Изменить стиль страницы

— И ты не боишься? — вдруг подал голос Сех. Он так редко вступал в беседы, что теперь все обернулись к нему. — У тебя же нет никакой возможности защититься от када-ра.

— Боюсь, — признался Сони. — И еще как. Но это мой долг.

— Я думаю, мы все боимся, кто-то больше, а кто-то, кто уже привык к этому страху, меньше, — добавил Виньес. — Только дураки или хвастуны говорят, что они не испытывают страха.

Горбоносый, в лучших традициях занудства вещая банальностями, явно пытался успокоить Сеха. Тот пропустил все мимо ушей.

— Долг перед кем? — спросил сехен.

— Что значит — перед кем? — опешил Сони. — Перед кинамцами.

— И что ты такого им должен?

Сех внимательно смотрел на него. Похоже, ответ был для него очень важен, но Сони молчал. Не мог же он, в самом деле, выложить правду — что Дети Ночи появились на Севере из-за него.

Хотя он мог сказать другую правду. Во всяком случае, за последние месяцы эта фраза стала для него истиной.

— Я гвардеец, а задача гвардии — помогать людям, защищать слабых и устанавливать в Кинаме порядок и справедливость, — повторил Сони то, что когда-то сказал ему Келси.

Сех вздохнул, уперся ладонью в подбородок и стал разглядывать пляшущие языки огня с таким видом, словно услышал какую-то несусветную глупость.

— Мальчик, — напряженно произнесла Ниланэль. Казалось, она специально так уничижительно к нему обратилась, хотя по правилам стражнице следовало называть его гвардейцем. — А ты считаешь, что никому ничего не должен?

Он поднял на нее взгляд. Сони заметил, что некогда горящие упрямством глаза Сеха опустели. Единственное, что в них отражалось, это равнодушие.

— Те, кому я действительно что-то должен, сгорели на погребальных кострах или их накрыла своей повязкой глупости богиня Тарга.

— Так думать недостойно гвардейца, — нахмурилась Ниланэль. — Что тогда ты тут вообще делаешь? Поджал бы хвост и сбежал из Кольведа, если тебе плевать на тысячи погибающих людей.

Сони предостерегающе стиснул ее запястье. Сейчас не время для ссор, пусть ему и самому хотелось хорошенько врезать мальчишке. Зря Кален из-за спешки отложил перевод Сеха, надо было сделать это до битвы с када-ра, а не после…

— Я не говорил, что мне на них плевать, я говорил, что я им ничего не должен, — поправил сехен.

Виньес резким движением спрятал письмо во внутренний карман мундира.

— Похоже, ты забыл гвардейскую присягу: принося ее, ты поклялся служить Кинаме и кинамскому народу, а это долг и есть.

— Да, похоже на то.

Этот звучный, сильный голос не принадлежал ни одному из членов отряда. Сони ощутил, как от неожиданности вздрогнула Ниланэль, горбоносый же, наоборот, изобразил на лице раздраженную мину.

Только Миррана этим прекрасным вечером и не хватало.

Квенидирский настоятель отправился с армией в качестве войскового жреца, совершать молебны, принимать у солдат жертвы для богов и вести душеспасительные беседы. В общем-то, он и пытался этим заниматься, но всем, во всяком случае отряду, было ясно, что его главная задача — присматривать за Сыном Цветка. Мирран почти не отходил от него, ястребиным глазом следя за тем, что он делает и говорит, и иногда вмешиваясь. Перепадало и отряду, неприязнь к которому Мирран и не пытался скрывать. Оставалось лишь удивляться, как при такой честности и прямолинейности он выжил в клубке змей, который представляло собой жречество, и вдобавок стал настоятелем. Хотя, возможно, именно эти качества и подкупали в нем паству.

Мирран, подошедший со стороны палаток — поэтому его никто и не заметил, медленно приблизился к костру, щурясь на каждого, кто здесь сидел. Руки он держал сцепленными за спиной; его черно-белая суконная мантия трепетала на ветру.

— Убийцы, — обвинительным тоном произнес Мирран, глядя на Виньеса. — Воры и распутники, — это относилось, судя по всему, к Сони и Ниланэль, — и изменники родины, забывшие, кому они должны служить, — Сех, в отличие от помрачневших Виньеса и Сони, спокойно выдержал его взгляд. — Сын Цветка подобрал себе не самых достойных подчиненных.

Горбоносый фыркнул.

— Предлагаете обсудить его достойного надсмотрщика, из-за которого в Квенидире погибли сотни горожан?

