Батя меня как учил: в самом начале, еще до первой схватки, нужно изловчиться и прижаться щекой к спине борца — сердце его послушать. Если бьется сильно, а усталости еще нет, значит, бьется от страха. Но у американца я не услышал сердца. Выскользнул он у меня… Морской камень…

Бросился я вперед и вцепился в него. И Илял Олмаз очень сильный, но этот — настоящая пружина. Были у него синие глаза, из всего лица только их я и запомнил, хитрые глаза; стоит мне шевельнуться, а он уже понял, что я задумал. Хоть ты и сильный, а я все равно тебя сломаю, потому как ежели ты такой уж молодец, так нечего было подсылать ко мне своих людей. Подумал я так, и мне сразу полегчало. Так полегчало, как будто после целого дня работы я выкупался и надел чистую рубашку.

И победил я его…

Всю свою силу собрал в руках, так собрал, что потом упал в раздевалке, вокруг что-то говорили, обнимали меня, а я упал прямо на мозаичный пол и видел близко-близко его рисунок. Перенесли меня на скамейку. Я не говорил, не дышал. Не помню, когда почувствовал радость. А журналисты всегда об этой минуте спрашивают и ведь не могут понять, а все придумывают, сочиняют. Потом наши мне рассказали, что в раздевалку прибегал к нам один из американцев и спрашивал карту, потому что Боб Рейли хотел посмотреть, где находится эта Болгария.

Флаг наш очень красивый… Стоял я на лесенке и весь дрожал, даже был момент, когда пришлось опереться на плечо Иляла Олмаза.

Очень красивый наш флаг. Увидел я, как он медленно поднимается над другими, услышал я наш гимн… не помню всего, потом на снимках я себя видел: наклонил голову и плачу. Плачу, а слезы капают на золотую медаль. Вот такую фотографию я привез моему сыну и, когда он вырастет, обязательно ее ему покажу. Пусть знает: был день, когда и его отец плакал.

Вот о чем я сейчас думаю. И вот какими словами. Вроде все понятно, но как только самолет приземлится, я замолкну и ничего не смогу сказать.

Больше всего люблю смотреть через окошко, как самолет снижается над Софией, когда начинают различаться черепичные крыши домов.

Люди в аэропорту машут руками. И батя мой приехал. Я его по полушубку узнал. Вперед его поставили, рядом с девушками с цветами. Мне сказали, что из самолета я должен выходить первым. Такой порядок. Только одного я не знаю — к кому мне подойти прежде: к девушкам, у которых букеты, или к бате?

Перевела Татьяна Прокопьева.

Дончо Цончев

Большая победа

За рулем был старший брат. Младший лежал на откинутом назад сиденье и сквозь полуприкрытые веки смотрел, как всходит солнце. А солнце поднималось медленно; большое, красное и сонное, оно гудело и подпрыгивало на разбитой дороге вместе с небом, вместе с ощетинившимися ветвями подстриженных вязов, вместе с птичками и сверчками, которых невозможно было разглядеть при скорости сто тридцать километров в час, но в лесу они наверняка были. Все выглядело именно так: подпрыгивал не автомобиль, а солнце, не он, а жаворонки и спящие сверчки неслись назад со скоростью сто тридцать в час, и не он, а весь окружающий мир, задыхаясь и свистя, мчался вперед вот уже двадцать девять часов без остановки.

И пусть весь мир перевернется, пусть земной шар треснет, как расколотый орех, но на этот раз они непременно должны победить!

Вечно последние — такими их знали все, кто интересовался этим истинно мужским видом спорта. Иногда в самом начале соревнований им удавалось вырваться вперед, они выжимали все из своей старенькой машины, но потом, как правило, мощные автомобили соперников настигали их, обходили и оставляли позади себя в облаке пыли, а вечером победители наполняли блестящие кубки шампанским и угощали неудачливых братьев.

Оба они были здоровыми и сильными, и, казалось, ничто не мешало им выиграть ралли хотя бы один раз. Старший брат с детства играл в футбол, отлично бегал и прыгал. В школе он одерживал победы почти во всех видах спорта, но так уж случилось, что ни одним из них не занимался серьезно.

