Изабель усмехнулась краем губ.

— Тогда? Мы втроем с самой войны. Уже много десятилетий как. И никто больше не смог это изменить, — пожала она плечами.

— Да вот не скажи, — протянул Лион, массируя виски. — Было время, когда стараниями Изабель мы были против тебя.

— Враги из вас никчемные, скажу откровенно, — рассмеялась Изабель. — Зато друзья…

— Всегда находился кто-то еще, — хмыкнула Алиса. — Кирана. Хоорс. Химари и Хайме. Раун. Даже Самсавеил и твоя любимая Ева.

— Но без них всех как-то спокойнее? — прищурившись, отозвалась императрица.

— Мне — да, — Алиса кивнула. — Для меня всегда были только вы вдвоем. А остальные приходили и уходили, из друзей становились врагами, из врагов друзьями, знакомыми или просто никем. В любом случае, все они никогда не приходили ко мне или к Лиону, а только к тебе, только за тобой, — она обернулась через плечо и оглядела императрицу. — С мечом? Я же сказала, что никто ничего не знает.

— Мне с оружием всегда спокойнее, — Изабель убрала руку с навершия меча и сняла ею диадему. — Ты уверена, что никто не знает?

— Раун ни с кем не говорил, — Алиса развернулась и, опершись бедрами о подоконник, скрестила ноги и сложила руки на груди.

— Ты что, заперла его где-то? — недоверчиво спросила императрица.

— Нет, — повела рукой генерал. — Молчание было его решением. Впрочем, он много говорил сам с собой, но в Райском саду подслушивает разве что всеслышащий Самсавеил.

— А сейчас он где? — уточнил Лион, поднимаясь с трона.

— Сидит в молельне и ждет моего возвращения — мы так условились, — пожала плечами Алиса.

Император и императрица переглянулись.

— Условились? — спросили они на два голоса.

— Да, он просил аудиенции сразу по твоему возвращению, но я сказала, что первой буду я. А из тронного зала я не смогу за ним следить, поэтому в его интересах быть паинькой и посидеть спокойно на мягенькой подушечке, вдыхая аромат ладана, — равнодушно пожала плечами. — Он в очень смятенном состоянии, я бы даже сказала — безумном. Однако за прошедшие дни, что вас не было, мы сошлись на том, что я просто делаю свою работу, а он просто не ставит мне палки в колеса. Не думаю, что в мое отсутствие он побежит всем рассказывать.

— Нет, Раун — точно нет, — замотал головой Лион. — Он и меня-то в предательстве обвинил только тогда, когда имел на руках абсолютно все карты, сейчас же у него есть только слова Люции и ничего, кроме них.

— Не думаю, что ему от этого легче, — цокнула в ответ Изабель. — Он просто не может поделиться своими терзаниями. Но терзается сам по-настоящему.

— То есть, я могу его привести? — уточнила Алиса, поведя рукой.

— Да, — императрица кивнула.

— Я понимаю, что раньше прецедентов не было, но мне стоит досмотреть его на предмет оружия? Или…

Изабель качнула рукой меч.

— Я с оружием. Снимать не собираюсь. Будет справедливо, если и он будет иметь то же право.

Лион кивнул, соглашаясь с ее мнением.

— Хорошо, никаких досмотров, — Алиса вздохнула с облегчением. — Тогда я отправлю его, а сама займусь отчетом Кираны, его совсем недавно доставили, но я была занята.

— По козе этой, Аньель? Доложишь потом, у меня плохие предчувствия, — скривилась Изабель.

— У меня тоже, — хмуро кивнула Алиса и, оттолкнувшись ногой от стены, пошла к дверям. — Или, может, мне стоит побыть здесь на время аудиенции? — остановившись, бросила она через плечо. — Или за дверью?

— Нет, не стоит, — мотнула головой императрица.

— Ты уверена, Люцифера?

— В себе? Абсолютно.

***

Лезвие кинжала переливалось лиловыми бликами в свете кристальной лампы. Тонкий слой маслянистого яда обволакивал его, едва не капал с самого кончика. Раун, помедлив, вернул его в ножны и положил на бедро. Такое оружие незаметно не пронесешь, но хватит даже царапины, чтобы убить кого угодно. Все-таки шисаи Химари знала толк в изощренных убийствах, ведь кинжал был ее подарком императрице. Ворон хмыкнул, найдя это символичным.

