Мои глаза моментально наполнились слезами.

— О нет, — выдохнула я, пытаясь сдержать слезы.

Тейт смотрел мне в глаза.

— Да, детка, — тихо сказал он.

— О, милый.

Сначала он не ответил, но потом все так же тихо продолжил:

— Стелла права. Мне следует отпустить прошлое. Но я не могу. Кроме папы, у меня никого не было, а глупый поступок Вуда забрал его. Это произошло примерно через год после моей травмы. Я был в хорошей форме, но колено... оно зажило хорошо, но не достаточно, чтобы играть в профессиональный футбол. Моя жизнь была разрушена. Я понятия не имел, куда двигаться, потому что всегда точно знал, куда жизнь ведет меня, и уж точно не обратно в Карнэл. Я снова сошелся с Нитой, и нам было хорошо, потому что мы двигались в одну сторону, мне нравилась эта бесцельность, беззаботность, мы отрывались по полной. Я не горжусь этим, потому что это было глупо, но в то время меня это не волновало. Я пил, трахался, делал, что хотел и когда хотел, и плевал на последствия. Это последнее, что мой папа знал обо мне.

— Тейт... — произнесла я.

— Он не увидел, как я взялся за ум. Поступил в Академию, — сказал Тейт. — Он не увидел единственное хорошее, что мы с Нитой создали вместе, — Джонаса.

— Тейт...

— Он беспокоился за меня. И умер, беспокоясь за меня. Он думал, что я кончу, как Блейк, старик Ниты. Сидя перед телеком с пивом в руке и напиваясь каждый вечер, а моей решимости будет хватать только на то, чтобы отправиться поиграть в покер.

— Тейт...

— Он пытался заставить меня взяться за ум. Но у него не получилось.

— Капитан, милый, послушай...

— Ему потребовалось умереть, чтобы я взялся за ум.

— Милый...

— И все равно у меня получилось только через много лет после его смерти.

— Тейт, милый...

— Я хотел играть в футбол, — заявил он таким тоном, что мое тело застыло, а глаза, не отрываясь, смотрели в его. — Не из-за денег. Не из-за славы. Из-за игры. Из-за проклятой игры. Мне казалось, что я даже дышу не так, если я не играл или не тренировался. Казалось, что жизнь замерла, кто-то поставил ее на паузу, а потом я надевал щитки и толстовку, выходил на поле, и все вокруг оживало. Мы с папой были фанатами «Иглз», сколько я себя помню. Надеть их цвета, Боже мой, Лори... Боже мой.

Последние слова словно вырвали из его горла, и когда он это понял, его бритвенно острый взгляд пронзил меня насквозь.

Я обняла его за шею.

— Детка...

— Можешь представить, детка, можешь ты только представить, каково это — ощутить вкус мечты, а затем... — Он поднял руку и громко щелкнул пальцами. — ...лишиться ее?

— Орел у тебя на спине, — мягко сказала я.

— Я сделал его на третьем курсе, когда в первый раз вошел в список лучших игроков Америки. Когда понял, что у меня есть шанс. Когда понял, что буду носить зеленое.

Я уронила голову, прижавшись лбом к его груди и обхватив его руками, чтобы крепко обнять. Я повернула голову, прижалась к нему щекой и стиснула еще крепче.

— Я не могу выдержать эту боль, детка, — прошептал он, касаясь губами моей макушки, — она живет во мне.

— Ты не отпустил ее? — спросила я.

— Я не знаю как, — ответил он.

— Ты попробовал нечто особенное, — сказала я. — Но потерял это.

— Нет, детка, в этом-то и проблема. Я не потерял, даже спустя столько лет я все еще чувствую его вкус.

О Боже.

— Я не знаю, как тебе помочь, — прошептала я, и его тело зашевелилось.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он — вот дикость — смеется.

Я оставила руки на месте и подняла глаза на Тейта.

— Ты смеешься? — спросила я, хотя по его лицу и так было понятно, что да.

— Детка, — сказал он, его густой голос тоже дрожал от смеха, — ты постирала мои вещи.

— Что?

— Пропылесосила, — продолжил он.

Я тряхнула головой и спросила:

— Что?

— Купила мне постельное белье.

— Я не...

Он стиснул меня в объятиях.

— Крутышка, у меня никогда не было мамы.

