«Я отрeкся от Имени».

«Но ты же обещал походатайствовать о моeм новом посвящении на Мегапее, если я тебе помогу. А я помог».

«Всe это так, но теперь уже слишком поздно — ты умираешь».

«Тогда сделай то, о чeм я прошу».

«Я сделаю для тебя всe, что в моих силах, кроме последнего обряда. После прошедшей ночи я в такие игры больше не играю».

Я дополз до него. К тому времени дождь перешeл в лeгкую морось. Он честно делал своe дело, вымывая из Грин-Грина жизненные соки… Пеайнец лежал, прислонившись спиной к камню, и, по крайней мере, в четырeх местах сквозь его плоть проглядывала белизна кости.

— Живучесть пейанцев поистине невероятна, — заметил я, — и всe это ты умудрился заработать, когда упал тогда, прошлой ночью?

Он кивнул.

«Мне больно говорить, поэтому я вынужден продолжать общаться с тобой тем же способом. Я знал, что ты остался жив, и не позволял этому телу умереть, пока ты меня не найдeшь».

Я стащил со спины то, что осталось от моего рюкзака.

— Вот, прими. Это от боли, действует на представителей пяти рас, в том числе и на вас.

Он отстранил мою руку.

«Я не хочу туманить сознание в свои последние минуты».

— Грин, я не стану совершать обряд. Я дам тебе корень глиттена, и ты можешь сам пройти его, если хочешь. Но без меня.

«Даже, если я дам тебе взамен то, о чeм ты мечтаешь?»

— Что?

«Возможность снова воскресить их всех. И они не будут помнить о том, что произошло здесь».

— Ленты!

«Да».

— Где они?

«Услуга за услугу, Дра Сандау».

— Отдай их мне!

«Обряд…»

…Кати, новая Кати, которая никогда не встречалась с Майком Шендоном, моя Кати… И Ник — любитель разбивать носы…

— Это нелeгкий выбор, пейанец.

«У меня нет другого выхода… и, пожалуйста, быстрее».

— Хорошо, я пройду через всe это вместе с тобой, в последний раз… Где ленты?

«Когда обряд уже нельзя будет остановить, я скажу тебе».

Я рассмеялся.

— Ладно, ты мне не доверяешь, но я тебя не виню.

«Ты скрываешь свои мысли за экраном. Может, ты задумал какую-то хитрость».

— Возможно. Я сам толком не знаю.

Я достал глиттен и разломил корень на куски нужной величины.

— Мы отправимся в путь вместе, — начал я, — но лишь один из нас вернeтся обратно…

Пройдя сквозь холодную сырость и сквозь тeплую чeрную мглу, мы зашагали в сумеречном свете. Здесь не было ни ветра, ни звeзд, лишь ярко зелeная трава, высокие холмы и неяркое северное сияние, которое мерцало над всей линией горизонта. Казалось, что все звeзды рухнули наземь с голубовато-серо-чeрного неба, после чего их растолкли в пыль и рассеяли по вершинам холмов.

Шли мы не спеша, тела наши снова были целы и невредимы. Могло показаться, что мы просто праздно шатаемся, но у нас была вполне определeнная цель. Грин шeл слева от меня среди холмов сна, навеянного глиттеном… А может, это был не сон? Всe казалось вполне реальным. А наши измученные и искалеченные тела, мокнущие сейчас под дождeм на голой скале — лишь полузабытый сон давно минувших дней… На самом деле мы всегда бродили здесь — а может так только казалось — и нас окутывала атмосфера мира и спокойствия. Всe было почти таким же, как и тогда, когда я посетил это место в последний раз. А может, я никогда и не уходил отсюда.

Некоторое время мы пели старинную пейанскую песню, затем Грин-Грин сказал:

— Я отдаю тебе пай’бадру, Дра. Теперь мы с тобой квиты.

— Это хорошо, Дра-тарл.

— Я обещал тебе ещe что-то… Ах да, ленты… Они лежат под той пустой зелeной оболочкой, что я имел честь носить всe это время.

— Понимаю.

— Но они бесполезны. Я перенeс их туда из тайника, где они хранились, но землетрясение, разрушившее остров, повредило их так же, как и образцы тканей. Однако, я сдержал своe слово, хотя и не лучшим образом. Но у меня не было выбора… Я не смог бы пройти этот путь один.

Я должен был по идее расстроиться, но подобные чувства здесь были неуместны.

— Ты сделал то, что должен был сделать, — успокоил я его. — Не тревожься. Быть может, это даже к лучшему, что я не смогу их вернуть. С тех пор, как они умерли в первый раз, всe так переменилось. Они могли бы чувствовать себя одиноко в этом непривычном для них мире, как это когда-то было со мной. У них могло и не хватить сил бороться с этим миром. Пусть лучше всe останется как есть. Назад пути нет.

