— Тройка пиджачная на ваш рост и фигуру… Брюки в полоску, клетчатые, маренго — в клеш!
Окруженный говорливой, нападающей с предложениями оравой, ошеломленный криками прохожий в зависимости от целей своего посещения улицы, или сдается и позволяет себя силой, за рукав втащить в первый ближайший «раствор», или отступает, иногда опрометью кидаясь в сторону.
В магазине, все еще находясь под впечатлением шума, разговоров, криков, энергичных подталкиваний и вежливых поклонов, покупатель входил в примерочную комнату, где его засыпали всевозможными предметами одежды. Если требовались брюки, то их притаскивали дюжинами, если нужно было пальто, то добрый десяток их появлялся на специально стоявших для этой цели манекенах, если предполагалась к выбору «костюмная тройка», то на прилавке вырастала их целая гора. Не успевшего не только оглядеться, но, как я говорил, просто прийти в себя посетителя начинали энергично рядить в различные костюмы. Заставляли при этом обязательно поднимать вверх руки и приседать для уверенности в том, что «под мышками пиджачок не жмет», «брючки в шагу не треснут» и т. п. Уйти без покупки из такого заведения было почти невозможно, убеждали умело, доказывали всяческие выгоды сделки, играли на самолюбии убеждаемого и вместе с тем заламывали вероятные цены.
В числе приемов для убеждения в высоком качестве продаваемого была демонстрация внутренних достоинств вещи. В разгар комедии заводился разговор о том, что, несмотря на дешевые цены, весь товар, преимущественно пальто, сшит на шерстяной вате. Шерстяная вата почему-то считалась особой приманкой для провинциалов. Хозяин магазина или старший продавец в доказательство вытаскивал шерстинки, ковыряя булавкой в заранее известном месте пошивки, куда кроме обычной пеньковой подстилки действительно помещался еще кусочек и того настоящего материала, о котором шла речь. Снижали при этом запрошенную цену медленно, измором.
Выйдя на на свежий воздух, покупатель искренне ощущал особую радость, отдых и давал мысленную клятву никогда более не делать покупок в этом районе. А дома, разглядывая купленное, чесал в затылке, приходя к определенному выводу, что выбрал все плохое и заплатил втридорога.
Таковы были методы торговли.
Мне удалось записать следующие разговоры, шутки и острословицы «платьеников»:
Здравствуйте, уважаемый сударь-господин, почтеннейший купец! Небось за товарцем приехали побывать да справочку себе, приличную достоинству, приобрести? Очень можем желанию вашему соответствовать, только что партию новых предметов приняли. Пальтецо или шубку для начала? Ах, батюшка, без шубки теплой, что без рук, а без рук и дела нет! Телу тепло и душе хорошо… Завсегда так! Как ваше имечко с отечеством по папаше? Иван Терентьевич? Покажите Ивану Терентьевичу что есть наилучшего, дайте прием по чести и положению. Ах, батюшка, Иван Терентьевич, откроем для вашей милости все наши штучки: в полоску теплые зимние брючки, божий старичок, для храмового бдения и гостей посещения — длинный сертучок, дипломат черный с волоском — маренговой, чтобы ай-да-ну!.. Сам я тоже пофрантить иногда люблю… Отчего и нет?.. О цене после говорить станем, по вкусу надо сначала товар подобрать… Ну вот-с! Старый конь борозды не испортит, а новую, где надобно, наведет. Пошутить я тоже вовремя люблю. Старший разъездной приказчик моего папаши был и чудачества разные хорошо сказывал. Придется пальтецо в левом плече чуть поубрать — шито с запасом… Бывало, такие шуты с покупателем он разговаривал: «У нас товар за первый сорт, покажу вам всяческих картин — сукно всех цветов, трико-с, серый дерматин! Извольте примерить, на слово нам не верить, фасон модный, носит человек благородный, со стороны всякому видно, что товарец семеновский вам носить не обидно: прилично-с и отлично-с! С такого товару вдовцу засватать можно богатую, состоятельную пару… Ну-с, мы не попадаем-с в конфуз, на вас все приятно сидит, точно стачано, а на том и слово наше кончено!» Папаша мой его завсегда просили хороших покупателей принимать… Велите, ребята, Василию Герасимовичу жилеты с верхней полки подать! (В сокращенном виде записано в 1910 г. на Нижегородской ярмарке от временного торговца готовым платьем Ивана — отчество в оригинале утрачено — Семенова.)
