Индраджит. В Калькутте.

Писатель. Умерли?

Индраджит. Я еще жив.

Писатель. Уверены?

Пауза.

Индраджит. Нет. Не уверен.

Сцена медленно освещается. В центре сцены неподвижно стоит Индраджит. В глубине сцены Амал, Бимал и Камал. Их взгляды застыли, устремленные в какую–то точку в глубине зрительного зала. Писатель медленно шагает по сцене, вычитывая нудным голосом утомленного учителя.

Писатель. По переписи 1961 года население муниципальной части Калькутты составило два миллиона девятьсот двадцать семь тысяч двести восемьдесят девять человек. Приблизительно два с половиной процента населения получили высшее университетское образование. Их называют по–разному. Но в целом они составляют «средний класс». Это «интеллектуалы», хотя, придись им жить своим интеллектом, они умерли бы с голоду. Это «образованные люди» — если считать университетский диплом доказательством образованности. Это «элита», потому что они все время подчеркивают свою обособленность от масс. Это Амал, Бимал, Камал.

Амал Бимал, Камал стоят преувеличенно самодовольные, с горделивым видом. Входит тетушка.

Тетушка. Ты обедать будешь?

Писатель. Нет.

Тетушка уходит. Входит Манаси.

Манаси. Ты что–нибудь написал сегодня?

Писатель. Нет.

Манаси уходит.

(Продолжая.) Я уже написал несколько пьес. Хочу писать еще. Я ничего не знаю об угнетенных массах. Я не знаком ни с одним рабом угольных шахт. Не знаю тех, кто возделывает рисовые поля. Рыбаки с Ганги, сантальские племена, цыгане, заклинатели змей — да никого из них я не знаю. А те, кто мне знаком, кто окружает меня, они бесформенны, бесцветны и бессмысленны. В них нет драматургического начала. Это Амал, Бимал, Камал. И Индраджит — тоже.

Гаснет свет. Полная темнота. Голос писателя.

Это я — Амал, Бимал, Камал. И Индраджит — тоже я.

Как эхо, подхватывает его слова хор голосов, шепчущих в темноте.

Хор.

Амал, Бимал, Камал. И Индраджит.

Амал, Бимал, Камал. И Индраджит.

Бимал, Камал. И Индраджит.

Камал. И Индраджит.

И Индраджит.

Индраджит.

Индраджит.

Индраджит.

Оглушительный взрыв музыки топит шепчущие голоса. Яркий свет. Чрезвычайно резкий, ослепительно–белый, который нигде не дает полутени. Сцена пуста. Музыка резко обрывается. Входит Индраджит. На нем та же одежда, тот же грим, но выглядит он значительно моложе. Входит Амал, который изображает профессора. С этой минуты все, кто появляется на сцене, слегка походят на марионеток. Амал, Бимал и Камал играют свои роли по пьесе. Ни их жесты, ни их голоса не утрируются — просто в их движении появляется механический ритм — насмешливый и жалкий одновременно.

Амал. Зачетка номер тридцать четыре?

Индраджит. Да, профессор.

Амал. Тело продолжает оставаться в состоянии покоя или в состоянии неизменного движения по прямой до тех пор, пока не оказывается под воздействием внешних факторов, изменяющих это состояние.

Амал уходит. Индраджит стоит, не меняя позы. Входит Бимал.

Бимал. Зачетка номер тридцать четыре?

Индраджит. Да, профессор.

Бимал. Поэзия, в самом общем смысле этого слова, может быть определена как плод воображения.

Бимал уходит, входит Камал.

Камал. Зачетка номер тридцать четыре?

Индраджит. Да, профессор.

Камал. Основными качествами произведений Тагора являются ясность мысли, логическое построение композиций, точность языка и равновесие теории и фактов.

Камал уходит. Индраджит зубрит.

