— Мадам… только что… произошел досадный инцидент… Я хотел объяснить вам…

Совсем смешавшись, я не знал, с чего начать. У меня было такое ощущение, будто с каждым словом я увязаю еще глубже.

— Я и в самом деле знаю доктора Плео.

— Это прекрасный врач, — заметила она.

— Но я его знаю не в качестве врача.

— Вот как! — прошептала она с легкой иронией.

И тогда я рассказал ей все — и покушение, и завтрак, и то, каким образом Сент-Бев попал мне в руки, но по мере того, как я говорил, во мне зрела уверенность, что тем самым я, так или иначе, предавал Плео; я чувствовал себя все более несчастным, но любой ценой хотел установить свой нейтралитет. Хотя и это не совсем точно. За всем этим, кроме прочего, крылось не очень ясное, но ощутимое желание заинтересовать ее, предстать перед ней человеком, исполненным благородных терзаний.

— Я готов никогда больше не видеться с ним, — сказал я в заключение.

Ее голубые глаза были устремлены на меня, но глядела она вглубь собственной души. И когда я умолк, она даже вздрогнула.

— Итак, — сказала она, — вы пишете диссертацию. Это очень интересно… Но скажите, как вам удается оставаться в стороне от всего, что творится вокруг?

— Моя работа полностью поглощает меня.

— Да, я понимаю. И потом, сердцу ведь не прикажешь.

— Не надо так говорить.

— Но, мсье Прадье, вы не обязаны отчитываться передо мной. Вы поступили вполне лояльно, и я благодарна вам за это. Что же касается ваших отношений с доктором Плео, то это не мое дело. Единственно, что я могу вам сказать, ибо питаю к вам уважение, это то, что такого рода отношения могут повредить вашей репутации.

Поклонившись, я направился к двери. Она остановила меня.

— Он знает, что вы ходите сюда?

— Да. Случайно. Я рассказывал ему о Кристофе.

— Это жаль, очень жаль. Разумеется, вы не можете знать почему. Но я вам скажу, для того, чтобы вы имели возможность со знанием дела принять соответствующее решение. Доктор Плео — мой бывший муж.

Глава 3

Как я на это реагировал? Не помню. Четких воспоминаний на этот счет у меня не сохранилось. Зато я как сейчас вижу себя в своей комнате: я ходил из угла в угол, докуривая последние сигареты, положенные мне на декаду. Если попробовать свести воедино все, что я тогда передумал, это выглядело бы примерно так: прежде всего, я был шокирован. Мадам де Шатлю и Плео вместе! Нет, в это трудно было поверить. Они так не похожи друг на друга, и я на них даже сердился, словно они обманули меня, не сказав раньше о своем прошлом. Кроме того, в тот вечер я понял, что мадам де Шатлю значила для меня гораздо больше, чем я думал. Это было смешно! Специалист по Расину, юный глупец, который знал все о Федре и Гермионе, молодой человек, воображавший себя жертвой великой страсти, решил навести в своем сердце порядок и вдруг обнаружил, что Арманда ему вовсе не безразлична. Правда, то была еще не любовь, а всего лишь магнитное притяжение, постоянно влекущее меня к ней. Я вспоминал ее слова, вникал в интонации. В ее глазах я был, должно быть, смешон со своей диссертацией. «Сердцу ведь не прикажешь» — каким тоном она это сказала!

Мало того: она не только предостерегала меня против Плео, но ясно дала понять, что в моих интересах не ходить больше к нему. Я должен был выбирать между нею и им. Хотя я и так уже выбрал. Оставалось придумать благовидный предлог, чтобы не встречаться больше с доктором, а это было нелегко, кто лучше Плео смог бы рассказать мне об Арманде и о причинах несогласий, разлучивших их? Ибо теперь я желал знать все. Но если я вернусь на улицу Шаррас и если она узнает об этом, двери ее будут закрыты для меня. По натуре человек нерешительный, я не знал, что делать. Победило в конце концов любопытство. Я решил нанести визит доктору, но это будет последний, так я себе обещал.

Я подождал до конца недели, а в воскресенье вечером, под прикрытием снежной метели, опустошившей улицы, отправился к Плео. Позвонив, я заметил, что он смотрит в дверной глазок: Плео соблюдал осторожность. Он открыл дверь и с жаром пожал мне руку.

