Федя знал, что каждая машина, попав в конвейерный ряд и включившись в единый организованный ритм, наиболее полно проявляет свою техническую мощность, свои производственные возможности. Он на опыте убедился, что в организованном потоке конвейера творческий труд рабочего вознаграждается наиболее высокими результатами. С переходом на конвейер во всех цехах появились новые производственные рекорды, оставившие далеко позади то, что еще вчера считалось выдающимся достижением.

Разве не конвейер помог Саргылане за короткий срок стать ведущей стахановкой на заводе? И попытка Саргыланы сломать этот четко работающий поток — а именно так понимал он стремление Саргыланы — казалась ему черной неблагодарностью.

Поэтому, выслушав Таню, Федя не удержался от возражения.

— Ничего не выйдет, Татьяна Петровна, — убеждал он. — Какой это будет поток! Один делает больше, другой меньше. Загубим конвейер — и все.

Нет, совсем не по душе было ему комсомольское поручение.

Но так как его также тяготила размолвка с Саргыланой, то возможность встречаться с ней, не поступившись собственной гордостью, конечно, обрадовала его.

Саргылана быстро заметила, что идея преобразования конвейера не захватила Федю, хотя он добросовестно помогал ей. Это ее огорчило. Но зато, поняв, что Федя не меньше ее стремился к примирению, она постаралась скрыть, как ей хочется поспешить ему навстречу.

Что ж, может быть, она и правильно поступала, применяя эту маленькую и безобидную хитрость.

В первый же вечер между ними произошел жаркий спор.

Получив задание от Тани, Федя подошел к Саргылане и подчеркнуто небрежно сказал:

— Татьяна Петровна послала меня разобраться с твоим предложением.

— Разобраться? — Саргылана широко раскрыла глаза, так что кончики длинных загнутых ресниц коснулись густых бровей. — Разбираться пока еще не в чем. Надо помочь. Ты, Федя, собирал конвейер. Хорошо знаешь его работу. Если захочешь, сможешь помочь, — сказала Саргылана просто, как бы не замечая вызывающего Фединого тона.

— Мне поручили, значит обязан помочь.

— Обязан, потому что поручили? А сам бы ты не решился помочь? — грустно улыбнулась Саргылана.

Федя ничего не ответил.

— Приходи вечером ко мне, — сказала Саргылана, — поговорим, как будем выполнять поручение Татьяны Петровны.

— Когда? — быстро спросил Федя и сам почувствовал, что тон его был далеко не безразличным.

— Приходи пораньше, часов в семь.

Федя кивнул и поскорее отошел: как бы Саргылана не заметила, что обрадовался.

После работы Федя забежал в промтоварный магазин и купил там ярчайший из всех ярких галстуков, украшавших витрину.

Дома Федя принарядился: надел праздничный темно-синий костюм, новый галстук и заглянул в парикмахерскую. Смешливая девушка, старательно скрывая улыбку, добросовестно выбрила Федин подбородок, хотя брить было решительно нечего — борода упорно не росла. Ровно за пять минут до назначенного срока Федя постучался в дверь квартиры Егора Ивановича.

В верхнем кармане пиджака, откуда выглядывал старательно сложенный цветной платочек, лежали два билета в кино на третий сеанс. «Не целый же вечер будем разговаривать о конвейере».

К искреннему огорчению Феди, дверь ему открыл Егор Иванович. Хотя Федя, как и все на заводе, любил и уважал старика, сегодня он предпочел бы не застать его дома.

— Ну что ж, заходи, если здороваться не хочешь, — пошутил Егор Иванович.

Вконец смутившийся Федя пробормотал запоздалое приветствие и вошел в переднюю. Он всего раз был у Егора Ивановича и то очень давно, еще до приезда Саргыланы из колхоза. Готовясь к встрече племянницы, Егор Иванович купил мебель, чтобы обставить комнату Саргыланы; Федя помогал вносить и расставлять мебель.

