— Не умничай. У тебя от этого лицо какое-то странное делается.

Молниеносный выговор, который Рейчел объявила почти походя, казалось, ужалил в несколько мест сразу и оставил Морвенну не в состоянии идти и думать одновременно. Как обычно, Рейчел, похоже, не обращала внимания на силу собственных слов.

— Пошли, — бодро позвала она, шагая дальше. — Мне просто нужно кое-что отсюда. Ты сама сказала, что мы будем делать все, что я захочу.

На самом деле, это был канцелярский магазин, продающий все, от писчей бумаги и бутылочек с чернилами Квинк для шариковых ручек до дешевых книг в мягкой обложке и карточных колод. Однако, поощряемый местными художниками и иллюстраторами, магазинчик несколько разросся и стал продавать товары для художников. Там были полки с масляными красками в тюбиках и акварельными красками в маленьких соблазнительных пакетиках, завернутых в бумагу, что делало их похожими на дорогие конфетки, необычные карандаши — и не цветные, и не графитные. Были там блокноты рисовальной бумаги для художников, выдвижные ящики, заполненные разными видами бумаги специального назначения и вращающийся стеллаж с завлекательными книгами, которые Рейчел громогласно презирала, а названия у них были вроде «Как писать морские пейзажи» или «Рисовать лошадей — легко!»

На деньги, полученные от дяди Джека ко дню рождения, Хедли купил здесь огромную банку швейцарских мелков. Но, похоже, когда он принес ее домой, то настолько проникся благоговением перед ее размером и шикарностью, что так ничего с ней и не делал, кроме того, как по-разному перекладывал содержимое или рисовал очень аккуратные диаграммы, где каждым мелком по очереди с болезненной дотошностью закрашивал квадратик.

Морвенна любовалась очаровательно упакованными бутылочками с тушью, пока Рейчел со своей обычной решительностью набирала целую кучу тюбиков с красками на прилавок.

— Мы собирались купить тебе на день рождения вот такую штуку, — окликнула ее Рейчел. Она держала в руках одну из маленьких деревянных моделей, предназначенных для того, чтобы помочь художникам правильно рисовать людей. Морвенне они очень нравились, хотя втайне она бы предпочла дорогую модель, к примеру, лошадь.

— Да, пожалуйста! — сказала она.

— Но это не игрушка.

— Знаю. Это чтобы помочь с пропорциями.

— А теперь притворись, что ничего не видела, и не забудь прикинуться удивленной, когда будешь открывать подарок. Я просто хотела быть уверенной, что выбрала правильно.

Когда они были еще за две улицы от закусочной, где подают рыбу с картошкой фри, пошел давно собиравшийся дождь, а они обе, обманутые солнечным утром, были одеты одинаково безрассудно. Они укрылись в маленьком супермаркете, где Рейчел вдруг вспомнила, что обещала купить кое-что, но не припомнила, что именно. Морвенна напомнила ей и взялась подержать пакет из художественной лавки, пока Рейчел укладывала в свою корзину какие-то другие товары, помимо сливок, сливочного масла, виски и кукурузных хлопьев. В продуктовых магазинах она становилась похожа на сороку, ее привлекало все блестящее и разноцветное, и она была вполне способна купить что-то, совсем им не нужное, что они никогда не будут есть, — и только потому, что ей понравилась упаковка. Энтони учил Морвенну и ее братьев, когда они шли с Рейчел, быть твердыми.

— Любуйтесь с ней вместе, — говорил он, — но потом кладите все обратно. Она не будет возражать. Ну, если вы сделаете это по-доброму.

Рейчел восхищалась каким-то пакетиками с шафраном, когда к ним подошла жуткая старуха. По крайней мере, лицо ее выглядело старым, будто грубо вырубленным из камня и изборожденным морщинами, как вспаханное поле. Но у нее была хорошая фигура, и большой рот с удивительно красной помадой алел на этом лице как глубокая рана. Так что, возможно, она была не такой уж и старой, просто очень потрепанной. Именно такой, по представлениям Морвенны, могла выглядеть ведьма из истории про Гензеля и Гретель. Руки выглядели растопыренными и сильными, как у дорожных рабочих. Морвенна легко могла вообразить, как она запихивает Петрока в кастрюлю, добавляет морковь, лук и бутылку вина, а потом бухает сверху крышку, такую тяжелую, чтобы он не смог убежать, когда она будет задвигать его в печь.

