«Да скажи ты уже, Тася! Скажи ему!» — Васяткин голос дрожал.

Но такие простые слова никак не могли продраться сквозь горло. Потому что мысли о прежнем липучем Милоше не давали мне поступать так же, как он. Я — не он. Не слизняк.

— Мира во всем мире. Позагорать на солнце возле моря… Мармелад, зефир, известку пожевать… — мямлил я, незаметно ёрзая попой по простыни. — «И чтобы ты не воспринимал меня придатком к Бубочке…» — подумал, но не сказал.

— Трусишка, — улыбнулся Тори. — Новый Милош никогда меня не обманывал. Неужели сейчас будешь врать?

— Т…тебя, Тори. Тебя, — выдавил я пересохшими губами и закрыл глаза, чувствуя, как щекам стало жарко.

Тори впился в мои губы, пытаясь сдерживать себя, но я не позволил ему сдерживаться. Вцепился в плечи, прижал к себе, впитывая жар его тела, тая под сильными руками, крепко держащими меня. Мне было все равно, что за стеной находится этот мальчик… Все равно, что я не собирался поддаваться на чары Тори. Все равно, что он подумает обо мне. Мне был жизненно необходим этот человек, его улыбка, его надежное плечо и… и упирающаяся мне в бедро часть этого человека.

Голову повело, запах ванили вплывал в меня, впитывался порами, возносил на небо, к звездам, в ушах звенело…

Звон перекрыла тихая ругань, доносившаяся из соседней комнаты.

— Ториниус, помогите, пожалуйста, — послышался мне голос Роджерса. — Я застрял в разбитом окне. А мне в туалет хочется…

Тори рыкнул так, что у меня чуть кровь в венах не свернулась, оторвался от меня, натянул штаны на голое тело, попытался поправить вылезавший из штанов орган, но после нескольких неудачных попыток плюнул и пошел в соседнюю комнату.

— Удачно висишь, Роджерс! Я как раз одно дело не закончил! — грозно сказал муж.

— Я… Я не хотел вас беспокоить… — всхлипнул альфа.

А меня разобрал смех.

27.

— Нахрена ты полез в окно, идиот? Ты что, не видел, что оно маленькое? — Тори старался не кричать, но слышно было хорошо.

Меня терзал нервный смех, вся эта ситуация с Роджерсом, накопленная неудовлетворенность и такой идиотский облом грозили перейти в истерику.

— Я не хотел вас отвлекать… мешать…, а в туалет очень хотелось… ну и я думал прошмыгнуть через окно…

— Благодетель херов! Мозгов, как у курицы! Не порезался, идиота кусок? — Рублеными фразами зло бросал муж.

— Нееет, я застрял, а окно уже потом разбиииилось, об стеееену, — начал завывать невезучий альфа.

— Ну тогда повиси чуток. — Тори решительно вышел из комнаты, прихватив фонарь, на улице уже было темно.

Через три минуты вернулся обратно, держа в руке что-то длинное и темное, без света ничего не было видно, а свечу зажигать я не стал.

Громкий ор Роджерса испугал меня, я дернулся и чуть не свалился на пол. Ухватив фонарь, подтянув штаны, я аккуратно вошел в комнату и в прыгающем пятне света увидел, как Тори охаживает крапивой голые ягодицы Роджерса.

— Думай головой! Думай головой, придурок! Думай башкой своей вначале, а потом делай! — после каждого удара приговаривал Тори.

— ААААААА! — орал Роджерс, дергаясь в окне, поджимая покрасневшую задницу.

Я подошел к Тори и ухватил его за руку с крапивой, со стеблей которой сыпалась земля. Муж замер и тяжело задышал. Я отпустил руку и обнял со спины, скрестив руки на его достоинстве. Прижавшись щекой к широкой спине, перемежая слова поцелуями, потерся своим стояком между крепких и круглых половинок, четко очерченных мягкими штанами:

— Тори! Он уже все понял! Хватит… — дыхание сбивалось, горячая кожа под моими губами покрывалась мурашками, а мой стояк набирал силу, туманя мозги. — Лучше помоги ему выбраться.

Я нехотя оторвался, держась одной рукой за восставшую и звеневшую от напряжения «совесть», нашел в нашей комнате бутылку с маслом, которым вчера поливали голову этому придурку.

Естественно, когда я вернулся, альфа все еще висел головой в окне, но штаны уже были на месте. Тори пробовал достать его насухую, но я-то знал, что не смажешь — не поедешь.

