— Мой, — выдыхаю я, утыкаясь лицом в его волосы. Он протяжно, тихо стонет, соглашаясь.

— Да, моя Лили. Да.

cruel life

Лили

— Милый, поможешь? — шёпотом спрашиваю я, кусая губу, и поворачиваюсь к своему любимому мужчине спиной, показывая скрытую изящными вставками «молнию», идущую от низа рёбер к копчику.

Дориан в идеальном тёмно-синем смокинге, такой сексуальный и очень красивый. Его тёмные волосы, глаза, отражающие оттенок костюма, такие яркие и голодные, когда его взгляд скользит по моему телу, — высшее искусство, которое только можно узреть. Он подходит ко мне ближе, отвечая:

— Конечно, крошка.

Голос Дориана — мёд. Он стягивает обе стороны платья так, что я на мгновение перестаю дышать и вновь шумно выдыхаю, ощутив прикосновение губ на задней стороне шеи. Дрожь проходит вдоль тела. Он быстро застёгивает платье и оборачивает меня к себе лицом за талию, заставляя мой шлейф окружить ноги. Прижимая ближе, мой идеальный мужчина смотрит на меня сверху вниз.

Склонившись ко мне, он будто волк жертву, обнюхивает мои волосы и лицо, до самой шеи… уткнувшись в неё, он шумно втягивает воздух. Я сглатываю, боясь пошевелиться.

— Ты прекрасно пахнешь, — хрипит Дориан.

— Kenzo, — сиплю. Он отрывается от шеи и пристально смотрит в мои глаза.

— Ты прекрасно выглядишь.

— У Софи прекрасный стилист, а у тебя — вкус, — мягко улыбаюсь.

— Дело не в этом. Всё — халтура по сравнению с тобой. Знаешь, Лили, я не отпущу тебя одну ни на минуту.

— Дориан…

— Понимаешь, я не могу рисковать тобой? — его голос дрогнул. Он закрыл глаза, чтобы восстановить душевное равновесие, взяв мою руку в свою и крепко сжав. — Я люблю тебя. Ты самое ценное, что у меня есть. Я не могу поверить, что когда-то мог желать боли больше, чем тебя. У нас всё быстро закрутилось. Ты сама это видишь, ты прекрасно это знаешь, поэтому я боюсь быстрого конца. Месяцы с тобой были самыми счастливыми в моей жизни, и ни один день, ни одна секунда в моей жизни не пролетала быстрее, чем они. Ты и есть моя жизнь, Лили Дэрлисон. Я не могу тебя потерять.

— Эй, малыш, — шепнула я, припадая к нему всем телом ближе и проникая пальцами под рубашку, царапая ногтями грудь, — Ты никогда меня не потеряешь, — кладу руку на сердце, которое бешено бьётся и тяжело сглатываю, — Я забрала твоё сердце, а в тебе стучит моё. Я знаю заранее, что всё у нас с тобой будет хорошо. Ты мне веришь?

— Лили, — с его губ рвётся вдох, глаза становятся больше, — Пожалуйста, скажи мне, чего Батлеры хотят от тебя? Я же знаю, что ты знаешь не приблизительно, а наверняка. Я хочу тоже знать. Мне нужно знать, к чему готовиться. К убийству или всё отдать. Я ко всему готов.

— Дориан, — еле выдавила я, подступившие слёзы меня душили, — Дориан, пожалуйста, не думай о плохом и не говори такую… невероятную ерунду, которая разрывает мне сердце. Ты прекрасно знаешь, что мы доверяем твоему дедушке и Арбалю.

— Арбалю я настолько не доверяю, — прошипел он, — А тебя я вообще никому доверить не могу!

— Дориан, — шепчу, сжимая волосы на его затылке, и утыкаюсь лбом в лоб, вытянувшись. Господи, даже на восемнадцатисантиметровых каблуках надо вставать на носочки! — Со мной всё будет хорошо. Я тоже люблю тебя, очень сильно и никогда не позволю себе так ранить тебя. Ты меня не потеряешь, — я потрепала его чёлку. Он шумно улыбнулся. Я уткнулась носом в его шею. Дориан обвил руками мою талию и медленно покружил по гостиной из-за тяжести платья, длинны шлейфа, я смеялась в его крепких, таких сильных руках — от счастья и любви, которое рвалось из меня: неважно слезами или смехом — мне просто было не сдержать этого чувства.

Когда он завязал бабочку, а я влезла в более высокие шпильки цвета электрик, подходящего под платье — мы спустились к ожидавшему нас лимузину. Я чувствовала, что выгляжу роскошно. И безумно была рада, когда поймала себя на мысли, что теперь знаю, какой любимый цвет у Дориана. «Надо прикупить белья синего оттенка», — пронеслось в моей, опьянённой смесью наших духов, голове.