Индраджит. Равновесие теории и фактов. Равновесие теории и фактов. Плод воображения. Вы плод воображения. Состояние движения. Состояние покоя. Движение по прямой.

Входят Амал, Бимал и Камал; теперь они студенты, брызжущие юношеской энергией и весельем.

Амал. Это в каком же смысле не умеют играть? Сыграл разок–другой, а тебе все нехорошо?

Бимал. Да ему повезло, родненький. Ему просто повезло. Не игрок, а дубина!

Камал. Но вообще крикет — это игра блистательной неуверенности. Что, не так, Индра?

Индраджит. Что? Да, конечно.

Амал. По–твоему, конечно. Значит, в крикете мастерство не играет роли?

Индраджит. Я этого не говорил.

Бимал. В любом разе футбол интересней. Индраджит. Это уж точно.

Камал. А я люблю голливудские вестерны, они тоже интересные. Хотя я и на серьезные фильмы хожу.

Бимал. Амал, а ты видел Юла Бриннера?

Амал. Спрашивает! Да я все фильмы с ним видел. Удивительный человек, правда, Индра?

Индраджит. Я видел одну картину или две.

Камал. Ух ты, интеллигент!

Амал. Потрясающий актер! Один на миллион. И голову бреет.

Бимал. Один на миллион? Ну, это ты перехватил.

Камал. А что, он по–своему как Эйнштейн.

Индраджит. Я начал читать книгу про Эйнштейна, ни фига не понял.

Амал. А что там понимать? Эйнштейн сказал, что измерений не три, а четыре.

Бимал. Да ну его совсем. Мне бы как–нибудь спихнуть физику. А четвертое измерение мне ни к чему. Амал, ты к практикуму подготовился?

Амал. Я у старшего брата взял шпаргалки. Когда сдавать?

Бимал. Тринадцатого. Я еще не начинал даже готовиться. А ты, Индра?

Индраджит. Вчера начал. Два дня ничего не делал. Книжка попалась хорошая, зачитался.

Камал. Про что книжка–то?

Индраджит. Пьесы Бернарда Шоу.

Амал. Бернарда Шоу? Ну, это хохмач! Правду говорю, хохмач! А ты читал «Человек и сверхчеловек»?

Бимал. Нет, там этого нету.

Камал. Наш Прамадха Нат Биши тоже написал что–то похожее.

Амал. Ну, ты даешь! Сравнил тоже. У них Шоу, а У нас Биши.

Бимал. У Биши ничего получается. Вот он все время и лезет в политику. А это уж совсем ни к чему.

Камал. Как это ни к чему? Либо литература отражает политику, либо она перестает быть литературой.

Амал. Не согласен. Литература должна запечатлевать истинную красоту. А грязному делу, политиканству, в литературе не место.

Бимал. Я не согласен со словом «грязный». Если в жизни существует грязь, так и литература должна ее описывать. Литература должна быть реалистической и давать картину подлинной жизни. Правда, Индра?

Индраджит. Не знаю. Конечно, должна быть реалистической. Но позволительно ли ей быть фотографическим отображением жизни или…

Камал. А вы знаете, который час? Половина восьмого!

Амал. Вот это да! А практикум? Я побежал.

Камал. Подожди. Мне в твою сторону.

Амал и Камал уходят.

Бимал. Пошли, Индра?

Индраджит. Понимаешь, у меня тут дело одно есть.

Бимал. Так, тебе в какую сторону?

Индраджит (указывая направление, куда ушли Амал и Камал). Туда.

Бимал. Почему же ты с ними не пошел?

Индраджит. Не сообразил. |

Бимал. Да катись ты к черту! Пойду один.

Бимал уходит. Уже давно слышится приглушенная музыка. Теперь она становится громче, мелодия усложняется. Входит писатель.

Писатель. Привет, Индра! Ты что здесь делаешь?

Индраджит. Ничего. Сижу.

Писатель. О чем задумался?

Индраджит. Ни о чем.