— Он не осмелится, — говорит Марсель.

— Может быть. Но он имеет на это право. Итак, или же ты согласишься и Иза станет мадам Фроман, а я… Я даже не осмеливаюсь думать, что будет со мной… Или же ты попытаешься встать на его пути, но у него есть способы убрать тебя. Он ни перед чем не остановится и раздавит тебя точно так же, как и меня.

Он артачится, топая ногами.

— Вы меня еще не знаете! — кричит он.

— Сядь и подумаем вместе. Предположим, ты ему скажешь, не важно как, что ты не согласен, чтобы он женился. Он спросит тебя почему. Что ты ответишь?

Он отвернулся. Он не знал, куда деться.

— Ну, я скажу, что над ним станут смеяться, что она слишком молода… Придумаю что-нибудь.

— И знаешь, что он швырнет тебе в лицо? То, что ты сам влюблен в Изу, и попросит тебя не вмешиваться и не злить его, его не интересует состояние твоей души.

Наступила тишина, как когда-то давно перед выступлением. Он бледнеет. Прикладывает руку ко лбу. Я дружески пошлепываю его по колену.

— Это естественно, — говорю я. — Иза из тех, кого любят помимо своей воли. Больше скажу. Если бы ее полюбил ты, я был бы счастлив за нее. Уверяю тебя… И потом, почему бы мне не продолжить, раз я уже начал… Со своей стороны, Иза… когда говорит о тебе…

Оказывается, очень легко быть палачом. Пока я подыскиваю подходящие слова, он покрывается холодным потом.

— Знаешь, она часто говорит о тебе: «Если бы Марсель был один, если бы не его мать, думаю, он помог бы мне».

— Замолчите, — прошептал он. — Я запутался… Простите меня.

Он встает, нетвердо держась на ногах, и вдруг убегает, будто за ним гонятся. Я очень устал. Это напомнило мне о тех днях, когда мы с Изой были вместе. Я в последний раз проверял наше оборудование… мотоциклы на грузовике, составленные в ряд машины, брезент, хлопающий на ветру. Надпись «Чемпионат мира» и нарисованный внизу трамплин, нацеленный в небо. Все было готово, и тут я испытал упадок сил. Пустяк, но… На сердце, как темная тень предчувствия: от меня ничего не зависит, только время решит, кому выиграть, кому проиграть.

Я снимаю трубку и звоню Изе.

— Алло? Ты одна? Этот идиот только что ушел. Я ему осторожно подбросил кое-что… я сказал, что его дядя хочет на тебе жениться и что он не сможет этому помешать, а жаль, потому что ты в душе его любишь.

— Что? Ты сказал ему это?

— Так нужно. Очень приятно играть с огнем. Но так как он ничего не может сделать, то ничего и не случится.

— Что ты еще задумал?

— О! Очень просто. Марсель не умеет скрывать свои чувства. Фроман скоро все поймет. Тогда он ускорит события и поставит свою сестру и племянника перед свершившимся фактом. Но я тебе все это уже рассказывал.

— Бедный Марсель! Он же ничего тебе не сделал.

У меня было желание закричать: «Он любит тебя! И ты считаешь, что он мне ничего не сделал?» Но я лишь безмятежно улыбнулся.

— Он учится жить, не так ли? Это ему наглядный урок. А что касается меня, представь, это — мой последний трюк, но лишенный какого-либо риска. Подожди. Не бросай трубку. Я должен ввести тебя в курс дела. Если бы ты могла вести себя полюбезней с этим бедолагой, это очень помогло бы мне. Мне трудно из моей камеры раздувать огонь. Вы обедаете всегда втроем? — спросил я.

— Вчетвером. Старуха тоже приходит в полдень.

— Еще лучше. Наверное, она сидит за одним концом стола, а ее брат за другим? Ты — напротив Марселя. Ты можешь поулыбаться ему и даже пойти немного дальше, насколько позволяет ситуация… Я уже вижу бабку, бросающую разъяренные взгляды на Фромана. Знаешь, как будто хочет сказать: «Что я терплю в своем-то доме! Уверена, что этот идиот пожимает ей ногу под столом!» И ты — с невинным, естественным видом, предлагающая всем корзинку с хлебом и графин.

Иза не сдержалась и прыснула. Мы снова стали сообщниками. Мы смеялись вместе, словно пели в два голоса. Нам не нужно было браться за руки или сливаться губами в поцелуе.

— Я попробую, — пообещала она. — Они такие противные. Но будь осторожен.