Мы шли, держа друг друга за руки. Уже в салоне мы примерили наши маски. Моя — на короткой трости — синие крылья бабочки, а у Дориана — тёмно-синий бархат в стиле Мистера X. Он стал выглядеть ещё сексуальнее. Про меня он загадочно произнёс:

— Вот моя мошечка, мой мотылёк и дорос до бабочки…

— Мошечка? — широко улыбнулась я.

— Когда я впервые тебя увидел, то подумал: «Что в гримёрной такой актрисы, как Джессика, делает эта моль?», — рассмеялся он. Я хлопнула его по плечу, он смеялся ещё громче. — Но ты же уже бабочка, крошка…

— Однако мошка оказалась очень проворной, если смогла так трансформироваться, — шепчу, подмигивая.

— Мошка стала очень любимой, — он потёрся носом о мой.

— Как и голубоглазый дьявол, — улыбаюсь. Дориан целует меня в щёчку, его смех потоками тёплого воздуха разливается по уху к шее. Я смотрю ему в глаза, когда он отстраняется с нежной улыбкой. Со стрижкой он ещё больше напоминает мне того Дориана, которого я видела впервые…

Когда мы вышли из машины на красную дорожку, нас встречали услужливые конферансье, в кругу наряженных людей, стоящих по бокам «голливудской» тропы, вспышками выдавали себя фотографы. Рядом с ними стояли девушки «майки-джинсы», что совершенно не котировалось с этим вечером и только по блокнотам, ручкам и ободкам наушников на головах, было понятно, что это журналистки. У стены особняка Греев опять стояла знакомая мне телевизионная камера. Репортёрша с симпатичным известным лицом, встав к ковровой дорожке вполоборота, говорила что-то в микрофон, а увидев нас чуть ли не запрыгала. Когда мы дошли до конца, к дому, она уже было хотела задать нам вопросы, но Дориан улыбнулся так обезоруживающе, — да ещё и подмигнул, — что бедняжка, сойдя с ума от внимания, растерялась и мы последовали дальше. Когда вошли в холл, я ущипнула Дориана за бицепс. Он шикнул, с широкой улыбкой посмотрев на меня и нахмурился, увидев мою физиономию:

— В чём дело?

— Хватит улыбаться направо-налево другим тётям, — пробубнила я. Дори рассмеялся.

— Ревнуешь, что ли? — я ущипнула его ещё раз, и он расхохотался громче. В моей груди всё внутри теплело от его смеха.

В главном зале, совмещённом с просторной верандой, двери которой распахивались в необъятный сад, — на своеобразных тронах за столиком, прямо напротив устроенной среднего размера сцены, — сидели король и королева — Кристиан и Анастейша Грей. Увидев нас, они замахали нам руками, царская особа мужского пола поднялась, подала руку своей королеве. С широкими улыбками и сияющими глазами, которые, как мне казалось, светились ярче позолоты на их роскошных изящных масках, они подошли к нам — невероятно красивая пара — и поприветствовали нас с такой теплотой и достоинством, что дух захватывало.

Я убрала маску от лица, отчего получила ещё больше одобрительных вздохов и покружилась в платье по их просьбе, невольно привлекая к себе постороннее внимание. Кристиан и Анастейша нахваливали меня так, сколько им хватало красноречия, а его было хоть отбавляй. Я думала, что сгорю от смущения, и для меня было безмерной радостью, когда я увидела Айрин и Теодора в превосходно-белом цвете.

— Мои дорогие! — с широкой улыбкой произнесла Айрин, поглаживая меня по плечу, — Какие же вы у меня красивые, просто загляденье. Три дня вас не видела, уже соскучилась!

— Мы с Лили были заняты целыми днями, постоянно вместе, — с искренним счастьем говорил Дориан, — Ходили в театр, я показывал Лили её новую гримёрную, выбирали платье в молле, ездили на ранчо и даже катались на яхте по Пьюджет-Саунд…

— Так-так, хватит, иначе я сейчас по белому побелею от зависти, — рассмеялась звонко Айрин, — Мы с Теодором только и делали, что организовывали праздник.

— Вы с Теодором только и делали, что бездельничали! Свой юбилей в будущем году я вам не доверю, — пропыхтел мистер Грей старший, Анастейша цокнула языком, а Теодор закатил глаза за орбиты — это было видно даже через маску и очень смешно выглядело, но я, хоть и с трудом, всё же смогла сдержаться.