Возвращаться домой уже затемно почти вошло в привычку. Конечно, в дни отсутствия бабушки. В остальное время Раныль успевала прибежать домой за пару минут до родственницы.

Та с восторгом слушала успехи внучки в обретении друзей. Впрочем, энтузиазма бабушки девушка не разделяла. Хан всё ещё не могла назвать Тэрим подругой — это было бы уж очень самонадеянно. Тэрим не испытывала дефицита в общении: отзывчивую, открытую и понимающую старосту любили все.

— К тому же, — повторяла Раныль, — Думаю, она считает своим долгом помочь новенькой, — и улыбнулась.

Кёнсу с Бэкхёном и вовсе казались ей с другой планеты. Раныль нравилось проводить с ними время и даже, призналась она себе, хотела бы и сдружиться с ними тремя поближе — только навязчивой казаться не хотелось. Они неплохо ладили в школе — и того хватало, чтобы чувствовать себя менее одинокой.

О новообретённом друге, Кае, Раныль благоразумно предпочла никому не говорить. Бабушка была человеком всепонимающим и толерантным, однако даже ей вряд ли было под силу понять такую связь.

А в том, что между ними установилась связь, Раныль ни секунды не сомневалась. С Каем было…уютно. Спокойно.

Боже, как давно ей не было так спокойно.

Кай ни разу не выказывал никакой агрессии — по крайне мере по отношению к ней. Умел выслушать, когда больше всего хотелось высказаться. Умел молчать, когда хотелось просто посидеть рядышком. Раныль не хотела ничего менять в этой рутине — её всё устраивало, пусть даже со стороны это и могло выглядеть жутко.

И перед каждой встречей неизменно брала с собой коробку печенья, обхватывала рюкзак поудобней и неспешной походкой углублялась в лес.

— Доктор Хан, звонила миссис Пак, у её младшего сына температура, — голова молодой девушки просунулась в дверь врачебного кабинета, — Снова.

— Хорошо, милая, спасибо. Я уже заканчиваю смену, зайду к ней сразу же, — женщина ответила короткой улыбкой и продолжила заполнять бумаги уже чуть быстрее. Девушка, удовлетворённая ответом, кивнула и зашагала к компьютерному столу, за которым недавно сидела. На её бейджике, прикреплённом на груди, значилась её должность — «младшая медсестра». Вновь забегала пальчиками по клавиатуре и не заметила, что кто-то прошёл мимо неё.

Заскрипела дверь, оповещая, что о чьём-то приходе.

— Милая, сказала же, зайду сразу же… — женщина подняла голову от бумажной волокиты и не смогла закончить фразу: слова застыли на губах. Глаза распахнулись от секундного удивления и тут же заморгали.

— Здравствуй, — собеседник слегка кивнул головой.

Женщина прочистила горло и встала изо своего стола.

— Здравствуй, — ответила она и залюбовалась силуэтом напротив: это был высокий мужчина её лет, с гордым станом и широкими крепкими плечами. От природы смуглая кожа казалась темнее обычного, выдавая пристрастие частенько проводить время на солнце. Волосы были того же оттенка, что и глаза. В прошлом, по крайней мере. Сейчас же шевелюру пробрала седина, и на лице прорезались возрастные морщины.

— Присаживайся, — женщина жестом указала на стул, и сама же вернулась на место.

— Как поживаешь? — поинтересовался мужчина, как только сел напротив, — Слышал, к тебе переехала внучка?

— Да, всё верно, — кивнула женщина с еле заметной улыбкой, — Похоже, ей тут начинает нравиться.

Мужчина понятливо кивнул.

— Ну, я так понимаю, ты сюда не о внучке моей интересоваться пришёл.

Мужчина на секунду отвёл глаза, обдумывая. Госпожа Хан знала его всю свою жизнь. Достаточно, чтобы знать — его заминка ничего приятного не сулила.

— Боюсь, это касается непосредственно твоей внучки, Чеён, — женщина подалась вперёд, пытаясь усидеть на месте.

— На той неделе чужак охотился на нашей территории. У нас есть основания полагать, что целью была твоя внучка.

— Что?! — госпожа Хан в испуге привстала с места, — Что это значит?

— Чеён…

— Я думала, что вся эта травля закончилась… что на Ханыль всё закончилось! — голос дрогнул на имени, — Вы обещали мне! Ты обещал мне, что подобное не повторится!