Женщина вглядывалась в полку, откуда Рейчел взяла виски. «Что? Здесь наверху? — кричала она даме за прилавком. — Нет, здесь ничего нет, кроме Беллз и Феймос Грауз. У меня было заказано. Я всегда так делаю. Вы не имеете права… Ох…». Она внезапно углядела бутылку в корзине Рейчел и подошла поближе. «Извините, — сказала она, больше не крича, но все еще не очень вежливо. — Но здесь у вас моя бутылка. Я покупаю ее на счет, и, как правило, ее откладывают для меня вместе с другими продуктами, но новая девушка не знала. Вы не возражаете?» Тут она протянула руку в корзину и взяла бутылку. — Барбара? — спросила Рейчел, позволив ей взять виски.

— Да?

Похоже, женщине не очень понравилось, что к ней обратились в ответ, тем более назвав ее по имени. У нее уже была ее бутылка, и она просто хотела уйти. Теперь, когда она оказалась еще ближе, Морвенна обнаружила, что от нее пахло, как от пепельницы. Ни один из ее родителей не курил или, по крайней мере, не курил дома. Но в чужих домах Морвенна нюхала пепельницы и сигареты из любопытства. Джек курил трубку, а потом сосал мятные леденцы, которые не убирали запах, но делали его немного приятнее.

Рейчел напустила на себя праздничный голос.

— Конечно, столько времени спустя вы меня не помните. Рейчел Келли. Мы встретились целую вечность тому назад на Балу художников. А потом я пошла поплавать с Джеком Трескотиком, а вся толпа и вы…

— О да, — сказала ведьма, чтобы заткнуть ее, но Морвенна видела, что она либо не могла вспомнить, либо не желала, чтобы ей напоминали. Поглядывая через плечо Рейчел, она искала путь к отступлению, и Морвенна наполовину всерьез подумывала отступить в сторону и прошипеть: «Сюда!»

— Мы только что были в Галерее Пенвиза.

Это был один из тех моментов, когда Морвенне хотелось бы, чтобы у Рейчел был нормальный акцент или, скорее даже, никакого акцента вообще. Ее причудливая смесь американской протяжности и английской претенциозности становилась гротескно преувеличенной, когда она начинала нервничать. Морвенна могла сказать, что сейчас Рейчел нервничала, по тому, как беспокойно двигались ее пальцы. Они теребили пуговицы, ручку проволочной корзины и заляпанный краской кожаный ремешок на ее часах. «Морвенна любовалась одной из ваших прелестных вульв».

Морвенна не совсем была уверена, что такое вульва, но заподозрила, что слово это неприличное, потому что Ведьма побледнела, а еще одна женщина с плетеной корзиной для покупок, проходившая мимо — увы, слишком поздно — возмущенно кашлянула и поспешила прочь, столкнув банку фасоли со стеллажа. На мгновенье Ведьма пристально посмотрела на Рейчел, а потом сказала: «О да. Вы были больны, не так ли?» Потом она присела, чтобы сравняться по высоте с Морвенной. Это было страшно. С близкого расстояния ее лицо казалось еще более странным, с огромным, как у королевы Елизаветы Первой, лбом и самыми глубокими морщинами, которые когда-либо приходилось видеть Морвенне. А еще лицо у нее было какое-то замшелое, и от нее так сильно пахло сигаретами и чем-то еще не очень приятным. Это было слегка похоже на то, как если окажешься слишком близко к умной и опасной обезьяне, вроде тех, что укусят, если допустишь ошибку, протолкнув еду через решетку, когда они об этом просят.

Но Морвенна была в восторге, потому что скульптура смотрелась так красиво, ей захотелось, чтобы Рейчел там совсем не было, а то она ставила ее в неловкое положение.

— И что ты подумала? — спросила Ведьма, только конечно, она не была ведьмой, как теперь поняла Морвенна, а была она Дамой Барбарой Хепуорт.

Морвенна снова подумала о Гензеле и Гретель, и как Гретель не дает себя в обиду ведьме, и, чтобы быть ей достойной противницей, сама становится немного грубой и слегка похожей на ведьму.