А на улице, между прочим, было не тёплое лето. В северных широтах близилась зима, и землю ощутимо подморозило, да и воздух был холодным, особенно вечером, который уже наступил. А на бедном Эдвине был только балахон, на несколько размеров больше, чем нужно, со всех сторон продуваемый, резким, влажным, осенним ветром. И ходить, особенно без обуви, ощущая израненными ногами, каждый, даже самый мелкий камешек или щепку, было очень больно и холодно. Но разве могли такие мелочи остановить принца?! Но всё это он почувствовал немного позже. А пока надо было подготовиться к выходу из дома.

Эдвин взял бутылку с дорогущим, очень редким и очень вкусным вином, которое они с колдуном только, только успели пригубить перед тем, что последовало дальше, и, не отпив даже самый маленький глоточек, безжалостно выплеснул содержимое в цветочный горшок, стоящий на подоконнике, от души надеясь, что несчастный цветок выдержит такое жестокое обращение. Затем влил остаток из другой бутылки в рот своего мучителя. Эдвину необходимо было, чтобы слуги подумали, что они с их хозяином выпили вдвоём всё вино и ничего не заподозрили. После этого он выглянул в коридор и кликнул кого-нибудь из слуг. Подошедший лакей, заглянув в комнату и увидев хозяина лежащим на кровати с закрытыми глазами, ничуть не удивился. Видимо, выпить их господин любил, и это было в таких случаях в прядке вещей, когда он напивался, потом забавлялся с очередным красивым, юным любовником, а затем заваливался спать. Его только удивило, почему юноша тоже не лежит в постели, как это бывало обычно, а одет и зачем-то позвал слугу.

— Что изволите, господин? — на всякий случай учтиво спросил лакей, изогнувшись в полупоклоне, невзирая на то, что на юношу были надеты кандалы. Мало ли что. У богатых свои причуды, а у колдунов тем более. А от учтивости и поклона он не развалится.

— Твой хозяин велел, как только всё закончится, отвезти его обратно в тюрьму. У него там остались какие-то незаконченные дела — надменно, изображая пренебрежение к лакею, которого на самом деле не испытывал, привыкнув, как это не удивительно для принца, с уважением относиться ко всем людям, которые того лично заслуживали, сказал Эдвин. Просто он знал, что сейчас надо держаться как можно увереннее. Если он допустит малейшую слабину, если он, хоть в чём-то дрогнет, это сразу же вызовет закономерное недоверие и понятное подозрение, особенно у стражников, для которых он всё ещё заключённый, и которого они должны препроводить обратно в тюрьму, если того не отменит лично сам господин колдун.

— Но как же, господин, он ведь того…э…, спит? — Робко осмелился подать голос слуга, запуганный своим хозяином.

— Да, он немного перебрал вина, — согласился «гость», — но всё равно, его распоряжение необходимо выполнить. Иначе он очень удивится, когда проснётся, что всё ещё находится здесь, а не там, где ему надлежит быть. И кто за это будет отвечать?

Слуга побледнел. Отвечать перед хозяином он уж точно никак не хотел.

— Да, господин, конечно, господин, сейчас всё будет исполнено без промедления. Я только другого человека позову на помощь.

Эдвин лишь, молча, кивнул. Лакей вышел. Что ж, подумал принц, первый раунд за ним. Но следующий экзамен посложнее будет. Не так уж трудно запугать и без того замордованного слугу. А вот со стражниками этот приём может и не пройти. Ну, да ладно, скоро увидим. Вернулись слуги и в начале, как следует, по-теплее одев своего дородного хозяина, обхватили его с двух сторон, с натугой стащили с кровати и поволокли на улицу. А впереди них, прихрамывая на обе ноги, ковылял наследный принц и будущий король прекрасной страны Леорнии.

Когда они все вместе подошли к тюремной карете, стражники, коротавшие возле неё время и отчаянно при этом скучавшие, сначала оживились, обрадованные тем, что изрядно надоевшее им ожидание, наконец, закончилось. И теперь можно будет в скором времени сбагрить заключённого с рук, засунув его обратно в камеру, и пойти в трактир выпить пару-тройку стаканчиков дешёвого вина или ещё больше кружек пива. Но тут же, они увидели господина Болдуина, которого тащили, вернее, почти несли его лакеи, и пришли в недоумение. Они уже не однажды привозили к нему различных заключённых, в основном юнцов, но он никогда после этого никуда не выходил. Но Эдвин, предвидя такое осложнение, поспешил объяснить тюремным стражникам, что, собственно, происходит.

