Несколько мгновений спустя, пока я избавляюсь от колтунов в волосах, меня накрывает чувство меланхолии. Оно накатывает на меня каждый день, примерно в одно и то же время. Я вытаскиваю свой альбом для вырезок и пролистываю страницы, пробегая глазами по фотографиям, а затем по рисункам, сделанным пятилетним ребёнком. Единственные вещи, облегчающие тоску по дому, которую я ощущаю где-то глубоко внутри.

Довольно скоро возвращается Хельга с мокрыми волосами и чистой кожей, правда, в той же самой рваной одежде.

— Твоя очередь.

Я достаю из сумки свой шампунь и кондиционер. Но она останавливает меня, накрыв своей рукой мою руку.

— Не трать впустую свои запасы. У них в душевой есть все необходимое. Дядя Сэм может расщедриться и выручить тебя.

— Ох… точно… спасибо, — я запихиваю шампунь, кондиционер и альбом с вырезками в свою сумку, после чего закрываю на ней молнию.

Захватив сменную одежду, я направляюсь к душевым, пребывая в подавленном состоянии, потому что теперь основа моего существования — это сносная еда и душ.

Да уж… это, конечно, не то, какой я представляла свою дальнейшую жизнь.

Вода не ледяная, но и не горячая. Вполне терпимая. По крайней мере, она позволит мне очиститься от видимой и невидимой грязи, покрывающей моё тело. Я быстро брею мои покрытые мурашками ноги и мою волосы, радуясь, что старуха уговорила меня воспользоваться имеющимися здесь шампунем и кондиционером. Я не могу позволить себе тратить впустую предметы первой необходимости, которые у меня остались.

Высушив полотенцем волосы, я расчесываю их и заплетаю в косу. Если я не хочу, чтобы они вились, это мой единственный вариант, помимо пучка. Я натягиваю на себя другие джинсовые шорты, белую майку, более-менее чистую бело-голубую клетчатую рубашку, и надеваю свои кроссовки.

На обратном пути я прохожу мимо столовой и вижу, как волонтеры стоят за столами, раздавая пищу. Только одна мысль о еде наполняет мой рот слюной. Но мне нужна моя сумка, прежде чем я смогу встать в очередь, так что я держу путь в комнату, отведенную для женщин.

Раскладушки уже сложены и убраны. Двухъярусные койки сдвинуты к стенам. Большинство женщин ушли, оставив середину комнаты пустой.

Мне становится дурно, когда я нигде не вижу ни старуху, ни свою сумку.

Моя сумка, та в которой находятся все мои пожитки, в настоящее время бесследно исчезла. Как и мой бумажник. Моя сменная одежда. Мои деньги… Мой альбом. Тот, который я сама сделала, в котором только фотографии Уиллоу[3] и рисунки, которые она рисовала для меня на протяжении нескольких лет. Вещи, без которых я определённо не смогу жить.

Я дважды просматриваю каждый дюйм комнаты, трижды — в надежде, что я неправа, и она где-то здесь.

Я в панике кружу по комнате и начинаю обыскивать каждый дюйм ночлежки. На меня таращатся люди. И это лишь ещё больше меня раздражает. Они молча насмехаются надо мной? Они все это время знали, что было на уме у старухи?

Как она могла так со мной поступить?

К шее и лицу приливает жар. Я скриплю зубами и сжимаю кулаки, готовая ударить кого-нибудь или что-нибудь.

Почему я доверяю не тем людям? Почему я не вижу их такими, какими они являются на самом деле? Моя мама. Сандаун. Уорнер. Скольким людям я позволю обманывать себя, прежде чем поумнею?

Прислонившись спиной к стене, я закрывают лицо руками. Затем надавливаю пальцами на веки, физически и мысленно сопротивляясь желанию заплакать. Я не могу сейчас позволить боли разорвать меня на части. Я не могу сломаться. Я знаю это, и все же медленно скольжу вниз по стенке и подтягиваю колени к груди так, чтобы скрыть своё лицо.

По линолеуму раздаются шаги. Они замирают прямо передо мной.

— Ты в порядке, Рыжая? Ты выглядела так, словно пыталась выдавить собственные глаза.

Я отвечаю рассерженным голосом:

— Потому что так оно и было.

Айви протяжно выдыхает.

— Я пыталась предупредить тебя, — ее голос звучит близко, как будто она стоит надо мной.

