Ж у р н а л и с т. Вы.

П е н с и о н е р. А-а. У меня руки тряслись. Сильно так, знаете. Как у алкоголика. А я слесарь-лекальщик. Ну, с такими руками на завод вернулся, сами понимаете, слесарем они меня поставить не могли. Там точность нужна. Вот и спихнули в кадры. А там Големба.

Ж у р н а л и с т. Постойте, почему у вас руки тряслись?

П е н с и о н е р. От контузии. Так вот Големба…

Ж у р н а л и с т. Вы были контужены?

П е н с и о н е р. Да. Големба был человек старой гвардии.

Ж у р н а л и с т. Где вы были контужены?

П е н с и о н е р. Под Москвой.

Ж у р н а л и с т. Когда?

П е н с и о н е р. В октябре сорок первого.

Ж у р н а л и с т. Вы… воевали?

П е н с и о н е р. Да. В Московском ополчении.

Пауза.

Ж у р н а л и с т (сердито). Вот это да! Через самое главное вы перескакиваете.

П е н с и о н е р. Ну, знаете ли, должен быть порядок. Вы же спросили о Голембе. А это был человек еще из старой гвардии Дзержинского. Его земляк. Тоже польского происхождения. Тоже прошел каторгу, эмиграцию, революцию, гражданскую войну. Он много страдал и поэтому знал цену справедливости. Вот почему меня взволновала судьба Потапова. Понимаете? Человек не получил награду, которую заслужил.

Стук в дверь. Входит  З а в е е в.

З а в е е в. Здравствуйте. Завеев я. Извините, что маленько задержался…

П е н с и о н е р. В душ, вижу, заскочил.

З а в е е в. Да, я на монтаже, случается поползать, ну и измазался маленько.

П е н с и о н е р. Познакомьтесь, Завеев, — это товарищ журналист…

З а в е е в. Я знаю. Вы насчет Потапова?

Ж у р н а л и с т. Говорят, вы его ученик?

З а в е е в. Дяди Саши? Ну да. В сорок первом весной семь классов окончил, пришел на завод. (Засмеялся.) Вы, пожалуй, подсчитаете, что мне на пенсию пора?

П е н с и о н е р. Не остри. Дело серьезное.

З а в е е в. Меня и поставили к нему в ученики.

Ж у р н а л и с т. И долго вы были учеником?

З а в е е в. До самого конца. То есть до того, как дядя Саша погиб.

Ж у р н а л и с т. Вы его хорошо помните?

З а в е е в. А как же. Бывало, такого леща даст, что ого-го.

П е н с и о н е р (закашлял). «Леща»! Вспомнил.

З а в е е в. Ну, подзатыльник. Я вот своим ученикам подзатыльников не даю, так и наука не больно входит.

П е н с и о н е р (кашляет). Рассказывай про другое. Другие качества давай.

З а в е е в. Это качество самое хорошее было. Я вот специалистом стал и его помню. А с теперешних учеников…

П е н с и о н е р (кашляет). Да оставь ты свою педагогику!

Ж у р н а л и с т. А как он выглядел? Молодой, старый, высокий, низкий, блондин?..

П е н с и о н е р. Во-во. Давай об этом.

З а в е е в. Рыжий.

Ж у р н а л и с т. Что?

З а в е е в. Рыжий был. Стеснялся. Всегда в шапке. Должно быть, нестарый еще. Но мне тогда все были старые, кто не ребята. Потом, знаете, с едой как было. Нас-то, подростков, подкармливали. По полконфеты к чаю давали. А дядя Саша полсупа еще своего отольет, половину пшенки отвалит. Я старался с ним в столовку ходить, подкарауливал. А когда он в закрытый цех перешел…

Ж у р н а л и с т. Закрытый?

З а в е е в. Ага. Ему туда обед носили. Но он мне, как к двери подойдешь, хлебушка оттуда просовывал. А один раз — с колбасой… (Пауза.) Вот чудно. Сколько я в жизни потом разных колбас перепробовал, а тот ломтик помню. По вкусу даже… в юности-то она, память, видать, подзатыльником утрамбовывается.

П е н с и о н е р. Опять!

З а в е е в (лукаво). А теперешние ученики…

П е н с и о н е р (встал). Ну вот, я вас познакомил, я лучше пойду.

Ж у р н а л и с т. Нет-нет, не уходите.

П е н с и о н е р. Поймите, я этого Завеева с молодых лет насквозь знаю. Раз он начал, этому не будет конца. Он меня теперь завяжет морским узлом.