— Предлагаю обсудить, какой пример вы показываете солдатам, — парировал жрец. — К вам приковано внимание всей армии. Сын Цветка потребовал не расформировывать вас и возглавить вашу четверку, показав тем самым, что вы ему ближе других собратьев. Вы должны быть образцом для подражания, а вы вместо этого осмеливаетесь делать заявления, которые легко счесть изменническими.

Сони стоило больших усилий не напомнить настоятелю, что некоторые его высказывания в квенидирском храме тоже очень смахивали на мятеж. Увы, спорить с Мирраном было себе дороже — уж слишком хорошо у него был подвешен язык, кроме того, офицерство армии магов заранее стояло на стороне человека, вместе с королевой объявившего о сошествии с Небес Дитяти Цветка. Так что любая попытка противостоять жрецу была обречена на провал.

Тем не менее Виньес хотел что-то ему ответить — он единственный не уставал вступать с ним в постоянные пикировки, зная, что аристократу вставлять палки в колеса не так легко, как безродным Сони или Сеху. Видимо, не захотев очутиться в центре обмена колкостей, Ниланэль встала.

— Куда ты? — встревоженно спросил Сони.

Она отвернулась от Миррана, косо на него глянув. Стражница была примерной прихожанкой, но квенидирского настоятеля недолюбливала. Если бы он меньше упорствовал при выведении прихожан из города, ее отец мог быть до сих пор жив.

— Мне действительно пора к своей пятерке, — признала Ниланэль, с извинением глядя на Сони.

— Зови, если что, — кивнул он.

На прощание он притянул ее к себе и нежно поцеловал — во-первых, потому что ему этого хотелось, а во-вторых, чтобы насолить жрецу, который за успел надоесть своими наставлениями до колик. Тот, как всегда бывало в подобных случаях, неосознанно потянулся к старому браслету на запястье.

— Распутство — грех, за который боги отправляют умерших в Бездну, — сказал Мирран, как только Ниланэль отошла на достаточное расстояние. — Я мог бы повенчать вас, чтобы вы были готовы к испытанию, которое для нас скоро устроят боги.

Сони пожал плечом, наблюдая за тем, как подруга идет между шатрами.

— Это невозможно. У нее где-то на Севере муж, который не видел ничего плохого в том, чтобы избивать ее и обвинять в гибели сына, но который так и не дал ей развода. Все, что я смог для нее сделать, это оставить в Кольведе прошение, чтобы о ней позаботились, если я умру.

— И тебя не беспокоит грех, который на вас лежит? — осуждающе спросил жрец.

— Разделить чье-то одиночество — это не грех. А если и так, то мне все равно пропадать в Бездне, а Ниланэль боги должны пожалеть, если им ведомо хоть какое-то милосердие.

— Какая беспечность, — Мирран покачал головой. — Легкомыслие — грех намного более серьезный, чем другие, потому что именно из-за него случаются самые страшные трагедии. Я поговорю насчет тебя с Сыном Цветка. Посмотрим, что по этому поводу решит ребенок богов, на которых ты с такой легкостью полагаешься.

Виньес за его спиной тихо фыркнул. Все отлично знали, как поступит Кален — скажет брату несколько успокаивающих слов и притворится, будто ничего не было. Он принципиально отказывался браться за такие вопросы перед битвой с када-ра, понимая, что если никто не выживет, то исполнять его приказы потом будет некому, а портить отношения между членами группы, которая должна слаженно действовать во время боя, было глупо. И чего Мирран добивался своей угрозой?..

Хотя может быть, он как раз понимал, что делает. Сони с дрожью вспомнил нравоучения, которыми Кален снабжал их с Дьердом перед отъездом из Эстала. Роман со стражницей Сони с командиром еще не обсуждал, пока тот лишь сопровождал их многозначительными взглядами, но молчал. Вероятно, потому что большую часть времени он отсутствовал, совещаясь с Вьюрином и тренируя магов. Не исключено, что, когда все закончится, Кален вышвырнет вора из гвардии, заставив заботиться о любовнице и ее семье. Сони был готов взять за них ответственность, и даже больше, однако перспектива вылета из гвардии его не радовала. Куда он пойдет с камнем королей в груди и профессией карманника? Разве что в стражу. Но мало того что от мысли служить среди «истуканов» Сони передергивало, так еще и его «особенность», как называла это Ниланэль, вызовет слишком много вопросов. С другой стороны, Виньеса никто не выгнал из отряда, когда его угораздило вляпаться в скандал с Каламьин.