— Как хорошо, что вы вспомнили обо мне. Скорее раздевайтесь и проходите, вам надо согреться.

В библиотеке было тепло. Настольная лампа освещала шахматную доску. На столе стояла бутылка арманьяка, а рядом наполовину пустая рюмка.

— Как видите, я работал, — сказал Плео. — Моя книжка вам пригодилась?.. Вот и прекрасно.

— Как ваша рана?

— Все в порядке. Немного побаливает.

Он пошел за второй рюмкой. Не стану утомлять тебя, повторяя банальности, которыми мы обменивались в течение нескольких минут. Он первый затронул вопрос, не дававший мне покоя.

— Ну как мадам де Шатлю? Она еще не завербовала вас в свою свиту?

— Какую свиту?

— Я шучу. Хотя меня нисколько не удивит, если она попытается завлечь вас. Вы ведь иногда беседуете с ней?

— Очень редко. Однако в прошлый раз она мне сказала, что вы были ее мужем. Это вышло случайно. Среди моих книг она увидела Сент-Бева и сразу все поняла.

— Вы проявили крайнюю неосторожность, мсье Прадье.

Он встал и принялся ходить из угла в угол. Затем набил свою трубку, отпил глоток арманьяка и снова сел.

— Да, мы были женаты… два года… Развелись мы незадолго до войны. Воображаю, какие ужасы она вам рассказала обо мне.

— Ничего подобного.

— Как! Неужели она вам не сказала, что я пьяница… ловелас… прислужник оккупантов! Странно. Она распространяла обо мне Бог знает какие слухи. Я мог бы возбудить против нее дело за клевету.

— А по виду она никак не похожа на …

— Еще бы! Это она умеет. Всегда такая достойная. Такая сдержанная в речах. Этим-то она и опасна. Мой бедный друг! Я столько всего мог бы вам рассказать. Хотя если говорить по справедливости, то не одна она была виновата. Только, видите ли, эта женщина во всем ухитряется обвинить вас. С ней ты всегда в чем-то виноват.

Полузакрыв глаза, он поднес к губам рюмку.

— Бывали дни, — продолжал он, — когда я охотно задушил бы ее. И не понимаю, почему она, в свою очередь, не отравила меня. Я расскажу об одном случае, который может пролить свет на наши отношения, а вы судите сами. У нее был конь по кличке Цветок Любви, с которым они совершали длительные прогулки. Она прекрасная наездница. Однажды, возвращаясь с прогулки, она берет барьер. Несчастный Цветок Любви неудачно приземлился и сломал ногу. Я готов был лечить его. Я до сих пор уверен, что его можно было спасти. А она не захотела. Она предпочла забить его при помощи нашего тогдашнего управляющего. Тот, бедняга, даже плакал. Мы спорили не один час. Под конец, не выдержав, я ударил ее по щеке. И теперь, вспоминая об этом, я думаю, что это многое объясняет. Я был за то, чтобы защитить, спасти, сохранить. А ей сразу же подавай крайние меры. Чтобы не было в конюшне искалеченной лошади. Ей нужна была другая, здоровая. Так что, сами понимаете, у нас с ней ничего не могло получиться.

Он помолчал немного, о чем-то раздумывая. Потом наконец спросил:

— Как она выглядит? Кажется, я не видел ее с самого начала войны.

— Она держится с большим достоинством.

— О! В этом я не сомневаюсь. Разумеется, я встречаюсь с людьми, которые знают ее. Мне довольно часто рассказывают о ней.

Он подошел к письменному столу, выдвинул один из ящиков и, достав оттуда альбом, положил мне его на колени.

В альбоме, кроме разнообразных пейзажных видов, было несколько десятков фотографий Арманды… Арманда в костюме наездницы, в вечернем платье, в теннисном костюме, в купальнике.

— Я познакомился с ней в бассейне, — сказал Плео.

Он взял фотографию и долго разглядывал ее, покачивая головой.

— Ничего не поделаешь, мы были во всем такие разные. Ее отец командовал в Сомюре кавалерийскими частями черных… Этакий дворянчик с моноклем… Вы понимаете, что я имею в виду. А мой отец был мучным торговцем. Мы принадлежали к разным мирам. Так что…

Он бросил фотографию мне на колени.