Полив тонкой струйкой на бока этого несчастья маслом, отошел в сторону и Тори помог вывинтиться незадачливому альфе с криками и стонами, оберегая раненую ногу, из бойницы окна. Едва приняв вертикальное положение, пацан тут же рванул на улицу.

— Полей мне, пожалуйста, Милош.

Тонкая струйка воды в свете того же фонарика зажурчала над ведром. Вкусный запах мыла, темнота, дуновения ветра из разбитого окна соседней комнаты, доносящие запах ватрушки, плещущийся муж, навевали романтическую обстановку, но надо было подумать об окне — выбитое стекло значило, что все втроем мы завтра проснемся с обложенным горлом и заложенными носами. Даже вчетвером, если учитывать Бубочку.

Тори, знамо дело, отправил меня спать, предварительно укутав в два одеяла и поцеловав, и я провалился в сон под мерную возню и перестук молотка.

Заколоченное фанерой окно снаружи и прибитое одеяло изнутри комнаты не дали нам заболеть, но заимка к утру выстыла. Когда я проснулся, Тори уже подкидывал дрова в печку, заново растапливая ее, мокрый чайник со свежей водой стоял на огне.

— Не выползай, застудишься. Вот прогреется немного, тогда…

Забота мужа была приятна, но осознание, что все это только ради Бубочки гасило любую радость. И мысли о том, что вчера я был готов отдаться Тори, когда за стенкой лежал этот юнец, привели меня в удрученное состояние. Да еще накатившая тошнота и дождь, стучащий за окном, вогнали меня в депрессию на раз.

— Ты чего, Милош? — Тори подошел поближе и положил руку мне на лоб. — Плохо?

— Буууубочка… не тошни папууу, — попросил я фасолинку в животе.

— Кисленького хочешь? — заботливо спросил муж.

— Я хочу чтобы ты был беременным, а я мог спокойно писать книгу, — честно ответил, подавляя позывы.

Весь день шел дождь и мы вынуждены были ютиться втроем в небольшом помещении. Тори пытался посадить меня на колени во время позднего завтрака, когда тошнота прошла, но мое настроение соответствовало погоде — хотелось плакать, все раздражало и бесило.

Муж постоянно выходил из дома под дождь, накидывая плащ, и подкладывал дрова, растапливая баньку. Надо было помыться всем. Особенно Сальному Роджерсу. Хотя и мне уже хотелось попариться.

Продолжение книги не писалось. Зато я, хитро поглядывая на мужа, решил написать драбблик на соооовсем другую тему. Настроение стало подниматься, и даже бормотание альф на заднем плане не отвлекало.

Жанр: ПВП, НЦ21, герои: омега/альфа, предупреждения: БДСМ, омега — актив.

Раз потрахаться не вышло, будем сублимировать.

Драбблик шел, как член по смазке, слова ложились на бумагу ровно, как реченька лилась. Практически без исправлений. Васятка подзуживал, бегал вокруг меня, потирая лапки. Альфа у меня был списан с Тори, а омега, конечно же, с меня. Только цвет волос поменяли, светлый у альфы, темный у омеги, но все остальное осталось без изменений. Даже расположение родинок и шрама на левой ягодице.

Из БДСМ я взял только обездвиживание и связывание, какой из меня дом, смех да и только. Все эти черные кожаные наручи на мускулистых руках и ногах, ремни, распорки, сопротивление альфы — да-да, сопротивление, и нет — это не было изнасилование, это была ролевая игра, альфе так нравилось. Вернее омеге нравилось, и он попросил своего любимого альфу поиграть, поменявшись местами. Это безумно заводило. Дело дошло уже до большой порции смазки и тут я поднял глаза к потолку, чтобы найти синоним слову «скользкий» и заметил, что в комнате тихо. Слишком тихо. Только дождь лупит по оконному стеклу.

Альфы смотрели на меня, как волки на овечку.

«Вась, а что случилось? Я что, постанывал вслух? Или ёрзал?»

«Тась, я вообще-то с тобой был. Глянь в зеркало, мож с одеждой что не так?», — Василий растерянно присел на песочек, поводя ушками.

Я, вытянув шею, заглянул со своего места в маленькое зеркало, висящее на противоположной стене и понял, почему у альф такая реакция. Томное выражение лица, влажные и припухшие губы, которые я неосознанно и часто облизывал, щеки алели легким румянцем, прядь волос, выбившаяся из косы, завивалась локоном. Взгляд был плавающим и мутноватым.