— Чеён, пожалуйста, успокойся, — мужчина встал вслед за женщиной, что в панике вцепилась в рукава своего белого халата.

— Младшая Хан была в лесу вчера. И позавчера. Уверен, и сейчас тоже, — мужчина бросил взгляд на наручные часы.

— Ты имеешь ввиду, что…? — в глазах госпожи Хан мелькнула догадка, и та тут же прокусила внутреннюю сторону щеки, молясь, чтобы это оказалось неправдой.

— Боюсь, что да, — посетитель устало потёр переносицу, — Всё повторяется. Снова.

— Раныль, где ты была? — вопрос застал девушку врасплох, когда та проходила мимо кухни к лестнице, ведущей на второй этаж.

— О, ты уже дома, бабушка. Думала, ты придёшь попозже, — Хан направилась к родственнице, сидящей за столом, — Что-то случилось, ба?

Женщина лишь вздохнула и подняла на внучку измученный взгляд.

— Раныль, я сейчас попрошу тебя кое о чём, — у девушки пробежал холодок по спине от тона госпожи Хан, — Обещай мне кое-что.

— Бабушка?

— Обещай мне больше не ходить в лес, — женщина, наконец, взглянула в глаза Раныль, отчего у той тут же подкосились ноги.

Она знает.

Но откуда?

— Ба, я не…

— Не надо мне врать, дочка, просто пообещай мне.

Раныль с трудом дышала от давящего груза.

— Я не…могу…

— Что?

— Я не могу, бабушка. Не могу! Ты не понимаешь, я… — девушка подскочила к родственнице ближе.

— О-о, — грустно протянула женщина, — Уж я-то понимаю побольше твоего, — Раныль передёрнуло от горечи в голосе бабушки.

— Это для твоего же блага, Раныль. Не заставляй меня принимать глубокие меры. Кто бы это ни был, прекрати это, пока не стало слишком поздно.

Госпожа Хан встала со своего места, обошла кухонный стол и положила ладонь на плечо девушки, заглядывая в глаза:

— Просто поверь мне.

Раныль стояла и слушала за спиной неторопливые шаги по лестнице.

Как только захлопнулась дверь комнаты, женщина прижалась к ней спиной и пыталась унять бешеное сердцебиение. В комнате царил полумрак. Вечерний воздух, льющийся из приоткрытого окошка, приятно холодил кожу. Женщина на негнущихся ногах дошла до своей кровати.

Она была уверена, что поступила правильно, поговорив с Раныль вполне спокойно. Ранить сердце девочки не хотелось: у той и без того напряжённые отношения с окружающими.

Женщина потянулась к прикроватной тумбе и любовно взяла в руки фотографию в старой деревянной раме. Со снимка счастливо улыбалась, теперь уже вечно семнадцатилетняя, Хан Ханыль. В руках дочь держала кружку жасминового чая, неизменного фаворита среди травяных настоев. Хан Чеён помнила тот майский день, будто то было вчера: они с дочерью поливали цветы в саду. Ханыль нежно любила «незабудки», справедливо считая их символом весны.

Хан Чеён же весной считала саму Ханыль — сколь нежную, ранимую, столь сильную и воинственную. Чего стоил один терьер Копуша, которого та, несмотря на запреты отца, всё же завела. Сама ухаживала за псом, убирала за ним, тренировала.

Единственная дочь была душой и сердцем родителей и взбалмошных братьев: дом смеялся, когда смеялась Ханыль; и плакал, когда плакала она.

Женщина до сих пор не может себе простить невнимательность — заметь она раньше увлечение дочери, кто знает, может, плачевного исхода можно было бы избежать.

В июне того же года Хан Ханыль перестала смеяться. Дышать. Жить.

Тень истерзанного тела дочери преследовала Хан Чеён и по сей день. Женщина смахнула подступившие слёзы. Она не позволит случиться такому и с Раныль.

Просто не может.

*Инсадон — это оживлённая улица в сердце Сеула, находящаяся недалеко от дворца Кёнбоккун.

Глава VI

Девушка уже покидает столовую, когда под лестницей по правую сторону слышатся голоса и шипение. Не в силах пересилить своё любопытство, шагает вперёд и заглядывает через перила вниз: в ту часть лестницы, что ведёт к подвалу. К её удивлению видит перед собой Кёнсу, Чунмёна и Чонина.