— Куинн. Я здесь, — Уиллоу постучала в окно, предупредив меня, прежде чем открыла дверь грузовика. «Она так боялась меня, что не решалась залезть в машину. Я снова все испортил». Я кивнул головой, глядя на рулевое колесо.

Дверь открылась, и девушка скользнула внутрь.

— Ты не боишься садиться ко мне?

— С чего бы мне бояться? — спросила она. Ее голос был едва ли не шепотом.

— Потому что я сделал тебе больно. Я бросил тебя на пол и разорвал твою рубашку, — даже от этих слов у меня болело сердце. «Она больше никогда не поверит мне. Никогда не захочет быть рядом со мной».

— Ты этого не делал, — я зажмурился от ее слов. — Куинн, ты не сделал мне больно. Ты защищал меня. Я полностью осознаю произошедшее, и все в порядке.

Я застонал.

— Я порвал твою рубашку. Я унизил тебя перед всеми теми людьми.

— В течение последних нескольких дней я надеялась, что ты порвешь мою рубашку. Это было не совсем так, как я представляла, — сказала она шутливо. — Но я приму от тебя столько, сколько ты можешь дать.

Она произнесла последние слова с такой силой, что я повернулся и посмотрел на нее. Ее язык тела не соответствовал ее словам. Она опустила свою руку на колени, почти сгибаясь пополам.

— Ты снова плохо себя чувствуешь?

— Это пройдет. Мне нужно всего несколько минут.

Она была бледной.

— Я отвезу тебя в больницу, — я приподнял свои бедра с сидения, чтобы достать ключи из кармана.

— Нет, — простонала она. — Не надо.

— Почему нет? — спросил я, поворачивая зажигание. Машина вернулась к жизни, но Уиллоу схватила меня за руку, прежде чем я успел тронуться с места.

— Мы не поедем в больницу, Куинн. Они не смогут мне помочь.

— Что значит «они не смогут тебе помочь»? — множество плохих сценариев пронеслось у меня в голове. Каждый новый, казалось, хуже, чем предыдущий. Уиллоу часто чувствовала себя плохо, но, несмотря на мои просьбы, она отказывалась идти к доктору, останавливая меня одним оправданием за другим. Теперь она была категорично настроена, отказываясь от моей помощи. Это может означать только одно. — Ты уже знаешь, от чего тебя тошнит.

— Я хотела тебе сказать, но не знала как.

«О, боже мой, нет! Я не могу потерять еще кого-нибудь. Я не могу этого сделать». Будто кто-то схватил меня за горло.

— Ты умираешь? — выдохнул я.

— Нет, — трепет ее ответа немного успокоил меня.

— Это так? И ты боялась сказать мне, — я резко указал на магазин, на нее и на себя. — Зачем мы это делаем?

— Я не умираю, — сказала она, задыхаясь и хватаясь за приборную панель. — Это ты. Только ты. Если ты успокоишься на минутку, я буду в порядке.

Я мгновенно успокоился, на миг уставившись на нее, в то время как разговор в Pond & Duck проигрывался в моем сознании. «У меня очень чувствительный желудок. Быть ​​вокруг людей может быть очень трудно для меня», — сказала она.

«Это ты. Только ты».

— Из-за меня тебе плохо?

— Это не то, о чем ты думаешь. Оставь это, Куинн, — взмолилась она.

— Но это я, верно? Я заставляю тебя болеть? Ты сказала, что это зависит от того, что происходит вокруг, но выходит, это зависит от того, рядом я или нет, — даже когда слова скатились с моего языка, я не понимал их. Как мог один человек сделать ее больной?

Она откинулась на спинку кресла и, казалось, смирилась с чем-то.

— Ты в замешательстве. Я понимаю, но если ты успокоишься, я объясню.

Я заглушил двигатель и сделал несколько глубоких размеренных вдохов. Уиллоу молчала, ожидая, что я сделаю так, как она просила. Когда она положила свою руку на мою, я почувствовал себя бесконечно лучше. А когда мое дыхание стало более ровным, она заговорила.

— Не все в Вудлэнд Крик — те, кем они кажутся. Это город, в котором полно людей с особыми способностями, — она повернулась ко мне, гораздо более похожая на себя обычную. — Я — одна из тех особых людей, Куинн.

Конечно, она была особенной. Ее особенность давала мне повод вставать каждый день.

