— Папа? Папа, ты что? — облизывая ложку, удивился Радеуш.

Люсий убрал руки от лица и смущенно признался:

— Представляете, мозги совсем выключаются, живу на инстинктах… Я ведь до переезда сюда устроился работать в детский сад, чтобы и Рад под присмотром, и деньги заработать, да и люблю я детей, умею с ними контактировать. Меня взяли нянем на полный день, ведь никаких рекомендаций не было, другие места мне не светили. И вот еду я в трамвае, с очередного собеседования, и смотрю, впереди стоящий омега на меня странно смотрит, да и люди улыбаются. Оказывается, я ему на автомате штаны подтянул, такие модные, которые на косточках висят и пупок показывают.

Люсий смущенно улыбнулся и покачал головой, — Вот тогда-то я и понял, что с этим пора завязывать.

Мы с Альди рассмеялись, и Рад тоже, хотя не понял над чем все смеются. Рад был подарком, а не ребенком — живое солнышко среди нас. Даже Альдис стал проявлять какие-то эмоции, брать его на руки, показывая что-то в зоопарке, или катая на плечах.

Когда к четвертому дню читатели перевалили за 500 человек, праздновать не было сил. Люсий уложил Рада и пришел ко мне в комнату. Я принесла с кухни бутылочку вина, нарезку сыров и мы просто устало посидели, вяло болтая.

— Мил, мы завтра переезжаем с Радом. Поможешь? — Люсий упрямо сжал губы, твердо глядя на меня. — Не хочу пересекаться с Тори в его доме и быть обузой, мешая вашим отношениям.

Я тяжко вздохнул, принимая его решение — в некоторых вещах этот милый омега был настойчив, — Конечно помогу, Люси. Только если ты согласишься, что я оплачу три месяца проживания в квартире. Я обещал, что помогу тебе с переездом и устройством на работу, и ты говорил, что примешь мою помощь. Тем более, что за работу с рукописью ты деньги брать отказываешься.

— Хорошо, Милли, уговорил. — Он погладил меня по волосам. — Устал? Ты последнее время неважно выглядишь. Не надо так торопиться с этой книгой. Я понимаю твое желание быть независимым и богатым, но поверь, утерянного здоровья потом не купишь ни за какие деньги.

Я опустила голову и все-таки решилась задать важный для меня вопрос, — Люси, скажи, почему может дико хотеться секса? У омег и альф бывает гон? — губы мои пересохли и я торопливо облизнула их, смущаясь смотреть в лицо друга.

— Скучаешь? Я тебя понимаю… Я ведь тоже скучаю по мужу. Понимаю, что он козел, но…

— Нет, Лю, дело не в этом. У меня постоянное желание секса. Мне страшно. Может это какая-то болезнь? — возя кусочком сыра по тарелке, я ждал и боялся услышать причины возможного недомогания. Желая и не желая услышать, что это возможный гон.

Люсий задумчиво поболтал вино в бокале.

— Да нет никакого гона в природе. Ни у омег, ни у альф. Это только в специфической литературе пишут для любителей горяченького. Знаешь, Милли, тебе надо показаться врачу. Это может быть гормональный сбой из-за стресса или по другой причине. Или беременность. Помнится, на ранних сроках я с ума сходил, желая мужа и секс у нас был на всех поверхностях и плоскостях в доме. Хорошо, что я продал этот дом, иначе от этих воспоминаний вовек бы не избавился…

— Нет, Лю, это точно не беременность. Тори заставил меня сделать тест, и он оказался отрицательным. А к врачу идти страшно. Не люблю больницы. Давай выпьем за здоровье!

— Чин-чин, Милли! Будь здоров!

В день, когда Тори должен был вернуться, я ждал его с внутренним трепетом. У меня назрел к нему серьезный разговор, и то, как мы расстались уже было подернуто дымкой и не казалось таким уж серьезным — столько всего случилось за это время, что оно перекрыло все плохие моменты. Да и дела требовали решения. Тот же пресловутый день рождения, на котором настаивали папа и отец. Хотя отец просто шел на поводу у папы. С одной стороны, не хотелось расстраивать родителей, зная, что их сын мертв, а я незаконно занимаю его место. С другой стороны, я была вымотана и в корне не любила пристального внимания. Даже мысль — быть центром средоточия взглядов неизвестных мне «родственников» и «друзей» семьи вызывала приступ паники. Я никогда не умела говорить речи, выступать, рассказать простой коротенький тост было проблемой. С тех пор ничего не изменилось.

