Зажгла свечи.

И никуда не пошла.

Если Роналду надо, пусть приходит к ней сам.

Дверь распахнулась резко, с грохотом.

— Прости, — весело сказал он. — Руки заняты.

В одной руке у Рона была здоровенная бутыль вина и корзинка с персиками. В другой — миска с пирожками и целая баранья нога сверху. Вряд ли он тащил все это от кухни, но, по крайней мере, в дверях взял сам, выпроводив слуг.

— Я знал, что ты не придешь, — сказал он. — Но не думай, что сможешь отвертеться.

— Я ждала тебя, — сказала Адель, поднялась на встречу.

Страх ушел, осталась только покорность судьбе.

Она не станет даже закрываться от него, так проще. Возможно, ей даже будет казаться, что она влюблена.

Его аура ослепляет.

А сам он так старается быть милым…

— Вот, смотри, что я принес! — весело говорит он. — Мне сказали, что ты сегодня ничего не ешь, наверняка голодная и злая. Так что я решил тебя накормить, чтобы ты была сытая и довольная.

И выгружает припасы на стол, расставляет. Вытаскивает из-за пояса два серебряных кубка, у одного погнулась ножка, Рон серьезно выправляет ее, крутит, но изгиб заметен все равно.

— Ладно, это будет мой, — говорит он. — Иди сюда. Смотри — вот эти пирожки с яйцом и капустой, эти — с ягодами. Какие ты любишь? Порезать тебе мяса?

Он достает нож и кромсает баранью ногу прямо на столе.

Наливает из бутыли вина, в свой кубок осторожно, он кривой и неустойчивый.

Ненавидеть его сейчас просто невозможно.

— Ну, давай же, Дел, иди сюда. Ты такая красивая сегодня.

Красивая… щеки запали, осунулись, и глаза из-за этого кажутся особенно огромными. Алые, чуть подкрашенные губы на совершенно белом лице.

Она садится.

Но есть не хочется совсем.

— Хотя бы выпей. Держи, — он сует ей в руку кубок. — Ты обещала сделать для меня все. Так что сначала пей. Давай.

— Хочешь напоить меня?

— Да. Честно, первый раз вижу девушку, которая так панически хочет избежать близости со мной. И даже теряюсь. Может быть, если напоить тебя — будет проще?

Он улыбается.

— Еще можно залезть ко мне в голову, и убедить, что ты единственный и самый лучший мужчина на земле.

Это она зря.

У него дергается щека. Зло и нетерпеливо, но он с этим справляется. Он и так единственный, и не желает ее ни с кем делить.

— Можно, — говорит холодно. — Но это еще менее честный способ. Хотелось бы верить, что я могу понравиться тебе просто так.

Она невольно улыбается. Подносит вино к губам, отпивает немного.

Голова и без того идет кругом.

— Ты мне нравишься. Ты очень хороший, Рон, — говорит почти совсем честно.

Сейчас она готова его даже поцеловать. Пока не больше, но…

Он не глядя берет пирожок, разом откусывая половину. Крутит в руках и кладет на стол. С черникой.

Адель делает еще один глоток. Потом, решившись, выпивает до дна.

Проще… может и правда…

— Но любишь ты не меня? — Роналд резко, с грохотом ставить кубок на стол, почти бьет, и вдруг со всей силы накрывает ладонью, сминает, словно бумагу. — Он и это умудрился отнять!

Ножка кубка ломается, впивается в руку. Кровь…

Адель вскакивает в ужасе.

Пока Роналд, шипя сквозь зубы, вытаскивает обломок, она успевает найти воды и небольшое полотенце.

— Тише… стой, я сейчас промою и завяжу, — говорит уверенно.

Все это получается само собой. Они в детстве куда только с братом не лазили, однажды он тоже пропорол руку сучком, но даже насквозь, они оторвали рукав от его рубашки, завязали… мама ругалась…

— Сейчас, сейчас…

Она заматывает и завязывает концы. Как брату. И как-то непроизвольно, бережно, гладит его руку.

— Ш-ш-ш…

Даже пытается подуть, хоть и понимает, как это глупо. Просто хочется помочь…

Он смотрит на нее…

— Больно, да? — спрашивает она.

Он мотает головой.

— Ничего страшного… я же дракон…

Слегка ошарашен такой заботой.

И она тоже смущается.

— Я испугалась… — говорит тихо. — Я немного боюсь крови. Начинаю паниковать.

— Да все хорошо, — говорит он. — Мне даже понравилось. Совсем как моя нянька в детстве. Я даже готов что-нибудь воткнуть во вторую руку, если ты еще раз погладишь и подуешь.

Он смеется, конечно.

— Не надо, — шепотом говорит Адель. И осторожно гладит его по плечу.

Он обнимает ее здоровой рукой, прижимает к себе.

И она в ответ прижимается щекой к его груди. Крепко. Зажмурив глаза. По всему телу проходит дрожь.

Назад пути нет.

Слезы подступают к глазам.

Если она расплачется сейчас — он разозлится. Она поклялась его любить. Он почти ее муж. Она поклялась… Так не честно.

— Я просто волнуюсь, — Адель говорит это, очень надеясь, что ей можно поверить. Что даже она сама себе может поверить. — Я никогда не была с мужчиной, и мне немного страшно. Я даже не целовалась ни с кем до тебя. Первый раз… Давай не будем тянуть? Мы сделаем это, и я не буду бояться. Я не буду больше бояться, обещаю. Я боюсь, потому, что не знаю как…

Если бы все было так просто…

Главное — не думать ни о чем, представить, что это правда. Что дело только в этом.

Расслабиться. Поддаться невероятной силе его ауры. Есть только здесь и сейчас. Как в первый раз, там в саду на пикнике, когда эйфория захлестывает все и мир вокруг перестает существовать.

— Хорошо, — соглашается он. — Не будем тянуть.

И наклоняется, целует в шею. Нежно-нежно.

Его пальцы уже начинают расстегивать платье на ней.