— Ты знаешь, что такое эмпат?

Я покачал головой в недоумении.

— Эмпат — это человек, на которого воздействуют энергетика других людей. Некоторые эмпатиты не такие сильные. У них может быть только смутное ощущение позитива и негатива. Они могут даже не знать, кто именно источник энергии. Другие эмпаты, как и я, являются сильными и могут выявлять каждую эмоцию, которую окружающие люди испытывают, когда они ее испытывают. В моем случае, я чувствую эмоции других людей, как свои собственные.

Я провел рукой по рулю.

— Значит, ты что-то вроде телепата?

— Нет, — сказала она непреклонно. — Я не знаю, о чем ты думаешь. У меня есть только некое понимание того, что ты чувствуешь, а не мысли и мотивации, стоящие за этим.

— Ты чувствуешь то, что чувствую я? В момент, когда я это чувствую? — это была полная чушь. Я всегда знал, что Уиллоу отличается от других, но никогда не считал ее безумной.

Она откинула голову на сиденье и закрыла глаза.

— Если ты злишься, я тоже злюсь. Если ты скорбишь, я тоже. Когда ты думаешь о прошлом, я словно иду рядом с тобой. Я не знаю, что произошло, пока ты был в Афганистане, но я чувствую твои потери, как будто они мои собственные.

— Что я чувствую прямо сейчас? — мои слова были короткими и четкими, направленными на Уиллоу так же, как вражеская стрельба, которую я думал, что слышал в магазине.

— Смущение. Недоверие. Злость.

— Ну, это легко. Ты издеваешься надо мной. Конечно, я смущен и не верю. Что ты чувствуешь?

Слеза катилась по ее щеке, но она не открывала глаз.

— Смущение. Неверие. Грусть.

— Потому что это то, что чувствую я? — спросил я, уже потянувшись к дверной ручке.

— Нет, потому что я знаю, что потеряла тебя.

Я выскочил из грузовика и побежал, прислушиваясь только к звукам моих ботинок, стучащих по асфальту, и игнорируя надоедливый голос в моей голове.

Бег — это единственное, что могло бы помочь. Это был единственный способ понять мир вокруг меня. Тротуары Цинциннати были плохой заменой лесов за домом Уиллоу, но я бежал, не заботясь о том, что меня окружает. Коммерческий квартал сменился жилым, и я понял, что бежал уже в течение долгого времени. Скорее всего, больше часа. Умышленно или нет, я проложил мили между собой и Уиллоу.

Я все еще не знал, что чувствую по поводу того, что она сказала мне. «Возможно, я должен спросить ее», — подумал я с горечью.

Я сразу же возненавидел себя за то, что даже подумал об этом. Уиллоу никогда не делала и не говорила мне ничего плохого. На самом деле она лишь пыталась мне помочь. Хотя каждая частичка моего существа хотела отвергнуть ее объяснение своего состояния, некоторые вещи теперь стали более понятными. Как смешно и невероятно это бы не казалось, это объясняло, почему она всегда знала, как вести себя со мной. Кажется, она знала меня лучше, чем моя единственная семья. Она знала, когда подтолкнуть меня и когда отступить и оставить в покое. Или давала мне время, когда мне это было нужно, потому что ей также было нужно время, чтобы прийти в себя? Неужели разбитые кусочки моей души, также ранили ее?

«Она в порядке и хорошо себя чувствует, когда ты счастлив».

Я думал о том времени, когда мы вместе работали над домом, смеялись над глупыми шутками и разбирались в том, что стоит делать дальше.

«Когда тебе плохо, ей тоже плохо».

«Я чувствую, как ты закрываешься от меня», — сказала она в моей комнате прошлой ночью. Впоследствии она сгибалась от боли, хватаясь за живот, когда я выплевывал мерзкие, злобные слова в ее адрес, которые исходили не из всего, что она делала, а из-за ненависти, растущей внутри меня.

«Ты причиняешь мне боль, Куинн», — кричала она.

Я обернулся и побежал назад в магазин, прокручивая в голове все наши лучшие моменты быстрее, чем мои ноги могли нести меня.

Глаза Уиллоу умоляют меня поцеловать ее в первый вечер.

Ее бедра, сжавшиеся вокруг меня, когда я, наконец, поцеловал ее на кухне через два дня. Я знал, что это был мой последний первый поцелуй.