— Это не больно, Аня. Больно, когда твою жену убивают, а твою жизнь рушат. Судя по тому, что ты мне уже рассказала, ты скоро узнаешь, каково это. Теперь я вытащу кляп, если ты будешь вести себя хорошо. Ты будешь вести себя хорошо, Аня? Кивни, если будешь. Хорошо. Говори, как ты попала в эту историю и что знаешь.

Аня просверлила его взглядом, но все же процедила:

— Где-то за неделю до того, как мы с тобой познакомились, меня нашел Шалит. Он заплатил мне за то, чтобы я тебя соблазнила. Остальное ты знаешь. Недели две назад он мне снова позвонил и сказал, что нужна помощь. Сначала я снялась для какого-то репортажа, потом поехала во Владивосток.

— Как емко ты рассказала историю разрушения моей жизни. Но мне нужны подробности.

— Какие?

— Почему толстяк выбрал меня? Что ты должна была сделать во Владике?

— Рассказать примерно то, что уже рассказала. Ты должен был меня поймать и допросить, а я рассказала бы, что Шалит работает на слепых и что они скоро приедут сюда. А почему тебя выбрали, я не знаю. Думаешь, мне всё объясняют?

— На кого работает Шалит?

— Откуда я знаю? Я всего лишь посетительница его клуба!

— Не кричи. Что с моей женой?

— Да не знаю я! Всё, что от меня требовали, это лечь с тобой в постель и исчезнуть со сцены, когда скажут! А теперь меня подставили…

— Это ничего, привыкнешь. Что же мне теперь с тобой делать?

— Развяжи!

— Не ори! Развяжу я тебя и что дальше? Куда ты пойдешь? Что сделаешь?

— Позвоню друзьям в Москву. Хотя нет, все телефоны в мобильнике. Блин! Развяжи меня!

— А откуда мне знать, что это не подстава? Может, это просто продолжение игры?

— А я при чём?

— Ты пришла ко мне, рассказала весь этот бред, теперь получается, самый главный злодей — это Шалит. Нет, девушка, я тебе не верю.

— Ну так позвони ему! У тебя есть Интернет? Телефон клуба должен быть в Интернете.

— Нет, не стану я никому звонить. Я сейчас выйду отсюда и поеду в аэропорт. Когда ты освободишься, я уже буду на полпути в Москву. Открой ротик.

Денис затолкнул кляп, посмотрел на часы и улыбнулся. До рейса часа три, как раз успеет. Он взял чемодан и, не обращая внимания на мычащую девушку, вышел из номера.

Любой из Семи Толстых Ткачей весьма удивился бы, если побывал на предпоследнем этаже головного здания «Кахома корп.». Целый этаж небоскреба, заполненный книгами — любой Ткач оценил бы по достоинству. И среди сотен шкафов с древними и не очень фолиантами, в роскошном кресле-качалке — Чан Главный партнер Ли Кахомы и совладелец корпорации. Рядом с ним низенький столик, скорее даже табурет, там несколько свитков и две книги. Кроме одного листа, тексты древнегреческие. Так же на столике пузатая бутылка с теплым сакэ и маленькая пиала. Чан иногда прикладывался к ней, согревая старое тело.

Едва ли не четверть книг в библиотеке так или иначе посвящена одной тематике. Чану интересны три персонажа из мировых мифологий. Музы.

Большинство полагает, музы — это древнегреческая мифологии. Считается, их девять. Каллиопа — муза эпической поэзии, Мельпомена — муза лирической поэзии, Талия — муза комедии, Эрато — муза любовной поэзии, Полигимния — муза пантомимы и гимнов, Терпсихора — муза танцев, Клио — муза истории, Урания — муза астрономии. Однако допустим, на Дельфах считали, муз всего три. Гипата — олицетворение неподвижности звезд, Меса отвечала за сферы планет и Неата за подлунный мир. Это уже ближе к истине, но самый интересный миф породили могучие Алоады. Великаны в свое время тоже считали, что муз всего три. Мелета — опытность и раздумье, Мнема — память и Аэда — песнь.

Музы в таком виде встречаются только в древнегреческой мифологии, но персонажей, отвечающих за то же самое можно встретить и в Буддизме, и в Японской мифологии, и даже в верованиях майя, не говоря уж о Кельтской и многих-многих языческих. Сейчас Чан держал в руке любопытный рисунок, повторяющий изображение на древнегреческой амфоре. Три музы с одной стороны и семь великанов с другой. Мифология учит, Алоадов было всего четверо, но художник, видимо, считал иначе. Что это именно Алоады и музы, гласит надпись, вот только выглядят они, мягко говоря, странно.

