— Молчи! У меня в руках твой кинжал. Дёрнешься или позовёшь стражников — прирежу. Убью, мекнуть не успеешь. А будешь вести себя хорошо, и делать что скажу, останешься жив. Даю слово.

На самом деле он, как уже говорилось, не собирался убивать безоружного, но ему нужно было колдуна, как следует, припугнуть и сделать это удалось. Тот не издал ни звука, испуганно вжавшись в угол кареты. В ней было полутемно, да и трясло немилосердно, а колеса громко погромыхивали на булыжной мостовой, а потому стражники ничего не услышали и не заметили. Они уже успели утомиться и почти подрёмывали с открытыми глазами, которые, впрочем, то и дело закрывались.

Наконец карета остановилась. Стражники открыли дверцы и вышли. Эдвин посильнее надавил кинжалом на тело колдуна, молча напоминая Болдуину о том, что если он решит кричать и звать стражу на помощь, это закончится для него очень плохо. Колдун Болдуин был трусом. Нет не так — он был Трусом! Жить он любил, жить он любил больше всего на свете! За свою драгоценную жизнь он мог бы отдать всё, даже самое дорогое, что у него было. И от одной только угрозы смерти, его продирала сильнейшая дрожь. Впрочем, боли он боялся не меньше смерти.

— Обнимите меня за плечи, — едва слышно произнёс юноша.

Что колдун и сделал, а куда ему было деваться? Ему ничего не оставалось делать, как подчиняться. Сейчас он был в руках недавнего заключённого и именно тот ставил условия и диктовал правила игры, в которую они теперь играли. Правда то, что они далеки от каких-либо игр, весьма доходчиво и откровенно доказывал нож, прижатый к его телу. И ведь он сам виноват, что так сложилось! Ну, кто его надоумил выставить вон стражников! Один из них даже осмелился возразить, что это опасно, а он, болван, не прислушался, оборвал. Да болван. Уж себе-то можно сказать, себя не обманешь. Это перед другими хорохориться можно, но не перед собой. А ведь стражник дело говорил. Где бы этот проклятый щенок был теперь, если бы стражники находились на месте, как обычно? Уже сидел бы в камере и не трепыхался. А теперь вон тычет в бок его собственным кинжалом! А он тогда расслабился, слюни пустил. Ещё бы такое чудо встретил! Никогда ещё таких не видел, а, уж сколько красивых юнцов в его постели перебывало за его жизнь, и не только юнцов. А такого увидел впервые! Наверное, если бы легендарные эльфы существовали на самом деле, они вот такими бы и были. А может этот мальчишка даже среди их народа красавцем бы слыл. Вот он, Болдуин, и позволил себе. Потому и расслабился и пожадничал, ни с кем делить не захотел, даже со стражниками. Захотел с ним наедине побыть. Вот и поплатился за это! Ещё когда впервые его в пыточной камере увидел, сразу понял — его он будет, его! Никому он такое чудо не отдаст. Он такого больше нигде не найдёт, такого больше нигде и нет. Конечно, сведения он от мальчишки должен был получить, это непременно, да и награда за это воспоследовала бы немалая. Но и юнец сам по себе такая награда! Вот и пришлось пытки на время приостановить, пока его Тед в конец не измордовал, а ещё пуще того не изуродовал. Ну этого бы он не допустил, и того довольно было, что пришлось столь прекрасное тело изувечить.

И ведь надо было позволить Тедди в волюшку порезвится. Ну, это как раз ничего, раны бы со временем зажили, а вот то плохо, что сломать его не удалось, ерепенится начал, сопротивляться и там, в пыточной, и у него дома, а если бы у него получилось добиться от щенка признания, как бы он мог вознестись. Ведь гильдия придает этим сведениям первостатейное значение. За этим стоит что-то очень важное. А уж то, что этот мальчишка принцем наследным оказался и вовсе неслыханное дело! Ему, Болдуину, правда, не известно всего, кто он такой — всего лишь тюремный дознаватель заштатного города, уж себе-то можно не врать о своей значимости. Хотя для местных колдунов он шишка, но их всего-то восемь, кроме него. А вот получил бы он важнейшую информацию и мог бы, возможно, в первый круг гильдии войти. Ну, может во второй, что тоже неплохо. В столицу бы переехал. И ведь какая удача была, что они именно сюда, в его город приехали и в его руки попали. Подумать только, мальчишка был в его руках во всех смыслах! Правда ему пригрозить пришлось, что дружкам его и девке плохо придётся, но это его и сломало сразу. Понял щенок, что он шутить не будет, что это не пустые угрозы, как он сказал, так и сделает! Жаль только, что сломался гадёныш не до конца.

