— Это не важно, правда, — пожимает плечами.

— Да, Тэрим, оставь в покое человека, — встревает Кёнсу. Раныль чувствует бесконечную благодарность за это.

— Не то она сейчас в обморок грохнется, — хохочет Бэк, — Вся кровь к щекам приливает, скоро сердцу будет нечего откачивать.

Тэрим разочарованно вздыхает, однако, кинув взгляд на Раныль и видя её предобморочное состояние, решает оставить разговор до лучших времён. Раныль более чем уверена, что подруга так просто не отстанет, и готова лицом утонуть в салате на тарелке.

— Не оскорбляй пищу, бога ради, — слышится в голове размеренный голос. Девушка лежит на столе лицом, охлаждая горящие щёки, и позволяет себе улыбнуться. Необычно всё это, что лишь сильнее гоняет адреналин по организму.

— Кай, а сколько тебе лет? — спрашивает девушка, переворачивая голову влево, подставляя прохладной доске стола вторую щёку.

— Что ты будешь делать с этой информацией?

— Ничего. Просто интересно.

Лёгкое покалывание в висках пропадает и Раныль чувствует, как улыбается шире, ведь это значит, что она уже может отличить присутствие Кая в голове, как и то, когда тот пропадает. Улыбается, несмотря на то, что снова осталась без ответа.

Глава V

Раныль сидела за накрытым до краёв столом, дрыгая босыми ногами и пытаясь до конца проснуться. Негромкое щебетание бабушки, сладкие блинчики с чаем — утро поистине было добрым. До поры до времени.

— Как дела, детка? — Раныль сидела в гостиной, прижимая к уху трубку домашнего телефона.

— Хорошо, мам, как у тебя?

— О, всё просто замечательно, — голос матери слегка подрагивал, из чего Раныль сделала вывод — что-то не так.

— Что-то стряслось, мам? — бабушка на этой фразе заглянула в комнату и осталась стоять у порога, опираясь на косяк.

— Нет, милая, всё хорошо. Как там бабушка? — нарочито весёлый тон родительницы напрягал. Беспокойство лизнуло загривок сознания.

— Мама, что случилось? — твёрдо спросила девушка. Мать молчала больше минуты, отчего Раныль начала нервно постукивать костяшками пальцев по столику.

— Отец объявил о помолвке.

Бывает так, что однажды ты просыпаешься утром и понимаешь, что всё, во что ты верил — просто чушь собачья на фоне того, как всё обстоит на самом деле. Вдруг оказывается, что в чай с лимоном, который ты с упоением можешь пить часами, мама всегда заботливо подливала мёда, который ты на дух не переносишь, а ты и не подозревал об этом; или подаренная тётей блузка вовсе не ярко-красного цвета, а — кораллового; что подарки под ёлку кладёт не краснощёкий вымышленный дедуля, а — родители; ну или когда отец задерживается на работе допоздна не потому что работы очень много, а потому что завел себе кое-кого другого.

Раныль думала, что ей всё мерещится. Ноги предательски подкосились, из-за чего девушка была вынуждена осесть на заснеженную землю. В районе Инсадон* всегда было многолюдно: приближающийся новый год будто разом свёл всех с ума — баннеры кричали о диких распродажах — ни одна женщина в здравом уме такое не пропустит. Витрины небольшого ресторанчика напротив были увешаны мелкими гирляндами, от которых у Раныль начинало свербеть в глазах — так ярко они горели. Двери податливо открывались под натиском рук, впуская всё новых посетителей.

Отец был в приподнятом настроении. Это трудно было не заметить — улыбка тянулась от уха до уха — особенно если дома тот бывал мрачнее тучи. Зрелище было довольно-таки странным: закатанные рукава рубашки, которые мать гладила до идеального состояния; расслабленно опущенные плечи; и преспокойно лежащий на столе телефон, на который дома тот обычно постоянно отвлекался.

Напротив отца, отвечая ему такой же широкой улыбкой, сидела женщина. Раныль сейчас едва ли могла вспомнить, как та выглядела; зато надолго запомнился отец, который в ту же секунду подался вперёд и присосался к ней губами.