Ж у р н а л и с т. А вы совсем, совсем не помните Потапова?

П е н с и о н е р. Нет. Когда я слесарем был, мы в разных цехах работали. Потом — в интересующее вас время — я в ополчении был. А когда вернулся в кадры, он уже погиб. Остался единственный свидетель — Завеев. Вот он и обсуждает тут.

З а в е е в. Да пусть идет, пусть идет. Уйдет он, думаете? Его на пенсию проводили, а спросите, был ли хоть день, чтоб он на завод не явился? Тут как тут! Только зря государство пенсию на таких переводит. Он еще тут лет тридцать проторчит, как штык! И все будут к нему за помощью бегать.

П е н с и о н е р. Ухожу! У-хо-жу! У-хо-жу! (Хлопает дверью.)

Ж у р н а л и с т (сдерживая смех). Ну и зачем вы его прогнали?

З а в е е в. Рассказывать не дает. Все поправляет. А что я могу сделать, если дядя Саша «леща» давал?

Ж у р н а л и с т. Видите ли… (Пауза.)

З а в е е в. Вижу. Но ничем помочь не могу. Было!

Ж у р н а л и с т. Было-то не только это. Вот вы… про дверь начали, про закрытый цех…

З а в е е в. Он только так назывался, что закрытый. На самом деле во все дыры дуло. Дядя Саша по чертежу работал, так этот чертеж по всем углам носило. Бывало, зовет меня — лови!

Ж у р н а л и с т. А что это был за чертеж? Он вам объяснял?

З а в е е в. Не-ет. Мне не до этого было. Я тогда сам к станку встал. Пятнадцать исполнилось.

Ж у р н а л и с т. Вы тоже работали в закрытом цехе?

З а в е е в. Там никто не работал, кроме дяди Саши. Потому что там вместе с ним инженеры находились.

Ж у р н а л и с т. Какие инженеры?

З а в е е в. Для которых он работал. Они чертеж этот летающий принесли. А один, знаете, был такой… в круглых очках. Дядя Саша мне про него однажды сказал: этот самый башковитый. Стойте, вот еще что я припоминаю: получили мы с завода выходной, в баньку сходить, и по дороге завернули с дядей Сашей, значит, в кино. Глядим хронику, боевой киножурнал. Глядим — а там вдруг показывают новое огнеметное оружие. И такое, надо вам сказать, впечатление — я обомлел весь. В зале народ аж к экрану подался — стулья хрястнули! После сеанса выходим, а у меня из глаз не идет, и вроде что-то знакомое я видел. Я и говорю: дядь Саш, балочки там такие, на твои с закрытого цеха похожие… Ну, тут он, значит, мне «леща» дал.

Ж у р н а л и с т (встал). Значит, он знал… знал!

З а в е е в. Конечно. От настоящего рабочего тайн нет. Но дядя Саша кремень был. Показалось, говорит. Это после «леща»-то. Извини, говорит, стукнул тебя по ошибке. Теперь, говорит, ты самостоятельный рабочий и я должен тебя уважать. Мол, вровень мы с ним стали. И правда, это уж последний «лещ» был. Советы мне при работе давал, как сподручнее что делать, но как сотоварищу. Как равному. И так до самой его гибели было.

Ж у р н а л и с т. А как он погиб, вы знаете?

З а в е е в. А как же? Письмо от старушки матери пришло. Под Москвой ее оккупант застиг. Она из Смоленска почти пешком шла. Ноги-то и отказали. Тем более что старушка пережила: дяди Сашина жена и дочка при обстреле Смоленска погибли. Она в письме просила дядю Сашу, чтоб за ней приехал, потому что ходить не может. Ему на заводе сразу отпуск дали, инженер этот в очках пропуск выхлопотал, и дядя Саша отправился… (Замолчал.) Я его до самых ворот заводских провожал…

Ж у р н а л и с т. А дальше?

З а в е е в. А дальше… поезд разбомбило, дядю Сашу раненого в госпиталь отвезли, но он не выжил… (Полез в карман, достал письмо, сложенное треугольничком.) Вот, если хотите. Для вас принес.

Ж у р н а л и с т (осторожно разворачивает, читает). «Уважаемый товарищ Завеев, сообщаю вам, не старайтесь насчет приезда, тяжелораненного Потапова вы уже не застанете. Так как у него наступил паралич рук и ног, принято решение (если он доживет до утра) отправить его в тыловой госпиталь. О дальнейшем сообщу. Медицинская сестра Нитова».