Пальтецо не угодно ли на меху гагачьем, с шелухой рачьей?
Для мадамочки-супруги — ломовые подпруги на шелковой подкладке, на шерстяной байке…
Купил, так не задерживайся, а то дождик пойдет — товар раскиснет!
Приходите еще, знакомым порекомендуйте, родным похвалите!
Дай вам бог столько здоровья, как на вас сидит этот пиджак!
Адресочек наш не запамятуйте: Продувной ряд, Муромский лес, в нем седьмой навес, от дороги влево, где заячья тропа на прогон скота; прямо не идите, взад не заворачивайте — сразу найдете!
Не оставьте еще когда, продаем дешево, складно, одеваем, рядим, охаживаем, покупателев на сто годов приваживаем!
Шуба для доброго купца-молодца! Приклад — моржовый; воротник — ежовый, а вокруг всех прорех еще нашит рыбий мех. В один рукав ветер гуляет, в другой метель прометает, от тепла зимой зуб на зуб не попадает!
Тебе носить не дипломат, а золотарский поднаряд!
(«Золотарский» — от «золотая рота» — гренадерский, одетый в парадную форму дворцовый караул. В данном случае — насмешливое сравнение рваных, спившихся, занимающихся очисткой выгребных ям людей. Возможно, что «золотарями» в насмешку именовали специалистов по очистке выгребных ям в связи с их профессией «вывозить, убирать „золото“», т. е. то, «что дорого стоило, на что золото потрачено». «Поднаряд золотарский» — насмешка над лохмотьями опустившегося человека или над обычным грязным одеянием «выгребников». «Золотарь» встречается и как определение профессии ювелира.)
Брюки наши хорошие, люди — не хают, собаки — не лают, о них мадамы вздыхают. Надевай, домой в обнове поезжай, жена с детьми увидит — резону лишится!
Мех — бухарский кот, заберет от него цыганский пот!
Для твоей рябой рожи — две худых рогожи, да полторы змеиных кожи, да сказать сто раз: «Помилуй боже!»
Тебе, я вижу, пальто надо не на ватине, а на свиной щетине. Попроси пастуха — он тебе по волосу все тепло соберет!
Давай дело-то делать, да по рукам! По рукам, да в баню — я тебе уступлю мою рыжую Матаню! Идет? Сколько за брюки не жаль? Четыре рубля? Нет, друг ситный, в домашних походишь, от городских у тебя губа распухнет. Шесть с полтиной — последнее слово! Ну, ну, лети дальше!
(«По рукам, да в баню!» — распространенное выражение, которое мне приходилось слышать и от профессиональных бродячих скоморохов.)
Не на клею тебе продал, а от руки шитое. Износу вещи не будет, на железной нитке. Не веришь? Бабе своей дома не верь, без тебя небось сейчас с дружком сидит да прохлаждается, а ты время тянешь. Бабе не верь, а мне доверяйся — я не за наживой гонюсь, а за покупателем, а бабенка твоя сласти любит! По-богатому любит жить… А мы с тобой люди бедные — в трубы дуем медные. Только за себя-то постоим еще — кому туго, кому любо, а нам очень хорошо. Ну, с двух слов… Пять рублей шестьдесят и бери брюки — на две ноги, франти! Меньше не отдам, наживаю один целковый!
(«Не на клею тебе продаю» — очень типичное выражение для московских сухаревских маклаков. По рассказам старых торгашей, практиковался следующий прием продать для сохранения времени незаконченную работой вещь. Скроенную ткань «сметывали», края загибали и, промазав клейстером, т. е. разведенной в горячей воде мукой, склеивали и утюжили. Получалось полубутафорское носильное платье, которое размокало от первого дождя и требовало дополнительной работы портного. Продавали «клеенки» всегда с рук, на улице, как бы случайно и преимущественно наивным провинциалам.)