— Да, — я поставила сумку рядом с брешью, придется тянуть ее за собой. — Мы можем идти только вперед.
— Тогда ладно, — сказал он. — Я за тобой.
Я присела у бреши и заглянула туда. Свет лампы, даже прикрытый, не давал увидеть дальнюю сторону, и пропасть казалась бесконечной.
— Потуши свет, — сказала я, голос был ровнее, чем должен был.
— Что? Зачем…
— Мы не можем брать лампу горящей. А еще… — я прикрыла глаза от света руками. — Думаю, на той стороне могут быть личинки.
Он погасил огонь и погрузил нас во тьму. Я пару раз моргнула. Глаза привыкли, и я увидела во мраке голубое сияние, где-то в десяти футах от нас. Сияющие черви. Они выжили в глубине, питаясь своими. Их свет словно усиливался среди камней — там было больше кальцита, отражающего их звездное сияние?
Я отчаянно держала себя в руках, опустилась на спину. Я чуть не легла за живот, но не хотелось задевать лицом пол. Не позволив себе дальше думать, я сорвалась с края.
Сначала казалось не так тесно, как я думала. Я смогла согнуть колени и отталкиваться. Я тянула сумку с собой, свободной рукой хваталась за низкий потолок. Один толчок, второй, третий, четвертый — я оказалась далеко, только ноги торчали. Я ощутила ладонь Селено на моем сапоге.
— Все хорошо?
Я пошевелила ногой в ответ, не желая отвлекаться на слова. Я вытянула шею, пытаясь увидеть другую сторону. Там была тусклая полоска сияния. Я оттолкнулась снова. Колени задели потолок, камень обдирал кожу. Я распрямила ноги и пролезла чуть дальше.
Я не видела потолок над собой, так что не ожидала, что, подняв голову, задену носом камень. Я резко вдохнула. Великий Свет, камень был в дюймах над моим лицом. Тело вспыхнуло от страха. Я отчаянно старалась не думать о тоннах камня надо мной, пока двигалась вперед. Но потолок опускался, я снова ударилась коленями. Я извивалась, выпрямила ноги, двигалась телом, как змея.
Когда камень снова надавил на мой нос, я замерла, сердце колотилось. Не было места, чтобы искать взглядом брешь. Паника поднялась резко и сильно, как буря над каньоном. С паникой пришли и воспоминания — духота, запах затхлого дерева, тело, которое я не чувствовала, не могла им двигать, мышцы сводило…
Я медленно повернула голову влево и поползла снова. Правое ухо задело камень. Сначала я попыталась сморгнуть слезы, а потом позволила им литься. Я все равно ничего не видела. Я попыталась расслабить тело, но потолок давил на все тело, на виски, грудь и бедра. Я застряла, едва могла трепыхаться. Сумка не могла пролезть в эту брешь.
— Ты застряла? — спросил Селено.
Я не могла ответить, не могла покачать головой, прижатой к двери — камню — молясь, чтобы кто-то открыл дверь…
А потом поняла.
Мы должны были вернуться.
Хоть я выжила, нам придется вернуться и полезть сюда снова.
Разум пропал, его сменил ужас. Он растекся по моему телу, и оно словно разбухло в тесном пространстве. Я корчилась, отбивалась, задыхалась, мышцы были напряжены. Я не могла вдохнуть из-за комка в горле…
«Почему мама не сказала?».
Ответ пришел со смутными воспоминаниями. Она не сказала, потому что не была так далеко, да и она не думала, что это было так важно.
Этот страх и ужас родились после того, как она пропала.
Это все родилось, потому что она пропала.
— Джемма? — голос Селено отражался от камней. — Я тебя толкну.
Голос вырвался из меня:
— Нет, — прохрипела я на последнем выдохе. — Не надо…
Он прижал ноги к моим и толкнул. Мое лицо проехало по камню, щека пострадала. Я охнула, затерявшись в панике, но он толкнул еще раз, и, к моему удивлению, дыхание ворвалось в мои легкие, раздувая их, как мехи. Я вдохнула и приоткрыла глаза. Высоко надо мной были голубые огоньки, мерцали на нитях. Даже стены словно сияли, но не от воды на камне, а как кристаллы с гранями. Дрожа, без сил, я схватилась за край выступа. С рывком я высвободила грудь, оторвав пуговицу от болеро, и вылезла.
