— И хозяев у нас нет, — сказал Буйко. — Может, ты и в Христа веруешь? — засмеялся Буйко.
— А как же, в Иисуса Христа, Божью матерь Марию. И в Дух Святой. А ты разве нет? — удивлённо спросил Любен.
— Нету их, — твёрдо отозвался Буйко.
— А кто же есть?
— Ише есть, бог-небо, — объяснил Буйко. — И богиня-земля Ноли — мать всего живого. И Луца...
— А это кто такая?
— Вида у неё нет, — сказал Буйко. — Зато она знает всё, что с нами будет, наперёд.
Любен смолк на время, обдумывая его ответ.
— Выходит, что они есть, — заключил он свои раздумья.
— Кто?
— И Христос, и Мария, и Дух Святой. Только зовутся у вас по-другому. Может, скажешь, и Сатаны нет? — ехидно спросил он.
— Нет. Ердог есть. Правитель подземного царства.
— Так он и есть Сатана! — в свою очередь засмеялся Любен, довольный, что побеждает в споре. — А ещё имя ему — дьявол, чёрт.
— Сам ты — чёрт, — рассердился Буйко, обратив в гнев свою досаду. — Погоди, вот выйдет указ короля Эндре о Боге вашем и попах, посмотрим, кто последним посмеётся.
— Про попов я и без Эндре знаю, — сказал Любен, — вон у меня на лбу от них метина. А о Боге — посмотрим, — согласился он, и спор угас, и снова мирно шагали их кони по лесной тропе.
В это время в лесном стане люди сидели группками на кругу, выложив перед собою мешки, корзины и берестяные короба. Начальники дюжин заканчивали проверку, и пока она была безуспешной.
Ласло, нетерпеливо играя нагайкой, прохаживался возле своей дюжины.
— Живей, живее, — приговаривал он. — Мы последние остались. Не медлили небось, когда крали. Ну! — подступился он к ближнему от себя воину.
Тот торопливо раскрыл свой короб и вывалил хозяйство. Деревянная ложка были там, деревянная миска, кружка из бересты.
Следующим был Дьюла, спасённый в Шароше на площади. Дьюла развёл пустыми руками.
— А мешок твой где? — огляделся Ласло.
— Разве в ад берут с собой мешок? — весело отвечал Дьюла. — Никогда не слышал. А я ведь там, если верить епископу, тоже был уже одной ногой. Этой... нет, вот этой! — показал ногу Дьюла, и воины засмеялись. — Да и не было у меня никогда никакого мешка, честно скажу. Свирель была, точно, пергамент был... Всё псы ишпана отняли. А мешок...
— Ладно, помолчи, — сказал Ласло и хмуро двинулся дальше.
У третьего, четвёртого воинов в мешках и коробах было почти то же, что у первого. Ласло поравнялся с молодым парнем, у которого мешок ещё не был развязан. Да, похоже, парень и не собирался его развязывать.
— Ну, в чём дело, Янчо? — спросил Ласло.
— Я ничего не брал, — сказал Янчо.
— А кто брал? Я?
— Может, и ты, — дерзко отозвался Янчо. — Я не видел.
Зрачки Ласло зло сверкнули и сузились.
— Развязывай мешок, — приказал он.
— Не веришь, сам развязывай.
— Гордый! — Ласло недобро усмехнулся и обратился к соседу Янчо: — Помоги ему.
Мешок никак не развязывался. Потеряв терпение, Ласло присел, вырвал мешок у воина, рванул ремённую связку зубами, запустил в мешок руку, вытряхнул пожитки и медленно поднялся, держа в руке золотой крест с серебряным распятием.
— Значит, я брал? — тихо сказал он Янчо и ударил его другою рукой в лицо.
Вокруг стали собираться люди. Янчо, вытерев разбитые губы, удивлённо переводил глаза с креста на мешок, с Ласло на толпу.
— Не верьте, братья! Он подбросил! Не моё!..
— Так получи своё! — Ласло со свистом взмахнул саблей.
Растолкав толпу, к ним подбежала Агнеш. Янчо лежал с рассечённой головой. Словно закоченев, Агнеш глядела, как у её ног быстро растекается алая лужа.