Алоады — вместо красивых здоровых мужчин, семь толстяков, да и музы непривычны, как минимум, одеты интересно. Можно с уверенностью сказать: одна из них женщина. Высокая и гордая — даже по древнему рисунку это видно — одета в тунику, на одежде стилизованные снежинки. Это — Мелета. Опытность и раздумье. С двумя другими непонятно. Сомнительно, что это вообще женщины. На одной звериная шкура, причем не одна. Есть часть от медведя, часть от тигра и льва, а на голове маска козла. Руки человеческие, муза сидит на камне, оперев козлиную голову о кулак. Это Мнема — память. Можно, конечно, спорить, но Чан различал, руки Мнемы покрыты волосами. И китаец думал: Мнема — мужчина. И мужчина Аэда.

Аэда одета (или одет?) еще странней. Наряд — кимоно японцев или китайцев, а лицо за золотой маской в форме солнца. Круглое солнышко улыбается, вокруг нимб из лучей-клинков. Кое-где из-под маски с краев пробиваются настоящие волосы — они растрепанны и торчат во все стороны, как у Медузы Горгоны. В руке у Аэды восьмиугольный щит с изображение шелкопряда. Но почему Аэда мужчина? Потому что Чан встречал его на сотнях других рисунков.

Одна из двух книг на журнальном столике принадлежит перу французского писателя, художника и колдуна семнадцатого века — некоего Филиппа Шеалье. Ныне известного под именем Шалит. Самый старый Ткач вот уже почти триста пятьдесят лет плетет сети. Шеалье описывает исследование других миров, по больше часи, некая смесь каббалы и герметизма у него складывается в сложноперевариваемую кашу, понятную только тем, кто по-настоящему в теме. Как Чан. Но любопытней всего в книге рисунки.

Самый красочный эстамп изображает войну. Но далеко не простую. Бьются четыре армии и можно позавидовать фантазии художника, ибо нарисовал такое видовое разнообразие воинов, что ни описать, ни перечислить. Тут и страшные демоны, и драконы, и звери, и люди, и полулюди-полузвери, и гибриды огня с ветром и… короче, очень много всего. Объединяет их — все персонажи книг. Причем не только книг, написанных до семнадцатого века, но тех, что выйдут позднее. Если присмотреться, можно увидеть гномов, гоблинов, эпических героев, вроде Геракла. Художник попытался впихнуть столько персонажей из литературы, что диву даешься. Естественно, он не мог нарисовать всех, но попытался. Здесь мы тоже видим муз. Они возглавляют три из четырех армий. Мелета ведет в бой армию снежных монстров, Мнема — огненных демонов, а Аэда, наконец, сняла маску. За ней целое море тьмы и Семь Толстяков. На эстампе видно — Аэда мужчина. Он улыбается, и Чану немного страшно от этой улыбки. Китаец понимает, Аэда не слишком добрая муза. Впрочем, все такие.

Музам посвящена четверть библиотеки Чана. Самая старая часть. А новая — о Толстых Ткачах. Если задаться целью собрать данные о них — это не так и сложно. Ищи книги, повлиявшие на мир с максимальной отдачей, и будь уверен, за ними спрятались толстяки. Однако иногда, с частотой в десять-двадцать лет, появляется ряд важных книг, не принадлежавших их перу. В такой год приходит тот, кто может писать не хуже Ткачей. Теперь Чан знал, его величают эмиссаром. Слугой Мелеты. Откуда Чан узнал, что именно Мелеты? Предполагал, Ткачи представляют Аэду, а недавно познакомился со слугами Мнемы. Иногда и убийство — искусство, и Клан Слепой Дюжины это подтверждал, подходя под слуг Мнемы целиком и полностью. О нём в библиотеке тоже литературы достаточно. Большая часть, правда, прибавилась где-то в последние месяцы. Если б Чана не пригласили на встречу, если к нему не пришел Дмитрий, он оставался бы в потемках и по сей день. Но ответы сами явились к нему, как к упорному рыбаку всегда приплывает рыба.

Толстые Ткачи служат Аэде. Песнь Аэды — это перемены. Ткачи постоянно меняют мир. Придумывают новое, уничтожают старое и нисколько не заботятся, к чему приведут перемены. Дмитрий — эмиссар. Слуга Мелеты. Он ничуть не менее талантлив и тоже хочет изменить мир. Но у него есть цель. Если Ткачи просто меняют жизнь людей, ни к чему не стремясь, эмиссар должен добиться определенного результата. Опытность и раздумья всегда приводят к чему-то. К завершению, к логическому концу, к победе или поражению. Чан не очень представлял назначение Мнемы, но по тому, над чем трудились ее слуги, сделал кое-какие выводы. Слепцы — самые искусные убийцы в мире. Их пища — человеческий страх, смерть их призвание и никто не умеет делать это лучше. Но их сила и слава в прошлом, и с каждым годом всё меньше. Память может вдохновить разве что на мемуары, но не создать нового. Чан сделал ставку именно на них. Правда, не только на них, но слепых оказалось проще всего обмануть.