— Мамы? — растерянно спросила я.

— Нита уж точно никогда не убиралась. От нее беспорядка больше, чем от меня, это одна из причин, по которой, когда она дала обещание, которое не собиралась выполнять, я стал встречаться с ней гостинице. Я и так не большой любитель убираться, не говоря уже о том, чтобы убираться после ее разгрома. И она никогда ничего мне не дарила. Ни на день рождения, ни на Рождество, ни просто так. Единственное, что она давала мне, — это оргазм.

— Она подарила тебе сына, — сказала я.

— Ну, тут я тоже вроде как поучаствовал, детка. Я не вынашивал и не рожал его, но с тех пор все время борюсь за то, чтобы у него была достойная жизнь.

Тут он был прав.

— Какое отношение имеет пылесос к... — начала я.

— У меня нет воспоминаний о бабушкиных пирожках, Крутышка. Мой отец был мужчиной и ожидал, что его сын тоже будет мужчиной. Я никогда в жизни не носил одежду, постиранную не мной.

— Ох, — выдохнула я.

Определенно, Ванда из «Элитных товаров для дома» была права. Чем раньше скажешь мужчине, что будешь заботиться о нем, тем глубже он увязнет.

Тейт продолжал:

— Даже не знаю, когда я научился стирать, просто знал: если хочу чистую одежду, то должен постирать ее.

— Тейт...

— Я в первый раз оставил тебя у себя, детка, а когда вернулся, весь дом вылизан, холодильник загружен, в нем стоит милый девчачий кувшин с «Кулэйдом», а на кровати мягкие шикарные простыни.

— Я волновалась, что...

Он наклонил голову и коснулся губами моих губ, останавливая меня.

Когда он отодвинулся, то очень твердо ответил на мое неуверенное заявление:

— Нет.

— Тогда кто же посадил цветы у тебя во дворе?

— Мама, — ответил он. — Приехала лет пять назад, не знаю. Осталась ненадолго. Ни с того, ни с сего решила что-нибудь посадить. В отличие от мамы цветы пустили корни.

— Кто купил твой обеденный стол? — спросила я.

— Что? — спросил он в ответ.

— Стол у тебя в столовой. Он...

— Это папин. Я вырос в этом доме, Лори. Купил новую кровать, когда переехал в папину спальню, чтобы у Джонаса была комната. За исключением этого, все здесь осталось после него.

— Ох, — прошептала я, обдумывая все, что он сказал, и все, что это значило.

— Да, — улыбнулся он. — Ох.

— Ты застрял, — выпалила я, Тейт перестал улыбаться и моргнул.

— Повтори-ка?

Я сглотнула, втянула воздух и ринулась вперед.

— Я потерялась, но ты... Тейт, ты застрял.

Он уставился на меня, и мне потребовалась вся сила воли, но я выдержала его взгляд.

Потом он спросил:

— Ты готова вытащить меня?

— Я... — Я опять сглотнула и честно ответила: — Нет.

— Нет? — спросил он, подняв брови, его лицо потемнело, а руки сильнее сжали меня.

— Я... — Я вдохнула и прошептала: — Мне нравится здесь.

Внезапно он откинул голову и расхохотался, заставив меня вздрогнуть, а потом притянул меня еще ближе.

Его большая ладонь прижала мою голову к своей груди, так что моя щека впечаталась в него, и я придушенно пробормотала:

— Тейт...

— Тогда застрянь вместе со мной, — сказал он поверх моей головы.

— Ладно, — ответила я.

— Ладно? — спросил он, и его тон снова изменился, теперь он звучал слегка удивленно.

Я крепко обняла его и ответила:

— Да, милый. Хорошо.

Некоторое время он молчал, потом коснулся губами волос у меня на макушке.

— Детка, ты знаешь обо мне самое плохое.

Я попыталась отодвинуть голову от его груди, но он продолжал прижимать ее, так что я сдалась и прошептала:

— Тейт.

— Ты застряла со мной, Крутышка, — повторил он тихо в мои волосы, и я задрожала, потому что его голос изменился.

Это было не просто заявление, это была клятва.

— Милый...

— Уверен, Джонасу понравится виноградный «Кулэйд», — прошептал он, и я опять задрожала.

— Если не понравится, я куплю тот вкус, какой он захочет, — пообещала я.