Ласло подошёл к ней и протянул, рукоятью вперёд, окровавленную саблю. И смотрел Агнеш в лицо прямым, ясным взглядом, от которого ещё больше холодело сердце.
— Прости, не сдержался. Заруби меня — пятно на моих людях.
Агнеш с усилием шевельнулась. Ничего не ответила Ласло и через расступившихся людей, не оглядываясь, направилась через двор к своему шатру.
Вечером Агнеш сидела в углу шатра, освещённого лучиной, обхватив колени руками. На вошедшего Миклоша она глянула далёким, затуманенным взором.
— Больше ничего не сыскалось, — сказал Миклош и сел на лавку. — Не держи зла на Ласло, он больше всех старался.
Агнеш и на это ничего не ответила. Два огонька от лучины неподвижно светились в её глазах.
— Может, горожане?.. — тихо спросила она спустя время.
— А крест? С нами мельник из Шароша ушёл, он его сразу узнал... — Миклош помолчал. — Но стоит ли тебе так убиваться? — сказал он. — Имущество возместим со временем. Велика ли беда?
— Велика... Мы бились с рыцарями Петера за нашу землю, и боги были с нами. Делили добро между бедняками, и тут боги нам улыбались. И вот мы стали грабить народ, и боги отвернулись от нас. Брат пролил кровь брата. Не к добру этот знак, Миклош. — Агнеш скорбно покачала головой. — Никого здесь, кроме нас, нет, а я давно вот что хотела тебе сказать... Храбр Вата и могуч, но дороги наши всё больше ложатся врозь. Кровь его совсем опьянила и ослепила глаза...
Миклош, сопя, слушал её с жалостью и досадой.
— Разве не так? — подняла на него глаза Агнеш. — Скажи. Что молчишь?
— Молчал! — крикнул вдруг Миклош, и Агнеш невольно съёжилась. — Теперь ты помолчи. А я тебе скажу не как твой воин, а как по годам отец. Мы тебя любим и тебе верим, ты нам знамя и опора. Но стонать и жаловаться — не ратное это дело. Не знаю я, кто у тебя сегодня был, не знаю, о чём вы говорили, но не нравишься ты мне после этого разговора! Время ли нам делить с предводителем Ватой дороги, когда в Эстергоме затевают против нас поход? Люди от Ваты сказали об этом. И ещё: Вата просил тебя снова занять Шарош и хорошо там укрепиться. И верно — хватит сидеть в лесу, как пуганым зверям. Вот моё отеческое слово. А на твоём месте я приказал бы завтра же выступать отсюда, — заключил Миклош. — Воину место в поле. Пора!
Люди Агнеш с криками и посвистом скакали вперегонки. Поначалу они мчались кучно, но кто-то постепенно отставал, конный отряд в полном вооружении растягивался по полю всё больше.
И вот впереди осталась сердцевина из десяти самых лихих наездников, и среди них на бело-сером своём коне была Агнеш. Но и сердцевина распалась вскоре, вытянулась и стала походить на летящую стрелу, и наконечником стрелы уже скакала одна Агнеш. И конь её уже, казалось, и вправду летел. Казалось, он не касался земли ногами, а мягко загребал под собою воздух.
Неслышно и легко мчал серо-белый колдовской конь к сгрудившимся над краем земли облакам...
6
Те же лазутчики доносили, что и Вата не дремал, — чувствуя близость решительного сражения, он решил упредить короля и сейчас собирал силы в кулак, чтобы через Секешфехервар двинуться на Эстергом. В занятых же им городах и крепостях Вата оставлял надёжные гарнизоны, прикрывая тыл, что выдавало в нём стратега.
Обо всём этом говорилось на Королевском Совете, с которого Свенельд возвращался окрылённый предчувствием хорошей драки, и спешил обрадовать своих варягов этой вестью.
Во дворе замка он встретил Левенту, наблюдавшего, как конюхи объезжали необученных коней. Варяг и венгр были друзьями по Киеву, по смелым вылазкам против печенегов и буйным застольям.
— Добрые кони у венгров, — похвалил Свенельд, глядя, как вскидываются и ржут тонконогие красавцы. — Приходи вечером. Устрою пир для своих людей.