Дочь подводного царя

Из солнца создана и огня.

Солнце одарит тебя теплом,

Я ж — как масло, растаю вмиг,

И одна лишь капля моя

Землю иссушит твою, как яд.

Внимательно выслушал эти слова Хаубан, поверил утке и отпустил ее, а сам, как она велела, пошел прочь от озера, не оглядываясь.

Как Хаубан убедился, что утка говорила ему правду

Отошел он немного, за спиной послышалось ржание лошадей, мычание коров, блеяние овец. И подул сильный ветер, а потом поднялась буря. Трудно стало идти Хаубану. Растерялся он, не зная, что и делать. Наконец, не выдержал и оглянулся. Посмотрел и глазам своим не поверил: всю степь покрыли табуны, стада, отары — из воды все шли и шли кони, коровы, овцы. И показалась в волнах голова Акбуэата.

Но увидев, что Хаубан оглянулся, белогривый конь скрылся в воде. И все табуны, все стада, все отары, давя и топча друг друга, снова ушли под воду.

И утихла свирепая буря.

Вернулся к берегу Хаубан и сел на землю. Кругом была тишина и покой.

С горестной обидой пришел Хаубан на яйляу¹⁵, видит — все кибитки перевернуты. Люди — старые и молодые, девушки, юноши и подростки — собрались все вместе: дивятся чуду. К ним старик-пастух подошел, держа кнут на плече и опираясь на палку.

— Разметал ветер мое стадо по всей степи. Искал я его, искал, не нашел, да вот и к вам завернул. Тут и Хаубан поспел. Послушал он пересуды стариков и говорит:

— Олатай, что это за буря была? Такой никто ни глазами не видел, ни ушами не слышал.

И так ответил старик:

— Много, сынок, тайн на свете. Такой бури на моем веку не бывало. Только от дедов я о ней и слышал. Говорили они: когда-то давно весь мир водой был затоплен. В наших местах не было ни людей, ни зверей и не проступили «еще Уральские горы. И царствовал здесь водяной батша¹⁶) Шульген¹⁷ — повелитель страшных дивов. Вот тогда и появился батыр по имени Урал, и пошел он на злого батшу войной. Там, где прошел его конь Акбузат, — выросли Уральские горы. Там, где уничтожал он дивов, высыхали воды и выступали горные хребты. Видит батша — не одолеть ему храброго батыра. Отыскал он тогда в озере бездонный омут и нырнул в него. Нет у этого озера, говорят, дна, слилось оно с подземным морем. Потому-то и не смог Урал-батыр достать водяного батшу Шульгена. С тех пор и озеро стало так называться¹⁸. А когда Урал умер, Шульген велел дивам похитить его тулпара Акбузата. Когда же и сыновья Урала умерли, Шульген осмелел и стал временами выезжать на Акбузате. Сказывали, Акбузат вспоминал тогда своего бывшего хозяина и славных его сыновей-батыров и, встрепенувшись, бил крыльями, от которых поднималась буря, да такая, что и горы не устояли бы. Вот и думаю я: уж не крылья ли того коня подняли эту бурю?

Тут Хаубан поверил словам девушки-утки. А рассказывать о случившемся не стал, боясь, как бы не подумали, что он во всем виноват.

Когда старик умолк и хотел было уйти, Хаубан остановил его.

— Олатай, скажи, кто ты такой?

Тот рассказал о себе, и Хаубан все вспомнил: это был Тараул! И спросил старика:

— А меня ты не узнаешь?

— Нет, сын мой, что-то никак не припомню. Плохи стали мои глаза, — вздохнул он. — Но коли так, скажи: по виду, вроде бы, похож ты на егета. Уж не родственник ли Сура-батыра?¹⁹

Когда Хаубан рассказал ему о себе и о том, как тот подарил ему хызму, Тараул обнял егета:

— Аи, сынок, Сура-батыр был львом. При нем водяной батша не смел ступить на землю… Цела ли хызма, сынок?

— Цела, олатай, цела, я берегу ее пуще себя самого. Вот она, — ответил Хаубан, показывая хызму. Старик взял ее в руки, поцеловал и снова вернул.

— Сын мой, — сказал он, — когда дарил я тебе хызму, ты был ребенком. И потому скрыл от тебя одну тайну… Эта хызма — отца твоего. Память, оставшаяся от сыновей Урал-батыра. Водный батша Шульген только ее и боится. Храни ее вечно и никому о ней не говори.

Простились они, и старик пошел своей дорогой. О золотой утке Хаубан так ничего и не сказал ни старику, ни другим людям.

Как Хаубан встретил дочь водяного падишаха

…Говорят, долго после этого подкарауливал Хаубан золотую утку. Месяцы, годы прошли. Хаубан не раз ночевал на берегу озера, но утку так и не увидел. Настреляв дичи, он приносил ее старому Тараулу и все молчал про волшебную птицу. И вот однажды — слово за словом — Хаубан попросил старика рассказать о владыке озера.

И вот что тот поведал.

— Я не знаю человека, который бы видел, как Шульген-батша выходит из озера. Встретил как-то на берегу озера женщину, она и говорит: «Приметила я, что на четырнадцатые сутки каждого месяца, в полнолуние, появляются на озере птицы в одеянии голубей, играют, плещутся. Наверно, это дочери джиннов…». А в другой раз утверждала, что на озере плавает золотая утка…

— Что эта за женщина? — поинтересовался Хаубан.

Тараул ответил:

— Она, говорят, присматривала за детьми Масем-хана. А дочь хана купаться пошла, вошла в воду, и не успела женщина глазом моргнуть, как исчезла ханская дочь. И приказал той женщине хан не приходить без дочери, — хоть с голоду умри, но дождись, когда вернется дочь… Вот с тех пор и ходит она печальная по берегу озера…

Запомнил Хаубан рассказ старика и, попрощавшись, пошел к озеру. Дождался четырнадцатой ночи нового месяца.

Ясная ночь, тихая. Полная луна вышла. Притаился Хаубан. Вдруг всплеск послышался — будто купается кто-то. Подполз Хаубан ближе, прижался к земле и видит — но не утку, а девушку на золотом троне. Распустила она косы золотые и волосы расчесывает. А вокруг, воркуя, сизые голуби резвятся.

Подкрался Хаубан и схватил девушку за косу. Вздрогнула девушка, голуби поднялись и улетели. А Хаубан волосы на руку наматывает и говорит:

Изменила внешность хылу,

Девушка — впрямь не утка она.

А девушка эта, оказывается, и была той уткой — дочерью подводного батши.

Обратилась она к Хаубану:

Как сумел отыскать меня

Ты в полуночной глубине,

Ведь столько охранников моих

Пребывали тогда при мне!

Отпусти мои косы, егет,

От дел девичьих не отвлекай,

Улетели голубки мои,

Чтобы весть довести до молвы.

Коль узнает отец, тебе

Не сносить, егет, головы!

Хаубан ей ответил на это:

Назови свое имя, хылу, —

Буду с гордостью вспоминать.

Иль со мной пойдем сейчас,

Чтобы вместе жизнь начинать!

И вот что услышал от девушки он:

Имя мое не спрашивай,

И о том, что видел меня,

Вернувшись к себе, не рассказывай!

Ровней не буду тебе никогда —

Выйти замуж не обязывай;