Запрокинув голову, он глубоко вдохнул мягкий дым от кадила в углу молельни, и попытался расслабиться. Мысли были подобны стае прокаженных мышей, угомонить которых можно было лишь уничтожив их всех. А успокоиться надо было, и как можно скорее. Алиса на удивление не стала врать и заранее сказала, когда императрица вернется. Правда, не уступила самую первую аудиенцию, но это только отсрочило время принятия сложного решения.

— Прости врага своего. Не можешь простить — убей, — повторил по памяти Раун слова, когда-то сказанные ему Люциферой. — Это же просто чудовищно! — вспылил он и тряхнул головой. — Чудовищно! — прошептал, прогоняя воспоминания.

Но они не исчезали. Как не исчезал и образ женщины с глазами хищной вечноголодной птицы. Она никого не прощала и не щадила. Никого. Никогда.

После войны она читала лекции в Имагинем Деи. Всего лишь один курс. Без экзаменов и заданий. Она приходила на полигон, садилась и говорила. Правду. Отвратительную правду о том, как ангелы победили кошек, не дав им забрать трон. Откровенно и честно рассказывала абсолютнейшую мерзость, без прикрас, без оправданий. В ее рассказах все было как-то прозаично. Подвиги, приписываемые ей, она никогда не отрицала, но рассказывала их с иной стороны. Безобразной, как сама лепра.

И вместе с тем, она честно признавала, что ей нравилось воевать.

Не убивать. Не уничтожать врагов. А сражаться.

Дети не видели в этом разницы, не осознавали, не задумывались и не вдавались в детали. Они только слушали, отчетливо понимая, что воевать они не хотят, что войны — это катастрофы, смердящие трупами и искалеченным судьбами.

Понимал это и Раун, что определило его судьбу. Он выбрал архив, надеясь, что ему не придется сталкиваться с такими, как Люцифера.

И ему не пришлось. Из архива его забрал к себе генерал Лион. Один из той треклятой троицы, обеспечившей ангелам победу. Но он не был таким, как она. И это было единственной причиной, почему Раун согласился.

Была ли женщина, сидящая на троне, той самой безумной Гарпией?

Вряд ли.

Даже если принять, что в кошачьей книге был ритуал на обмен телами и душами, а советник Хоорс все устроил, и это не ложь, не фантазия и не сон — пазл все равно не сходился.

Вся эта ситуация, особенно сцена с Нойко в округе Осьминога, была какой-то «слишком». Слишком это было странно. Слишком удобно.

Именно что удобно. Обуздать цесаревича и его безумные идеи можно было лишь выбив почву у него из-под ног. Для этого всего лишь нужно было знать о Гарпии больше, чем он. И разумеется, кто мог знать о Люцифере все? Абсолютно все! Только девочка, для которой Люцифера была идеалом, кумиром детства. Девочка, которой ее любимая Гарпия рассказывала истории, любые, какие попросит. А еще Хоорс, возлюбленный девочки, который воспитал Люциферу. И Лион, с которым она прошла войну бок о бок. И Алиса, Ящерица, будто веревочкой привязанная к своей драгоценной Гарпии. Архивы, любые записи. Все, что угодно. Одного щелчка пальцев для херувима достаточно, чтобы самые сокровенные тайны Люциферы ей принесли на блюдечке. А дальше оставалось только грамотно сыграть. Выдать себя за кумира, сочинить какую-то кошачью чушь с ритуалами. Все-все подтвердят ее слова, потому что единственный, кто знает правду — мертв. И, о совпадение, крылья ему сломал Лион, а голову отрубила Алиса раньше всяких допросов. Удобно. Очень. А разыграть получилось аж двоих — и Нойко, и самого Рауна.

А может, и всех? Вот совсем всех. Одна большая игра. Фарс. Обман и полнейшая ложь, настолько наглая и самоуверенная, что дыхание перехватывало.

Может, даже Лион был уверен, что на троне Люцифера. Он ведь был в нее влюблен. Война сплотила их, да и потом, после ее побега, он вел себя не как генерал, а как поддавшийся чувствам глупец. Но таким человеком, как Лион, сложно манипулировать. Разве что он не будет слеп, опьяненный своим фальшивым счастьем быть рядом с любимой Гарпией.