Без упреков и без обид К тем, кто населяет Шульген,

И к Нэркэс, что с тобой говорит, —

Сядешь на Акбузата ты,

И, взяв в руки счастье свое,

На Урал вернешься ты.

Так узнал Хаубан, что девушку зовут Нэркэс. И еще раз заставил поклясться ее, что слово свое она не нарушит. Поклялась Нэркэс и велела Хаубану закрыть глаза. Он закрыл. Потом она велела открыть глаза…

Как Нэркэс говорила со своим отцом

Несколько дней, говорят, гостил Хаубан в этом дворце. Девушки-служанки Нэркэс угощали его, пели песни ему. Но не мог Хаубан ни есть, ни пить. Видела Нэркэс — грустит Хаубан, не находит себе покоя. Пошла к отцу и рассказала ему все — от начала до конца.

Так говорила она:

Озеро, что зовется Шульген,

Было с детства мне родным.

Я беспечно здесь жизнь вела,

Забот не ведая никаких.

До своих восемнадцати лет

Стрелков немало встречала я,

Охотились многие на меня.

И хоть метили стрелы в меня,

Каждый раз ускользала я.

Коль шубу уточки золотой

Надевала на себя, —

Земные соколы не замечали меня.

Даже проворный ветерок,

Чтоб мои волосы обласкать,

Сквозь черноглавый камыш

Хода выбрать себе не мог.

Даже выдра средь камышей

Не знала; как я плещусь в воде.

Но в последний раз

Подбили, когда была я уткой.

А когда, облита луной,

Я купалась — вновь меня подстрелили.

На земле бы я умерла.

Слово давши, себя спасла,

Твоим именем клятву дала:

Не разжигать меж нами огонь.

Исходить тебе гневом нельзя,

Не скупись, если что у нас

Батыру бросится на глаза.

Вот, отец, он и есть батыр,

Что в гостях во дворце у меня;

Клятвой связанная большой,

Слово свое держала я —

Втайне жил он в гостях у меня.

Молви слово свое, отец,

Слово, достойное моему.

Мэргэн-батыр пред тобой стоит,

Честь свою окажи ему,

Чтоб доволен был гость во всем,

Поднеси дары… Если ж нет,

Если скупость затмит тебе свет,

Сама я думаю за ним уйти.

Услыхав от дочери слова такие, батша сначала удивился, говорят, потом задумался надолго — как бы избавиться от егета? Наконец, он сказал:

Дочь, последний выход твой

Был, как видно, в недобрый час.

Чтоб в утиную шубу стрелять,

Никто в стране не родился моей.

Чтобы твои золотые косы

Увидать горящими глазами,

Подобных могущественных людей

Не рождалось от матерей.

Дочь, коль счеты мы с ним сведем

Силой, хитростью ли — навек

Мы избавимся от него.

Не найдется такой человек,

Кто бы мог тебя застрелить.

Дочь моя, если найдем избавленье,

Если тело его разорвем по кускам,

И таким образом себя спасем,

Больше у берегов Шульгена

Не будет мужчины,

Чтоб тебя подстрелить,

Чтоб собой досаждать,—

Ни единой души не будет.

Услышав такие слова, Нэркэс решила смягчить сердце отца и сказала ему:

Отец мой, он пришел сюда,

Послушав меня.

Он за утку принял, когда

В меня, прицелившись, стрелял.

Во второй раз меня найдя,

Нежно он руками обвил.

До сих пор этих рук тепло

Позабыть у меня нет сил.

Коль его кровь прольется, мое

Тело судорогой сведет.

Слово пламенное его

Мое сердце навек оборвет.

Не посягай на него, отец,

Его кровь не проливай,

За него ответит тебе сполна,

Карымту

²³

объявит весь Урал.

Многого не требует он,

На престол не метит твой,

Нету умыслов у него,

Чтоб на скот посягать живой..

Коль за дочь ты меня признаешь,

Кровь понапрасну не проливай,

Беззащитного гостя убив,

Славу коварству не воздавай!

Акбузата егету дай,

Испытай его удальство.

Если сможет коня удержать,

Пусть на Урале развеет крылья.

Как Шульген держал совет

Выслушав мольбы дочери, надолго задумался батша. Потом, говорят, собрал своих визирей, позвал двенадцатиглавого дива по имени Кахкаха²⁴ и попросил у них совета.

И такой совет дал Кахкаха:

Отдашь егету Акбузата, —