Она пыталась предупредить меня? Как? В этом лесу бродит не один волк? Серьёзно? А она не могла сказать ещё более завуалировано?

— Не могла бы ты, пожалуйста, просто… оставить меня в покое? — мои слова выходят приглушёнными. — Или я «здесь» о многом прошу? — я намеренно подражаю голосу старухи и вкладываю в свои слова столько сарказма, сколько могу.

Я сейчас сама не своя. В такие моменты, как правило, проявляются худшие черты моего характера. Я пытаюсь прикусить язык. Но надолго меня не хватает, особенно, когда следующее, что я слышу — её смех.

Я приподнимают голову. Она реально только что смеялась? Так, значит, ей смешно?

В поле моего зрения предстают чёрные сапоги с синими змеями, нарисованными на пальцах ног. Меня трясет. Без сомнения, мои щеки ярко пылают. Я чувствую, как наружу рвутся слова и понимаю, что вот-вот сорвусь и сделаю то, что моя мать всегда называла не иначе как «плевки ядом». Вполне уместно, раз уж эта девчонка любит змей.

— КОГДА? Когда ты пыталась предупредить меня? Может, ты подошла и сказала: «Эй, будь начеку, эта старуха собирается украсть твои вещи?» Или я должна была догадаться по какой-то нелепой отсылке к Красной Шапочке?

— Чёрт, Рыжая, остынь. Ни к чему так заводиться. Это не конец света или что-то в этом роде. По крайней мере, не сегодня.

Я ударяюсь головой о стену позади себя.

— Просто уходи, — мой голос падает до поверженного шепота. — Ты не понимаешь. Она забрала всё.

— Да неужели, Шерлок?

Грозно зыркнув на неё снизу вверх, я огрызаюсь:

— Серьёзно? Просто уходи.

Вместо того чтобы уйти, она сползает вниз по стене и устраивается рядом со мной.

— Блин, получается, правду говорят о рыжеволосых, а? — через минуту она добавляет: — По крайней мере, в случае с Хельгой, ты, в конечном итоге, вернешь часть своего скарба, — она стучит пальцем по своим губам. — Может быть… Вероятно… Скорее всего, одежду, но не деньги. Деньги — есть деньги, считай, их уже не вернуть.

— Где мне ее найти?

Айви скрестила ноги по-индийски.

— Она вернётся сюда через несколько дней. Знает, что ты будешь её искать. К сожалению, эта женщина живёт на этих улицах дольше, чем я на белом свете, так что она знает в здешнем городке все пути и дороги. Лучше дождаться ещё одного дождливого дня. Тогда ты сможешь её здесь поймать.

Я резко втягиваю в лёгкие воздух. У меня кишки скручивает от страха.

— Что я буду делать до тех пор? — я протяжно выдыхаю и смотрю на девушку, сидящую рядом со мной. Я вновь поражаюсь её юности и уникальному цвету глаз. Она довольно симпатичная, но станет ещё краше, когда подрастет.

Айви пожимает плечами.

— Могло быть хуже, верно? Тебя мог изнасиловать прошлой ночью Крэк Джо[4] .

Я невольно перестаю хмуриться.

— Да. Ты права.

— Другие люди всегда будут стараться сломить тебя, но они проиграют, если ты будешь давать отпор и бороться до конца. Мне раньше говорил об этом мой отец. А ещё он говорил: «Дождь не может идти вечно». Он не был поэтом, хотя считал себя таковым. Это была фраза из его любимого фильма «Ворон» [5].

Ворон. Мой разум тут же заполонили мрачные мысли, но я отогнала их прочь.

— Он всегда разбрасывался подобными фразами. Все время вешал мне какую-нибудь лапшу на уши, — она тихонько посмеивается.

Я наблюдаю за ней и замечаю, как её губы искривляет лёгкая ухмылка.

— Знаешь, какие последние слова он сказал мне, прежде чем… — она качает головой. Когда Айви говорит, в её голосе проскальзывают нотки фальши и наигранной радости, как будто она изо всех сил старается скрыть свои чувства. — Он сказал: «Найди свой идеал и не отпускай его».

Я поднимаю бровь.

— Свой идеал?

— Да, знаешь, он для каждого свой. Может быть — семья, дом с оградкой. Может быть — парень или девушка, смотря кто ты. Работа. Школа. В зависимости от того, что сделает тебя счастливой.