Я лежала на спине, задыхаясь, на неровном камне, глядя на мерцающий потолок и стены, кулак все еще сжимал ремень сумки, словно это спасало жизнь. Я услышала шорох, Селено пыхтел и лез за мной, лампа гремела с ним.
— Черт, — ворчал он приглушенно. — Черт, — шорох. — Можешь зацепить мою сумку? Она не хочет пролезать со мной.
Мое тело словно сковал песок, но я медленно перекатилась и подползла к проходу. Его голова была на фут ниже выступа, он выбирался из бреши. Я осторожно вытянула ногу в брешь и поддела ткань носком.
— Нет, это мой плащ… вот, зацепила. Отпускаю.
Я зацепила ремешок сапогом и потянула к себе. Он прижал ладони к полу и оттолкнулся. Сумка зацепилась за камень и застряла. Немного сопротивления, и она вылетела, разбилось стекло.
— Что это было? — выдохнул Селено, его волосы стало видно рядом с выступом.
— Стенка, — сказала я, вытаскивая сумку дальше. — Стенка лампы разбилась.
— Ладно, — он запыхтел, стало видно его лоб в грязи и поте. — Ради Света.
Я схватила его под плечи. Он выбрался и прижался ко мне. Мы лежали миг, растянувшись на камне.
Он перевел дыхание и поднял голову.
— Луна и звезды, это было ужасно. У нас получилось? Это оно?
— Не знаю, — сказала я. Не удавалось поднять плечи с земли — а если это не конец пути, и нас ждут еще такие проходы? Я поняла, что все еще плачу, слезы катились из глаз, словно это было мое естественное состояние. Плакала от стресса. Как всегда.
Наверное, Селено заметил, потому что посмотрел на меня, глядящую на звездный потолок со слезами на глазах.
— Ты в порядке?
— Я сорвалась, — тихо сказала я. — Прости.
— Мне тоже лезть там не понравилось, — сказал он и сделал паузу. — Но я забыл. Ты никогда не любила тесные пространства, да?
— Не совсем, — прошептала я. Они не встречались раньше так часто. Когда бы приходилось лезть там, где не выйдет даже встать? Замок был большим и просторным, а в тесных местах — каретах, каютах — были окна. Двери. Был воздух.
И способ выбраться.
И снова меня окутали воспоминания — тот шкафчик в доме, где мы хранили сладкий картофель, который выкопали и вымыли неделю назад. Мама вытащила картофель и бросила в угол. «Прячься, — сказала она. — Прячься и не выходи, пока я не приду за тобой». Там было тесно, едва уместился восьмилетний ребенок, прижавший колени к груди, с одной стороны была кирпичная стена, а с другой — дверца.
И я спряталась. И не выходила, потому что дверца не открывалась.
А когда открылась, с другой стороны была не мама.
В тусклом свете Селено пошевелился. Он осторожно коснулся моей руки.
— Ты в порядке? — снова спросил он.
Я встряхнулась, прогоняя воспоминания, панику и давление в глубине земли.
— Буду, когда это закончится, — я поискала в тенях лампу, помня о разбитом стекле. Одна сторона была с вмятиной — я надеялась, что резервуар масла не пострадал. Я вытащила еще одну капсулу огня — осталось семь, стоит экономить — и раздавила.
Белая вспышка вокруг нас была яркой, как удар молнии. Мы с Селено вскрикнули, уткнулись лицами в локти.
— Что это было? — спросил сдавленно он. — Что-то загорелось?
Жара или треска пламени после вспышки не было, я даже не поднесла огонек к фитилю. Я медленно, смаргивая слезы с глаз, опустила руку.
— О! — охнула я.
Селено поднял голову, ресницы были мокрыми. Он прищурился в сиянии.
— Кристаллы, — сказала я.
Комната, куда мы забрались, была длинной и узкой, дальний конец пропал в тени. Вокруг нас из всех стен и трещин росли, как грибы, прозрачные кристаллы, некоторые были большими, как моя нога. Они торчали во все стороны, их идеальное пламя отражало и рассеивало свет огонька на моих щипцах.
— Ради Света, — выдохнул Селено, крутя головой. — Это алмазы?
Огонь потускнел, бумага почти догорела, и я быстро сунула его к фитильку. Сияние вокруг нас стало красным, кроме стороны с разбитой стенкой, луч белого света падал оттуда на комнатку. Я сделала огонек поменьше, чтобы мы не ослепли, и поставила лампу у кристаллов размером с яйцо. Я осторожно коснулась одного. Он был чуть теплым, почти шелковистым и легко вдавился под моим ногтем.