И вот теперь он, Болдуин, всё потерял и самой его жизни угрожает опасность! Хотя мальчишка слово дал, что он жив останется, но вот сдержит ли своё обещание или нет, ещё неизвестно. Он сам после пыток ни за что бы ни сдержал. А ведь ещё его дружки есть. Мальчишка наверняка захочет их выпустить. Тоже ещё, задача, что они — скажут? И до чего обидно! Как вода сквозь пальцы, утекли, или скоро утекут. Да и ладно, пускай убираются куда подальше, лишь бы он сам живым остался. Только ведь его теперь серьёзно наказать могут за то, что их упустил, ничего от них не добившись. Эх, поторопился он, не надо было местному приору ничего сообщать раньше времени, пока результат не получен. Похвастаться захотелось. А теперь уже поздно жалеть, ничего не изменишь, теперь остаётся только наказания ожидать, если он вообще живым из этого всего выйдет. И ни в коем случае нельзя никому говорить, что в его руках побывал сам наследник леорнийского престола, а он упустил его! Тогда накажут так, что сам о смерти молить будешь!

Так думал колдун Болдуин, пока они с Эдвином шли к его кабинету. Шли они в обнимку, как недавние любовники, хотя юношу и с души от этого воротило, слишком уж свежи были воспоминания! Но это была отличная маскировка. Они тем самым подтверждали предположения стражников о том, что между колдуном и идущим рядом с ним заключённым возникли особые, более близкие отношения, чем с другими. И если у кого ещё остались какие-то подозрения, то они теперь должны были полностью исчезнуть. И никто не удивится тому, что колдун захочет снять со своего дорогого любовника кандалы и вообще освободить его с друзьями из-под стражи. Эдвин с Болдуином прошли в здание и вошли в кабинет дознавателя. И принц тихо сказал:

— А теперь велите надзирателям привести сюда моих товарищей и, заодно, отдать вам ключ от моих оков, а потом выйти вон, но перед этим скажете им, что вы нас отпускаете.

— И ты сразу же начнёшь чаровать, когда тебя раскуют, — возмущённо воскликнул Болдуин.

— Начну я чаровать или нет, вам не известно. Но вот нож вы точно в печень, а может и в сердце, получите, если не будете делать то, что я говорю, — предупредил его Эдвин. — Вы так уверовали в свою безнаказанность, так привыкли к тому, что маги и колдуны могут действовать только с помощью чародейства и колдовства, что даже не подумали, что существуют и другие способы нападения и защиты. Вы надели на меня кандалы, а простого удара не ожидали. Вот на этом я вас и поймал. А теперь прошу выполнить моё указание.

Колдун послушался, отдал надзирателям нужные приказы, выслушанные теми с недоумением. Это были не те стражники, которым стало известно об особых отношениях между его милостью и заключённым и они знали, что выйти из тюрьмы на свободу можно только по приговору судьи. А такого ещё никогда не было. Но колдун по подсказке принца объявил, что, мол, произошла ошибка, что господин Эдвин и его спутники ни в чём не виноваты, и что они могут уходить отсюда куда им вздумается. Надзиратели, разумеется, выполнили приказ и привели остальных узников, а потом покинули кабинет. Товарищи Эдвина, когда увидели его живым, возрадовались, заговорили все разом и забросали его вопросами и восклицаниями: «Эд, ты живой!». «Что с тобой было?». «С тобой всё в порядке», и всё в таком роде. Принц улыбнулся друзьям и сказал:

— Я обо всём расскажу вам потом, — хотя об изнасиловании он не собирался говорить ни слова. Об этом рассказывать было бы слишком стыдно. Так у юноши появилась от друзей постыдная и мерзкая тайна, что само по себе было крайне неприятно и ему предстояло с этим жить.