— Да если бы, — злобно прошипел Гирдин.
Он поклялся, что будет вести себя тихо, и затыкать ему рот, как Хиду, не стали. Обещание парень сдержал. Сони подозревал, что Гирдин все-таки сквернословит — в уме. Сам бы он так костерил бывших подельников, чтобы темные боги наверняка услышали его проклятия и утащили тварей в Бездну. Желательно живьем.
— Если это те бандиты, то не страшно, — рассуждал Ирьяс, пропустив замечание Гирдина мимо ушей. — Вы ведь с легкостью защитите нас от них, правда, лейтенант Кален?
— Правда… — тоскливо протянул тот. — Ирьяс, я вас прошу, помолчите, пожалуйста. Из-за вашего голоса… Я не услышу, как к нам подбираются враги.
— Да? — встревожился судья. — Хорошо, хорошо, я буду нем, как рыба…
Какое-то время отряд шел молча. Затих даже Хид, у которого, видимо, от собственного гудения разболелась голова. Затем возле дороги снова треснула ветка.
Все случившееся после этого уложилось в доли мгновения. Кален внезапно поднял руки, начиная воздвигать вокруг отряда щит. Воздух со свистом рассекли несколько стрел, разрезавших мрак белым оперением. Одна из них отскочила от магической преграды прямо перед Сони — не будь щита, она бы вонзилась ему в живот. Вторая вошла в Хида — он погиб сразу, безмолвно рухнув в снег. Третья пролетела мимо. А четвертая воткнулась Калену в грудь, отбросив командира назад. Себя он собирался оградить щитом в последнюю очередь — и не успел.
Ирьяс и Гирдин истошно заорали. Запаниковавший конь заржал, взбрыкнув копытами. Ниланэль вскрикнула, пытаясь удержать его, чтобы животное не скинуло с себя седоков и не ускакало. Сех и Виньес ощерились магическими дротиками, но метать их было не в кого. Фигуры напавших терялись в ночном мраке, и гвардейцы не видели никого из врагов — только темень, сосны и ели.
— Кален! — крикнул Сони, бросаясь к нему.
Командир, перекосившийся на правый бок, прижимал руку к торчащему из груди древку. Поток, исходящий от спрятанного под одеждой Сердца Сокровищницы, преобразовался во множество тонких струек. Сверкая живым золотом, они с бешеной скоростью потекли в разные стороны от отряда, теряясь между стволами деревьев. Тотчас раздались звуки падающих тел.
— Магия! — крикнул кто-то поразительно близко — как показалось Сони, шагах в пяти от него. — Ухо…
Что-то покатилось по склону. Вероятно, это был труп последнего из врагов. Кален, с шипением выпустив воздух сквозь зубы, опустился на колени. Его лицо испугало Сони — бледное, искаженное, с глазами, которые в ночи были черными, как Бездна.
— Все живы? — прошептал он.
— Хид мертв, — быстро ответил Сони, подхватывая его под руки. — Остальные целы.
Командир неожиданно тяжело лег в объятия, и если бы не Виньес, то завалился бы прямо на древко, воткнув его еще глубже в плоть.
— Кален, — взволнованно позвал Виньес. — Ты как?
Но он уже потерял сознание.
Глава 19. Горькая правда
Невеньен стремительно шла по Эстальскому замку, развевая красно-синие юбки. Позади вприпрыжку, изредка вспоминая, что первая служанка королевы должна вести себя изящнее, бежала низкорослая Шен. Опережая ее, гордо вышагивали два высоких и, как на подбор, длинноногих мага-телохранителя — Ваньет и Парди.
Встреченным в коридорах лордам Невеньен вежливо улыбалась, но шаг не замедляла. Она не остановилась, даже когда к ней подскочил Мелорьес со своей женой и двумя дочерьми — он надеялся, что чем чаще его девочки будут оказываться рядом с королевой, тем быстрее для них найдется выгодная партия. Невеньен с трудом представляла, как это взаимосвязано, и тем более ее не волновало замужество отпрысков эльтина южных земель. Сейчас у нее были проблемы поважнее — с Севера пришли новости о Ламане и Квенидире.
Писем оттуда не было уже достаточно долго, хотя раньше отчеты исправно ложились на стол королевы каждое утро. Последнее, что ей сообщили, это что када-ра напали на Квенидир. Ни потери, ни результаты применения университетских изобретений пока известны не были, и Невеньен немного боялась того, что она может прочитать в кабинете. Особенно после того, каким удачным для нового правительства был миновавший месяц. Не зря же в Кинаме говаривали: «Два хороших дня, посланных Небесами, воздаются четырьмя плохими от Бездны».