Вместо приезда Тори позвонил, когда я уже укладывалась спать. Простое «Алло» бархатом продрало во мне горячую дорожку, пролившись расплавленным оловом в грудь. Я откинулась на подушку, поудобнее устраиваясь, разглядывая тени на потолке и пытаясь вспомнить ту уйму вопросов, которые накопились. Ни одного. Зеро. Гадство!

— Не разбудил?

— Я так рано не ложусь. Некогда.

— Похвально! Никогда не думал, что трудоголизм передается укусом. — усмехнулся Тори. Я так и видел, как его глаза становятся ярче, а улыбка кривит красивый рот с мягкими губами. Неосознанно я потрогала метку на голом плече и она запульсировала, посылая кровь по венам быстрее.

«Вася! Где ты? Вечно тебя нет, когда ты нужен! Что мне ему говорить?»

«Силь ву пле, дорогие гости!.. Силь ву пле… Же ву при, авек плезир! Господи прости, от страха все слова повыскакивали.» — подсказал Васятка, такой же растерянный, как и я.

— Кстати, у тебя неплохо получается писать. Как тебе удавалось так долго скрывать свой талант? — тепло спросил Тори.

— Так же, как тебе удавалось скрывать своего любовника. — вырвалось у меня.

— Ты о чем? — напрягся он.

— О чем или о ком? У тебя не один любовник? Сколько их, Тори? — прошипела на парселтанге, сбивая локтем со стола кружку — красивую, большую, с милым зайкой. Звук разбившейся вдребезги кружки заставил дернуться и я чуть не выпустила из рук телефон.

«Договорной брак, Тася. Договорной. Задокументировано. Милош подписал. Точка. Проехали. Забудь. Забей. Запей.» — настойчиво бубнил сусел.

— Вообще-то я позвонил сказать, что задерживаюсь на несколько дней. И хотел обговорить празднование дня рождения. — Независимым тоном произнес муж.

— М-м-м! И до тебя добрался мой папа? — притворно сочувствующе хмыкнула.

— Добрался. Так как бы ты хотел отметить день рождения, муж?

— Никак! Чтобы никто не беспокоил, закрыться в своей комнате и никого не видеть, — буркнула возмущенно.

— Рано тебе еще по-стариковски в одиночестве замыкаться. Неужели ничего не хочется — покупаться в теплом море? Забраться на самую высокую гору? Покататься на лыжах? Или чего-нибудь такого же сумасбродного? Все-таки двадцать лет не каждый день бывает… Ну, на крайняк, розовую шубку, кольцо с огромным розовым камнем? — все-таки сбился на подначивания Тори.

— Спасибо. У меня уже есть один подарок, — интонацией ослика Иа сказала я. — Статуя.

— Тогда придется согласиться на тот сценарий, который для тебя придумал твой папа. Не обессудь. Времени осталось мало, а бороться с ним, что писать против ветра. Кажется, я теперь знаю, в кого ты такой упрямый.

— Кто бы говорил! Можно подумать, ты у нас белый и пушистый. Неужели кто-то когда-то сомневался, что ты альфа? Зачем так давить?

— Прости. Просто я планировал сегодня вернуться домой, но обстоятельства не позволяют. Извини, что сорвался на тебе! — усталость Тори чувствовалась по голосу, почти такая же, как у меня. И внезапно жалость кольнула в сердце.

— Ладно, проехали.

— А ты скучал по мне, муж? — интонация его плавно сменилась на игривую и притихшее было желание снова плеснуло теплом по телу, приподнимая голову у «совести», которая всегда была на стреме, в полуготовности.

— А ты? — внезапно жарко выдохнула я.

— А почему не позвонил? — я прямо чувствовала, как у него приподнимается бровь.

— Навязываться? Пфе! У слизней нет лапок, чтобы звонить…

— Спой мне ту песню, Милош!

— Что? — резкая смена разговора удивила меня, и сердце застучало в груди сильнее, отдаваясь звоном в ушах. — Какую песню?

— Хааалилуууйяяя… Халилууууйя… — тихим баритоном напел Тори.

В горле пересохло, а разбитая кружка с лужей воды на полу ничем не могла помочь.

— Я не в голосе, Тори, — рука сама скользнула на член и сжала его через ткань пижамных штанов.