Хотя и было это почти год тому назад, Федя заметил, как изменилась квартира Егора Ивановича. Умывальник, раньше висевший на виду, теперь был задернут занавеской. В кухне вдоль стен протянулись ровные крашеные полочки, за стеклянной дверью массивного буфета красовалась аккуратно расставленная посуда. Еще больше удивился Федя, когда вошел в комнату Егора Ивановича. На окнах тюлевые занавески, красивая, низко свисающая скатерть на круглом столе, расшитые якутским узором подушки на диване, обтянутом белым чехлом.

Такое убранство Феде приходилось видеть только в квартире директора, когда еще Андрей Николаевич жил не один, как сейчас, а с матерью. После того как в последний год войны Клавдия Васильевна уехала к дочери, облик квартиры постепенно изменялся.

Саргылана, услышав шаги, вышла из своей комнаты и с удовольствием отметила нарядный вид Феди, хотя едва удержалась от замечания по поводу потрясающего галстука.

Егор Иванович собрался куда-то уходить, но Саргылана его удержала.

— Нет, дядя, не уходи, ты мне будешь нужен. Мне одной товарища механика не переспорить.

Так и сказала «товарища механика». Это задело Федю, и он подумал, что, кажется, этот вечер не оправдает его надежд.

Саргылана сходила в свою комнату и вернулась с тетрадкой в руках.

— Я написала начало нашего доклада, — сказала она, и Федя опять стал в тупик, не зная, то ли ему радоваться, что его зачислили в соавторы, то ли обидеться, что Саргылана не сочла нужным даже узнать его мнение.

Саргылана прочитала свои записи. Это был конспект доклада на техническом кружке, вернее конспект первой части доклада. Саргылана приводила примеры и делала вывод:

— Ну, как это сделать? — спросил Федя, когда Саргылана закончила чтение.

— Не знаю, — просто ответила Саргылана. — Помоги.

— Этого сделать нельзя! — резко сказал Федя. — Не может лента для тебя двигаться быстро, для меня тихо. Когда не было конвейера, один делал больше, другой меньше, около каждой машины лежали груды обуви. Я еще застал такую работу. Ты хочешь отменить конвейер и вернуться назад. Я тебе в этом деле не помощник.

— Я не хочу отменить конвейер, я хочу, чтобы не скучать за машиной, пока ждешь следующую пару, хочу работать без остановок, весело работать и больше зарабатывать.

— Этот конвейер плохой, не годится, — язвительно произнес Федя, — подавай ей «веселый» конвейер.

— Да, именно веселый конвейер, — с воодушевлением подхватила Саргылана, не замечая его иронии. — Ты, Федя, нашел очень удачное название. Веселый. На нем работать не скучно, а весело.

— На работе надо план выполнять, а не веселиться, — назидательно произнес Федя.

Саргылана выразительно посмотрела на него и покачала головой.

Но Федя уже вошел в азарт.

— Ты понимаешь, что такое конвейер? — он вскочил с места. — Много машин. Каждая по-своему работает. А все вместе — как одна умная машина. А ты ее сломать, испортить хочешь. Нельзя такую умную машину ломать!

Саргылана не могла быстро найти доводы, чтобы отстоять свою правоту, хотя была по-прежнему в ней убеждена. И она подумала, что действительно Федя ей не помощник в этом деле. Она молча смотрела на раскрасневшегося Федю, и злые насмешливые слова готовы были сорваться с ее уст, когда на помощь ей пришел Егор Иванович, до сих пор не проронивший ни слова.

— Машина умная, человек умнее, — спокойно сказал Егор Иванович, не выпуская изо рта вечной своей трубки. — Хорошо, что уважаешь машину, плохо — не уважаешь свою голову. Еврашку добыть легко, белку трудно, соболя еще труднее. Плохой охотник, если только за еврашками охотиться будет. Надо соболя добыть. Не так ли, Федя?

— Однако этого соболя нам не добыть, — возразил Федя.

Егор Иванович не спеша выколотил трубку и улыбнулся:

— Потрудиться надо. Вы оба шибко скорые. Пришли, пошумели и сразу же новый конвейер придумали. За соболем походить надо. По тайге. Он в хотоне не водится… Идите в цех, поломайте голову.

— Верно, Федя! — обрадованно воскликнула Саргылана. — Приходи, Федя, завтра к моей машине, докажу тебе, что ты не прав.