Конечно, до счастливой и безмятежной жизни было как до Небес, и все же дела, кажется, налаживались. Например, удалось получить помощь от каснарского короля Миегора, перепуганного, что када-ра могут перекинуться с Кинамы на его земли. Кое-кто из советников опасался, что высокомерные каснарцы махнут рукой на старых врагов, но Каснар еще не забыл тот ужас и разрушения, которые ему причинили триста лет назад Дети Ночи. Так что теперь в составе кинамской армии появились отряды каснарских магов, призванные воевать против када-ра.
Воодушевляли Невеньен и сехены — впервые за сто лет они стали сами приходить в войска. Пока подобных случаев было не так много, но Невеньен утешала себя тем, что это только начало. Особенно ценными оказались маги, пополнившие ряды новобранцев и готовящиеся выступить на Север.
Вообще армия давала больше поводов для радости, чем что-либо другое. Невеньен прекрасно понимала, что с момента ее коронации прошло всего два с половиной месяца и впечатляющих результатов ждать пока рано. Оттого она вдвойне ликовала, когда Стьид и Пельтьес делали обнадеживающие доклады о прекрасной подготовке войск, а в армию магов прибывали новые солдаты. Кто только к ней ни присоединялся! Даже немощные старики, которые просили их довезти на телегах до поля боя. Всего магов на службе королевы теперь насчитывалось около двух тысяч. Маги впервые собирались в таком количестве со времен Мареса Черного Глаза, и пусть Стьид тихо называл их сбродом — в основном они были необученными или вообще неспособными по-настоящему сражаться, но даже он признавал, что их боевой дух необычайно высок. Солдаты армии магов рвались в бой с чудовищами, которые разоряли их земли, и когда Невеньен приходила на изрытую тренировочную площадку, от их приветственных криков у нее трепетало сердце.
Во всем остальном дела обстояли не так радужно. Непросто оказалось договориться с купеческими гильдиями о поставках продовольствия, все еще волновались знать и простолюдины, становилось все больше заброшенных земель, а некоторые города, наоборот, трещали по швам от притока населения… Но Невеньен была уверена, что со временем ей удастся с этим справиться. А часть проблем поможет решить Дитя Цветка, зревшее в храме Небес и Бездны под надзором Рагодьета.
С легкостью взбежав по лестнице, Невеньен промчалась через приемную с секретарями — Окарьету, еле успевшему вскочить для поклона, взяли помощника. В кабинете сидел Тьер, задумчиво наблюдающий за пламенем в жарко растопленном камине. Грудь старика тяжело вздымалась — он не успел отдышаться после подъема по крутым ступенькам. На столе, на самом видном месте, лежало письмо, заклеенное красной сургучной печатью с изображением расправившего крылья орла, — то самое, ради которого сюда спешили и Невеньен, и Тьер.
— Оставьте нас с советником наедине, — приказала она всем, кто зашел следом за ней.
Как только дверь закрылась, Невеньен быстрым шагом подошла к письму, сломала печать и пробежала глазами убористые строчки. А затем тяжело рухнула на свое сиденье, хлопнув ладонью с бумагой по столу. Тьер поднял брови.
— Квенидир взят Таннесом, — ответила она на его невысказанный вопрос.
— Неужели он осмелился?..
Невеньен протянула ему бумагу, чтобы он мог убедиться в этом сам. Разведчики упомянули, что на сторону Волка перекинулся давний союзник истинного короля — лорд Марнет. Если бы он не привел бывшему генералу неожиданно большую подмогу, возможно, Таннес не решился бы занять целый город, который было гораздо сложнее контролировать, чем крепость. Но все же это произошло.
Невеньен покачала головой, укоряя саму себя в наивности. Она полагала, что Кинама объединится перед угрозой уничтожения Детьми Ночи, но, видимо, подобное могло произойти только в сказке. На первом месте у людей все равно оставались личные счеты. Марнет, человек, который не сбежал к Гередьесу даже после гибели Акельена, не нашел иного времени совершить предательство, кроме как когда Невеньен наконец-то захватила власть. Он ратовал за традиции, поэтому отвернулся от королевы, узнав, что она пообещала расширить права сехенов. Какая печальная ирония — Кинама, не успевшая собраться воедино, опять раскалывалась из-за союза своих же народов.