Да, уж я-то осторожен! Почти как в засаде. Два дня я не видел Марселя. Короткая встреча с Изой. Она прошептала мне: «Все идет как надо». Я один гуляю в парке, костыли привязаны сбоку к машине, как весла к лодке. Я видел по телевизору навозных жуков, которые неустанно катали свои шарики из навоза. Вот и я, как навозный жук, качу со слепым упорством свой шар меж цветников, над которыми порхают летние бабочки. Все злит меня. Даже воздух, которым я дышу. Я возвращаюсь к написанной странице. А потом, о чудо! Ко мне пришел Фроман, как раз тогда, когда я решил соснуть после обеда. Он был очень любезен со своей неизменной улыбкой удачливого маклера. «Надеюсь, я не помешал» и другие фигуры вежливости. Он садится, у меня во рту трубка, у него сигара.

— Я пытаюсь уладить одно дело, которое беспокоит меня, — начал он. — Возможно, вы знаете от Изы… Она не говорила вам, что я собираюсь жениться на ней?

— Да так, мимоходом… Мне показалось, не всерьез.

— Очень даже всерьез. Она почти согласна. Поэтому я здесь.

Он смотрит на меня долгим пристальным взглядом из-под опущенных век, чтобы уловить с моей стороны знак удивления, смущения или отказа. Но ничего не увидел. В игре в покер мне нет равных. А вот в затруднительном положении…

— Это, скорее, хорошая новость, — наконец произношу я. — Бедная Иза. Я так часто думал о ее будущем. Но вы уверены, что она не из милости…

Он смотрит на меня. Похоже, он шокирован. Слова «из милости», произносимые мной по отношению к нему… Оказался ли я глупее, чем он думал? Мы вежливо улыбаемся друг другу, как старые друзья, умеющие ценить деликатность.

— Я хочу сделать ее счастливой… и вас тоже, — продолжает он.

— Спасибо.

— Вот почему я хочу переделать завещание в ее пользу… Я хочу завещать ей значительную часть, солидный капитал, который обеспечил бы вам обоим независимую жизнь.

— Независимую от чего?

Он правильно понял, что я хотел спросить: «независимую от кого»? Он сделал неопределенный жест рукой.

— Как говорится: «Человек предполагает, а Бог располагает!» Я могу умереть. Моя семья не должна нуждаться.

— Иза не позволит, — сказал я. — Ей чужды корыстные расчеты. Не знаю даже, согласится ли она на то, чтобы вы устраивали ее дела.

— Она колеблется, — признался он. — Но то, что я ей пообещал, заслуживает того, чтобы хорошенько подумать. Я не утверждаю, что в один прекрасный день она будет богатой, но даю вам слово, что жаловаться ей не придется.

Он подошел к камину, нашел какую-то вазочку, чтобы сбросить длинный столбик пепла со своей сигары. Затем тон его изменился, и он вновь стал господином Председателем.

— Я рассчитываю на вас, — отрезал Фроман. — Убедите ее. Я не люблю медлить.

Сигарой он указал на мои ноги, уложенные рядышком под пледом, как театральные аксессуары.

— Надеюсь, я хорошо обошелся с вами. Еще одна вещь. Я знаю, что вы часто общаетесь с Марселем. Надо бы видеться пореже! Марсель — избалованный матерью кретин. Оставьте его!

Снова очаровательная улыбка.

— Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, — сказал он, властно пожав мне руку.

Еще один дружеский жест от самой двери. От него остались густые клубы сигарного дыма да глухая ярость у меня на сердце. Но дела продвигались быстро. Пришло время мне вмешаться в их ход. До вечера я тщательно обдумывал свой план и после ужина позвонил Изе.

— Ты можешь зайти? Нам надо поговорить.

Она пришла, красивая, с потрясающей прической; сережки в ушах, которых я раньше не видел, усиливали таинственный блеск ее глаз. Она заметила, что я смотрю на них, и хотела снять.

— Нет, не делай этого, — сказал я. — Это не просто подарок, скорее награда за мужество перед лицом врага.

Мой жизнерадостный тон тут же нашел отклик в ее сердце. Я притянул ее к себе и рассказал о визите Фромана.

— Что мне теперь предстоит сделать? — спросила она.

— Продолжай в том же духе. И начинай потихоньку кокетничать с Шамбоном… по-родственному… А родство разрешает маленькие вольности. «Здравствуй, Марсель». Утренний поцелуй. «До свидания, Марсель». Вечерний поцелуй… немного более продолжительный — старухи-то не будет. Фроман притворится, что ничего не замечает. На самом деле он на все обращает внимание и сделает все возможное, чтобы ускорить свадьбу. А когда вы поженитесь, устрой так, чтобы он удалил Марселя. Сделай все возможное, даже если тебе придется заставить поверить его в то, что этот кретин Марсель пристает к тебе. Обязательно в каком-нибудь из отделений для него найдется место. Я хочу, чтобы Шамбон немножко помучился. Особенно, когда ты будешь справляться у него по телефону, как дела. Я хочу, чтобы он высох с досады. Я тоже ему позвоню. Мы вернем его обратно, когда будет необходимо.