— Теперь я должен рассказать тебе о Рут Лэрис, — сказал он. — Она находится в лечебнице для умалишeнных в Кобочо на Дрисколле. Она зарегистрирована, как Рита Лоуренс. Еe лицо изменено, сознание — тоже. Ты должен вызволить еe оттуда и направить к хорошему доктору.

— Почему она там?

— Это было проще, чем переправлять еe на Иллирию.

— Ты никогда не задумывался, сколько боли ты причинил людям?

— Нет. Видимо, я слишком долго работал с живой материей…

— …И весьма паршиво работал. Мне кажется, в этом повинен Белион.

— Я не говорил об этом, чтобы ты не подумал, что я оправдываюсь, но мне тоже так кажется. Вот почему я пытался убить Шимбо. Именно эта часть моей личности жаждала твоей смерти. Как только Белион покинул меня, я понял, что натворил, и ужаснулся. Он должен был отправиться обратно в ничто, потому и явился Шимбо. Нельзя было позволить Белиону плодить уродство и коварство. Шимбо, кто рассыпает планеты в пространстве, как сверкающие жемчужины в океане темноты, должен был вновь вступить с ним в единоборство. Он победил и во Вселенной появится ещe много прекрасных миров.

— Нет, — покачал я головой. — Без меня он бессилен, а я отрeкся от Имени.

— Ты огорчeн и подавлен тем, что тебе довелось пережить… Но нельзя так легко отказаться от своего призвания, Дра. Быть может, пройдeт время…

Я не ответил, ибо мои мысли уже текли по другому руслу.

Мы шли путeм смерти, каким бы приятным он ни казался под действием глиттена. И если обычный человек может пристраститься к нему из-за вызываемой им эйфории и видений, то телепаты используют глиттен в иных целях.

Когда его принимает один человек, то у него обостряется ментальная восприимчивость.

Если его одновременно примут двое — они увидят одинаковый сон. Для странтийцев это всегда один и тот же сон, который после длительных религиозно-психических тренировок подсознание воспроизводит чисто рефлекторно. Такова традиция.

…И оба они видят один сон, но лишь один пробуждается от грeз.

Глиттен используют в обряде смерти, чтобы умирающий уходил в некое место — от которого я вот уже тысячу лет стараюсь держаться подальше — не в одиночестве.

Кроме того, этот эффект используется для проведения дуэлей, ибо назад всегда возвращается тот, чей дух сильнее. Такова природа наркотика — благодаря ему вступают в единоборство некие скрытые потенциалы двух разумов, хотя человек может и не подозревать об их существовании.

Грин-Грин был в таком состоянии, что я мог не опасаться какой-нибудь прощальной ловушки мстительного пейанца. Даже, если это было задумано, как дуэль, мне нечего было бояться при данном соотношении сил.

Но, шагая рядом с ним, я вдруг подумал, что под видом приятного мистического обряда я ускоряю его смерть на несколько часов.

Убийство при помощи мысли.

Я был рад помочь сотоварищу пройти его последний путь, раз ему того хотелось, но это заставило меня подумать о собственной смерти… Я уверен, что она вряд ли будет приятной.

Говорят, что как бы вы ни любили жизнь, как бы ни желали, чтобы она длилась вечно, но однажды вы будете с нетерпением ждать прихода смерти и молиться, чтобы она пришла поскорее. Когда говорят об этом, имеют в виду избавление от мучений. Мол, все были бы рады тихо и мирно угаснуть.

Я надеюсь, что не уйду так же мягко и спокойно в вечную ночь. Как сказал кто-то из великих: меня бесит умирание света. И я буду выть и драться за каждый миг жизни. Болезнь, что забросила меня в такую даль времeн, заставила меня испытать страшные муки, даже мучительную агонию, прежде чем меня заморозили. Я много думал об этом и решил, что никогда не соглашусь на облегчение своего ухода из жизни. Я хочу жить и чувствовать до самого конца… Есть книга, автора которой я уважаю — это Андре Жид. Она называется «Плоды Земли». Он дописывал еe уже на смертном одре, зная, что жить ему осталось всего несколько дней. Он закончил еe за три дня и умер. В ней он описывает все прекрасные взаимопревращения земли, воздуха, огня и воды — того, что его окружало, и что он так любил, чему напоследок хотел сказать своe последнее «прощай»! Несмотря ни на что, он цеплялся за жизнь до последнего. В этом я с ним солидарен. Поэтому я не мог одобрить сделанный пейанцем выбор. Я бы предпочeл лежать на камнях с переломанными костями, ощущать падающие капли дождя и удивляться им, слегка негодуя, в чeм-то раскаиваясь и многого ещe желая… Быть может, именно эта жажда жизни и сделала меня мироформистом, чтобы я сам мог творить жизнь, пока у меня есть ещe на то силы…