И только теперь, когда ему было уже за тридцать, страстно увлекся автоспортом. Он делал все, что было в его силах, вот уже несколько лет принимал участие в каждом ралли, но…

Как тяжело ему было постоянно проигрывать! Оказавшись в свои годы где-то на среднем уровне, старший брат никак не мог смириться с этим положением и на свои занятия автоспортом смотрел как на последнюю возможность. Он хорошо понимал, что этот вид спорта завоевывает неслыханную популярность, ведь недаром за длительной борьбой на дорогах следили сотни тысяч болельщиков — он видел их по всей стране, видел даже ночью, и совсем скоро лучшие гонщики с надписью «НРБ» на груди будут мчаться по европейским дорогам, защищая эти дорогие буквы. Что может быть важнее? При одной мысли о такой минуте его сердце замирало и в голове теснились десятки трудных вопросов.

Юность младшего брата была похожей. Он добился значительных успехов в боксе, но после маленькой житейской неурядицы ушел из спорта, как раз в тот момент, когда тренеры всерьез заговорили о нем и стали связывать с его именем большие надежды. И когда к неудавшейся боксерской карьере прибавились постоянные поражения в ралли, от его естественной, свойственной каждому сильному и ловкому парню уверенности в себе почти ничего не осталось. Чувство неуверенности росло в нем быстро, как бесполезный и прилипчивый сорняк, постепенно овладевая им и проявляясь во всем, к чему он прикасался. Душа его была очень хрупкой, поэтому, вероятно, было сильным тело, словно созданное, чтобы защищать душу. Какой-нибудь листок, оттенок, дуновение ветра могли повлиять на важные для него решения, но не многие догадывались об этом, обманутые его внешним видом. И когда в очередной раз он терпел поражение и видел, что все его надежды вновь превратились в еще один упущенный шанс, в глубине души что-то страшно кричало, ругало его, ненавидело, заставляло ругать и ненавидеть других. Далеко он зашел в своей ненависти, слишком далеко… Постоянные поражения и неприятности провоцировали его самым ужасным образом, но он привык молчать.

Он молчал почти все шестнадцать часов, пока вел машину от старта и до середины маршрута, молчал и сейчас, откинувшись на сиденье и уставившись в прыгающее большое и красное солнце. Он великолепно прогнал свою часть маршрута, старая машина в его руках делала чудеса, и сейчас брат ни в чем не уступал ему, но оба они не смели радоваться заранее.

Ведь не раз они уже радовались, а потом все шло наперекосяк. И сейчас это могло случиться. Впереди их ждал подъем на вершину Столетова — момент, когда гонщики выходят из борьбы, предоставляя слово моторам своих машин. Здесь братья всегда терпели неудачу. Вот и на этот раз — стоило им миновать первые повороты подъема, как в зеркале показался растущий силуэт «вартбурга».

— Двадцать четвертый нас догоняет, — сказал старший брат.

Младший промолчал, только бросил взгляд назад и вытащил из кармана сигареты. Как сабля блеснув над асфальтом, бампер атакующего «вартбурга» рассекал их надежды, а решетка над ним, похожая на раскрытую пасть чудовища между огромными глазами-фарами, готова была проглотить с таким трудом завоеванную разницу во времени. Вслед за «вартбургом» показался еще один автомобиль, «фиат» номер тридцать четыре, который столь же яростно шел по их следу. Через несколько минут братья уже видели эти машины впереди, а немного погодя их обогнали две «шкоды» — они пронеслись мимо со страшным воем, почти одновременно, словно сцепившись в смертельной схватке. И еще семь-восемь машин обошли их до конца подъема.

Теперь начинался спуск, а это было их стихией. Для спуска не нужна мощная машина. Только смелость и ловкость, и еще врожденное чувство движения, как считали специалисты. Поэтому с самого начала спуска старший брат буквально сросся с рулем и педалями и казался уже частью машины или, точнее, она казалась частью человека, и по его осунувшемуся, посеревшему от бессонной ночи лицу младший понял, что брат сейчас превзойдет самого себя. Ведь в этой схватке речь шла не только о проигрыше или победе в ралли…