Раныль резко отвернулась, не в силах больше смотреть на это. К горлу подступал тошнотворный ком. Хан чувствовала, как ей заботливо убирают волосы с лица, позволяя облёвывать улицу Сеула и дальше. Плечо крепко сжали. Раныль пообещала себе, что извинится перед Суён за испорченный аппетит и обязательно поблагодарит за поддержку. Позже. А сейчас надо было собрать себя в кучу заново.

Отца Раныль избегала — смотреть тому в глаза, будто ничего и не было, после всего увиденного казалось просто сумасшествием. А ещё девушка боялась, что сорвётся с цепи и выплюнет всё отвращение к родителю прямо в присутствии матери. Которая, к слову, ни о чем не подозревала.

Сказать ей обо всём для Раныль было подобно пытке. Каждый раз, когда Хан собиралась с мыслями и порывалась рассказать об измене отца, спотыкалась о взгляд матери, в котором была затаённая догадка.

Боже, пусть она узнает всё сама.

Раныль молилась всем известным богам. Скандалы родителей не прекращались. А отец продолжал постоянно исчезать за дверьми своего кабинета с крепко зажатым телефоном в руках.

— Ты всё верно сделала, что не сказала ей.

Девушка вздрогнула от пульсации в висках и спокойного голоса в голове, совсем позабыв, что сидит не одна.

— Думаю, твоей маме было бы в сто раз гаже, узнай она об этом от дочери, — напротив, развалившись в позе египетского сфинкса, за ней внимательно наблюдал Кай.

— Я тоже об этом думала, — кивнула девушка медленно, — В любом случае, теперь это уже не важно.

Как прошла эта неделя, Раныль и под пытками не вспомнила бы. Кивала, бормотала что-то неразборчиво в ответ на вопросы ребят. Тэрим видела подавленное состояние подруги и не наседала, пуская всё на самотёк. Всё же из разговоров девушки Тэрим сумела уловить — у Раныль отношения с родителями совсем не клеились.

Всю неделю Раныль неизменно приходила к Каю, садилась на уже своё место, молча поджимала под себя ноги и читала. Иногда могла уйти в свои мысли и смотреть в одну точку очень долгое время. Кая такая тишина нисколько не тяготила. Всё было так, как нужно — Раныль с книжкой под боком смотрелась уже естественно.

Однако Кай не мог не заметить — в глазах Раныль была усталость. Хроническая и всепоглощающая. Она вмещала в себя всю её сущность и, казалось, была больше самой девушки. Он лишь однажды заглянул в неё, в её мысли, и тут же поспешил отпрянуть — столько всего невысказанного таилось изнутри. Оставалось только удивляться, как она ещё не взорвалась подобно надутому до предела воздушному шару, оставляя после себя лишь ошмётки.

На третий день молчания он позволил себя погладить. Раныль, впрочем, если и была удивлена — виду не подавала. Девушка не расставалась с книгой в руках — могла временами застыть на одной странице на час, либо проглатывала страницы с пугающей скоростью, другой рукой перебирая мягкую шерсть.

Так он чувствовал, что не один.

Так она чувствовала, что не одна.

Раныль частенько грела продрогшие пальцы в тёплой шерсти волка, восхищаясь что, тому не было ни чуточки холодно. Только спустя неделю девушка позволила себе поделиться тем, что так терзало её душу долгое время.

— Мама спрашивала, пойду ли я на свадьбу.

— А ты хочешь пойти?

Раныль лишь отрицательно покачала головой.

— Ну, так не иди.

— Бабушка будет там. Мой отец по-прежнему её сын, — Раныль пожала плечами, — И там будут все родственники со стороны отца. Моё отсутствие будет воспринято как неуважение.

— А чего хочешь ты, Раныль?

Хан задумчиво закусила губу.

— Если честно, не знаю, — девушка горько вздохнула и принялась с особым интересом разглядывать свои ногти, — С одной стороны, раз уж мои родители официально разведены, то оба имеют право быть с тем, кем хотят. И раз отец счастлив с ней, то это здорово…

— Только ты не можешь забыть, что видела его с другой, пока тот был ещё женат на твоей матери?

Раныль резко подняла голову и уставилась Каю в глаза.

— Да…да, не могу, — кивнула девушка, с благодарностью сжимая протянутую лапу.