— Его милость попросил, чтобы его отвезли в тюрьму. Он там что-то должен доделать. Но главное, он что-то там забыл, очень важное, за чем никого не может послать. Только забрать сам, своими руками. А он не хочет эту вещь оставлять там одну на ночь. К тому же она ему может скоро понадобиться.

Стражники понимающе кивнули. Это было ясно. И это действительно веская причина отправиться обратно в тюрьму на ночь глядя в таком состоянии. Эти колдовские штучки! Простым людям их лучше не трогать, к ним даже подходить близко боязно, а уж в руки взять — нет уж, дураков нет. Да и не доверяют колдуны их другим людям. В чужие руки не дают. Но всё равно странно, тут что-то не сходится. Поэтому стражник всё ещё, немного недоверчиво спросил:

— А почему он приказал это не своим лакеям, а попросил об этом тебя — заключённого? И почему вы подвели его к этой карете? У его милости есть своя, гораздо лучше, чем эта.

— Ту ещё запрягать надо, а он забыл отдать распоряжения слугам, — спокойно объяснил юноша и добавил, — он говорил, что ему нужно отправиться обратно незамедлительно.

Это был скользкий момент. Стражники могли подумать о том, что раз колдун находится в таком состоянии, говорить о какой-то незамедлительности смешно. Ему ещё проспаться нужно, на это всяко несколько часов уйдёт. За это время его собственную карету раз сто запрячь и распрячь можно. Да и сам он, что будет делать в тюрьме в таком вусмерть пьяном виде? Но стражникам такие очевидные вопросы даже не пришли в голову. Сказалась многолетняя привычка слепо подчиняться всем приказам колдуна. На это и рассчитывал Эдвин. Кроме того, мысли стражников приняли другое направление.

Они переглянулись и дружно понимающе ухмыльнулись, пользуясь тем, что господин колдун сейчас не видит их лиц по причине своего, так сказать…хм, отсутствия в реальном мире. Иначе он бы очень рассердился, и тогда не сносить им головы! Их милость не терпел насмешек над собой даже таких невинных. Да и кто бы осмелился? А ну как превратит сгоряча в какого-нибудь таракана или скажем в жабу, и будешь потом всю оставшуюся жизнь квакать среди других лягушек. Нет сердить господина колдуна чревато крупными неприятностями. Но молодцы подумали не об этом. Для всех стражников тюрьмы не было секретом, для чего они время от времени привозили в дом дознавателя узников и чем он, потом там, с ними занимался. Причём весьма бурно. Да и как не знать, если стражники притом, можно сказать, почти присутствуют, отделённые от сего действа только размером комнаты и тонкой тканью балдахина. А причина в том, что своим тюремным любовникам их милость совсем не доверяет. Вот и приходится стражникам его охранять стоя прямо в спальне возле двери, и слушая его стоны и крики. Это в первый раз случилось, что их выгнали из спальни. Да и то сказать — понятно, что ему захотелось с таким красавчиком наедине побыть. Чтоб ему никто не мешал. Ведь как хорош стервец даже сейчас после пыток, а какой же он в нормальном состоянии и в хорошей одежде? Жаль будет, если загнётся в тюрьме или Тедди его изуродует. Нельзя такую красоту губить. Это даже они понимают. А уж для колдуна-любителя юнцов и вовсе такой красавчик, как лакомый кусочек. Тут не трудно и голову потерять в нетерпении, а уж тем более, забыть отдать приказ о какой-то карете! Да и арестант держится как-то уж очень уверенно. Кто их знает, а вдруг они с господином Болдуином поладили. Надо бы быть с ним повежливее.

И они распахнули дверцу кареты. Сначала в неё посадили, а вернее запихнули Болдуина, затем рядом с ним сел Эдвин и обнял его за талию, приставив ему нож к телу напротив печени. А уж потом сели стражники. Карета была четырёхместная, так что принц с колдуном оказались напротив охранников. Это было на руку Эдвину. Он прятал кинжал в складках мантии и как только гильдеец начал приходить в себя, кольнул его острием в правый бок и тихо, очень тихо, прямо ему в ухо сказал: